Поэтому в правительство Литвы, сформированное Креве-Мицкевичусом, вошел бывший министр финансов при режиме Сметоны Э. Гланаузкас, а единственным коммунистом был министр внутренних дел. В эстонском правительстве И. Вареса коммунистов не было совсем – в его составе преобладали социалисты и беспартийные. Только в Латвии коммунисты добились включения в состав правительства, возглавленного беспартийным А. Кирхенштейном, четырех членов компартии, но президенты Латвии – Ульманис и Эстонии – Пятс сохранили свои посты, и лишь бывший президент Литвы Сметона эмигрировал – естественно, в Германию.

Взвешенность осуществленных мер обусловила то, что новые правительства пользовались несомненной поддержкой населения. Это была вынуждена признать даже комиссия АН Эстонской ССР, готовившая идеологическое обоснование выхода страны из состава Советского Союза.

«Большая часть народа Эстонии, – отмечается в докладе «академиков», – приветствовала новое правительство по различным причинам: демократически настроенная интеллигенция связывала с этим свои устремления к демократизации государственного строя, наиболее бедные слои населения надеялись на улучшение своего материального и социального положения, основная часть крестьянства добивалась уменьшения налогов, ложащихся на хутора, малоземельные и безземельные крестьяне хотели получить землю, коммунисты видели в этом один из этапов своих программных требований. Это подтверждают многочисленные митинги, народные собрания, резолюции трудовых коллективов и программные документы созданных новых организаций».

Сталин не ограничился мерами стратегического переустройства Прибалтики. Он уже не мог больше откладывать и решение другого вопроса. В эти же дни он форсировал изменение ситуации на юго-западе страны. Еще при заключении советско-германского договора о ненападении Сталин оговорил заинтересованность Советского Союза в Бессарабии.

Однако к реализации этого пункта договора он приступил лишь сейчас, спустя почти год. Он понимал, что, занятый «поглощением» Франции, Гитлер не станет отвлекаться на «второстепенные» проблемы. Учитывал он и то, что вернуть добровольно территории, отторгнутые от России в результате Гражданской войны, Румыния может не согласиться.

Сталин не дал возможности немцам на осмысление его целей. Уже на следующий день после капитуляции Франции, 23 июня, посол Германии в СССР фон Шуленбург телеграфировал в Берлин: «Срочно! Молотов сделал мне сегодня следующее заявление. Разрешение бессарабского вопроса не терпит дальнейших отлагательств. Советское правительство все еще старается решить вопрос мирным путем, но оно намерено использовать силу, если румынское правительство отвергнет мирное соглашение. Советские притязания распространяются на Буковину, в которой проживает украинское население…»

Расчет Сталина оказался правильным, и в своем ответе послу 25 июня Риббентроп просил посетить Молотова и заявить, что «Германия остается верной московским соглашениям. Поэтому не проявляет интереса к бессарабскому вопросу». Однако в отношении Буковины, которая ранее «была территорией австрийской короны и густо населена немцами», он проявил озабоченность. Он просил высказать, что «имперское правительство вместе с тем надеется, что в соответствии с московскими соглашениями Советский Союз сумеет решить этот вопрос мирным путем».

Встретившись с Молотовым, в этот же день посол телеграфировал в Берлин, что на рекомендацию отказаться «от Буковины, которая никогда не принадлежала даже царской России… Молотов возразил, сказав, что Буковина является последней недостающей частью единой Украины и что по этой причине Советское правительство придает важность разрешению этого вопроса одновременно с бессарабским…».

Не давая немцам переосмыслить последствия происходящего, Сталин действовал решительно и быстро, практически основываясь лишь на устных договоренностях министров иностранных дел СССР и Германии. 26 июня Молотов вызвал румынского посланника Г. Давидеску, которому заявил, что «в 1918 году Румыния, пользуясь слабостью России, насильственно отторгла от Советского Союза (России) часть его территории – Бессарабию… Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого… Советский Союз считает необходимым и своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно с Румынией к немедленному разрешению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу. Правительство СССР считает, что вопрос о возвращении Бессарабии органически связан с вопросом о передаче Советскому Союзу той части Буковины, население которой в своем громадном большинстве связано с Советской Украиной как общностью исторической судьбы, так и общностью языка и национального состава». Ответ Молотов потребовал на следующий день. Это был почти ультиматум.

Германия не была заинтересована в такой войне. Поэтому, извещенный о требованиях, предъявленных СССР Румынии, Риббентроп поручил Шуленбургу посетить румынского министра иностранных дел и сообщить, что «во избежание войны между Румынией и Советским Союзом мы можем лишь посоветовать румынскому правительству уступить требованиям Советского правительства…». Румыния последовала совету немцев. Ее войска получили приказ отойти без боя, организованно. Бессарабия вместе с частью Буковины была занята войсками Красной Армии без кровопролития.

Повторим, Сталин своевременно и верно оценил ситуацию. Решая вопрос о Бессарабии, он воспользовался моментом и осуществил мощное давление на Германию, а через нее и на правительство Румынии. Он понимал, что сейчас руки у Германии были связаны. В этот момент, когда на просторах Европы решалась судьба мировой истории и немецкие танки, «пропоров» Францию, заставили Париж капитулировать, Вермахт реально не мог выступить в поддержку Румынии. Германия остро нуждалась в нефти, а война Румынии с Советским Союзом могла лишить ее этого источника.