— Я полагаю, сэръ Гэй, — сказалъ онъ:- что намъ слдовало бы выхать немедленно. Дорога отвратительная, а спустя нсколько времени зги Божьей видно не будетъ.

— Такъ что же? Подемъ, — возразилъ Гэй. — Зачмъ заставлять ждать много. Мистриссъ Лэвирсъ, прощайте! Благодарю за угощеніе. Я скоро пріду къ вамъ опять.

Усвшись въ кабріолетъ, старикъ Мэркгамъ заворчалъ что-то на счетъ гадкихъ мостовыхъ въ Мурорт, но Гэй не далъ ему времени выговорить ни одного слова.

— Что за ужасное мсто Кулебъ-пріоръ! сказалъ онъ, обращаясь къ управляющему.

— Не знаю! По моему, у насъ тамъ лучшій арендаторъ Тоддъ, — возразилъ Мэркгамъ. — Платитъ аренду день въ день и землю улучшаетъ.

— Что это за человкъ?

— Лихой фермеръ. Плутъ естественный, это правда, но до меня это не касается.

— Да вдь у него тамъ вс дома развалились.

— Въ самомъ дл? Немудрено. Они у него вс ходятъ по найму. Непроизводительныхъ расходовъ Тоддъ знать не хочетъ, и потому онъ не кладетъ ни одного фартинга на ремонтировку домовъ. Да и жильцы-то у него хороши, нечего сказать! Трое изъ нихъ попались нынче осенью въ браконьерств. Но мы ихъ крпко поприжали. Ловкіе молодцы, за столько верстъ идутъ стрлять чужую дичь.

Въ былыя времена Гэй, при одномъ намек на браконьера, выходилъ изъ себя отъ бшенства, но теперь для него люди сдлались дороже дичи и, вмсто того, чтобы входить въ подробности совершеннаго преступленія, онъ, къ великому удивленію Мэркгама, вдругъ повернулъ разговоръ.

— Кто тамъ священникомъ? Бэлрейдъ, кажется?

— Да, извстный ужъ всмъ человкъ. Мн онъ очень не по нутру, да что-жъ станешь съ нимъ дилать? Нужно же было отдать въ наемъ церковный домъ. Деньги онъ платитъ аккуратно: не гнать же намъ его.

— Намъ нужно его смнить, непремнно, — сказалъ Гэй такимъ ршительнымъ тономъ, что Мэркгамъ ушамъ своимъ не поврилъ.

— Пока онъ живъ, мы не имемъ права его смнить; посл его смерти распоряжайтесь, какъ хотите. Но онъ такъ кутитъ, что долго не продержится, это по крайней мр утшительно, — сказалъ старикъ,

Гэй вздохнулъ и задумался. Мэркгамъ снова заговорилъ:

— Отчего вы такъ быстро собрались домой? — спросилъ онъ у Гэя. — Вы могли бы, кажется, дня хоть за три увдомить меня о своемъ прізд.

— Я все ждалъ писемъ изъ Гольуэля, — грустно отвчалъ Гэй.

— А что? Вы не поссорились ли съ опекуномъ? Неужели и вы пошли по старой дорог? съ испугомъ и какой-то тоской въ голос произнесъ старикъ.

— Меня опекунъ заподозрилъ понапрасну, — возразилъ Гэй. — Я не выдержалъ и надлалъ ему грубостей.

— Эхъ! сэръ! попрежнему-то вы вспыльчивы, неукротимы! сказалъ Мэркгамъ, качая головой. — Давно я вамъ толкую, что вашъ раздражительный характеръ, рамо или поздно, до добра не доведетъ.

— Правда! истинная правда! произнесъ Гэй такимъ покорнымъ тономъ, что старикъ мигомъ разнжился съ нимъ, а разсердился на мистера Эдмонстона.

— Въ чемъ же онъ это вздумалъ васъ подозрвать? спросилъ онъ Гэя.

— Въ томъ, что я будто бы игралъ въ С.-Мильдред.

— А вы не играли?

— Никогда въ жизни!

— Зачмъ же опекунъ вамъ не вритъ?

— Онъ воображаетъ, что у него есть доказательства противъ меня. Не знаю, какимъ образомъ онъ это узналъ, но дло въ томъ, что мн пришлось выдать небольшую сумму денегъ одному извстному итроку въ С.-Мильдред; мой опекунъ узналъ это, и тейсрь увряетъ, что я самъ проигралъ эти деньги.

— Почему же вы не покажете ему своей расходной книги?

— Потому что у меня такой книги и въ завод нтъ, — отвчалъ очень наивно Гэй.

У Мэркгама спала съ плечъ гора, онъ понялъ, что Гэй дйствительно не виноватъ, а что между нимъ и опекуномъ вышло одно недоразумніе; но онъ все-таки отвелъ душу тмъ, что въ продолженіе двухъ миль съ половиной читалъ мораль молодому баронету, представляя ему вс пагубныя послдствія неаккуратнаго счетоводства. Гэю было не до него, онъ весь отдался сладкимъ воспоминаніямъ дтства. Вотъ между горами потянулась лсистая долина, гд онъ застрлилъ перваго тетерева; вотъ камень, о который онъ сломалъ свой ножъ, длая геологическія розысканія; вотъ прудъ, гд онъ зимой катался на конькахъ; вотъ разщелина въ скалахъ, откуда онъ любовался моремъ. Онъ не могъ удержаться, чтобы не подпрыгнуть отъ восторга, сидя въ кабріолет, когда еще издали послышался гулъ его сдыхъ волнъ. Какъ Мэркгамъ ни ворчалъ на него, требуя, чтобы онъ сидлъ смирно, но Гэй, съ бьющимся отъ волненія сердцемъ, чуть не вылетлъ изъ экипажа, стараясь поближе вглядться въ милаго, стараго друга. Потянулись луга, покрытые верескомъ, правильными кучками сложеннаго торфа и сухаго папоротника. Гэй напрягалъ все свое зрніе, чтобы вглядться въ темную даль и разсмотрть домикъ стараго лсника, котораго онъ очень любилъ. Они взъхали еще на гору, и затмъ опять спустились въ роскошную долину, сплошь засянную молодой пшеницей. Тутъ грунтъ земли перешелъ уже изъ торфянаго въ красноглинистый; трава была сочная, деревья раскидистыя, красивые коттэджи, окруженные садами, далеко не напоминали собой бднаго Кулебъ-пріора. Домъ Мэркгама былъ просто игрушка, вс его стны были покрыты вьющимися растеніями; рядомъ съ нимъ виднлся блый отштукатуренный домикъ доктора съ гербомъ Морвилей на фронтон; а тамъ возвышалась церковь съ неизмримо-высокой башней, почти скрывая за собой домъ церковнослужителей; по другую сторону дороги шла стна, окружающая паркъ съ главнымъ домомъ. Вороты были растворены настежь, а у воротъ стояла старая Сарра, то и дло присдавшая отъ умиленія. Гэй выскочилъ, чтобы поздороваться съ нею и поберечь бднаго Лысаго, потому что тутъ ужъ вплоть до крыльца дома шла извилистая дорога въ гору, вся усыпанная свжимъ щебнемъ, по ней очень трудно было взбираться лошадямъ. Гэй побжалъ впередъ, но недалеко отъ дома онъ свернулъ опять въ сторону, вскарабкался на высокій, каменистый обрывъ — и обмеръ отъ восторга.

Прямо подъ его ногами бушевало море; втеръ свободно разгуливалъ по его поверхности и, высоко подымая брызги волнъ, окатывалъ Гэя знакомымъ влажнымъ воздухомъ. Замокъ Рэдклифъ стоялъ на высокой скал, которая острыми, обрывистыми уступами шла вплоть до моря; глазамъ Гэя представился небольшой заливъ, защищенный скалами; дале виднлся островъ Блэкъ-Шэгъ, о которомъ онъ говорилъ Эмми, и прямо за нимъ выдавалась угломъ маленькая рыбачья деревня, пріютившаяся подъ каменнымъ сводомъ огромнаго обрыва, и имвшая въ своей пристани около 18-ти лодокъ. Гэй стоялъ, смотрлъ и не могъ насмотрться! Онъ вдыхалъ полной грудью свжій морской воздухъ и молча наслаждался сознаніемъ, что онъ у себя дома, что его ждутъ преданные старые друзья; горько ему было вспомнить, что Эмми нтъ подл него, что она не вмст съ нимъ дюбуется этой величественной картиной, но ему все-таки легче дышалось роднымъ воздухомъ, чмъ въ Оксфорд; онъ зналъ, что тутъ ужъ нтъ людей, которые не врили бы ему и не любили его. Постоявъ нсколько времени на краю обрыва, онъ повернулся назадъ, сбжалъ внизъ и посплъ добраться до дому и нагнать Мэркгама, только что подъзжавшаго къ крыльцу. Вся прислуга была на лицо. Увы! ихъ было немного. Уильямъ Делоренъ — гольуэльскій знакомый; Арно, урожденецъ изъ Швейцаріи, бывшій куръеръ, впослдствіи дворецкій покойнаго сэръ Гэя; и, наконецъ, мистриссъ Дру, старая экономка Рэдклифскаго дома. Вс они трое громко и радостно привтствовали своего молодаго барина, но голоса ихъ были совершенно заглушены стукомъ колесъ кабріолета, который съ громомъ влетлъ въ четвероугольный мощеный дворъ, окруженный такими высокими стнами, что туда, по словамъ Филиппа, какъ будто и лучъ солнца не проникалъ. Поздоровавшись съ прислугой, Гэй взбжалъ но каменной лстниц, въ огромную мрачную залу, а оттуда прошелъ въ библіотеку, гд въ камин горлъ яркій огонь; заказавъ мистриссъ Дру обдъ по своему вкусу, онъ пригласилъ Мэркгама откушать вмст съ собою и отпустилъ всхъ людей.