Шрифт:
Ты встречаешь ее, говоришь заклинание, которого не знаешь, и она либо превращается в идеал, либо не превращается. Кажется, я пошел по кругу. Но об этом позже. И вот что важно! Теперь важно найти этот полуфабрикат, у которого, правда, точных признаков нет, и примет, знаков, подсказывающих, что это и есть тот заветный полуфабрикат, тоже нет! Но найти его надо. Чтобы он превратился в мой идеал. Потом. И лучше без заклинания, потому что я его всё равно не знаю. Как-нибудь взял, стоп, взяла и превратилась. В идеал… Мама, мама… Да и ты, отец, тоже помог!
Мама, мама, а ты знала, что я захочу тебе позвонить и сказать всё это, и захочу спросить, и буду ждать ответа. Потому и попросила сразу по прочтении тебе не звонить. Я и так знаю, что бы ты мне сказала. Ты, как обычно, сказала бы, что всё просто и даже примитивно, хотя закон Эшби никто не отменял.
Я запомнил это с детства, я нашел формулировку закона и не хуже, чем «Отче наш» до сих пор могу воспроизвести формулировку закона необходимого разнообразия: системой управляет то, что проявляет наибольшую гибкость. Только какое отношение понятие «система» имеет к женщине? Мужчина, понятно, – системен во всех проявлениях и по структуре своей является системой. Сложной системой. Точнее, сложно-примитивной. Мы состоим из обозримого количества сложных компонентов, например, инстинкт охотника или жажда победы. Эти сложные элементы связаны и взаимодействуют друг с другом предельно просто. До совершенства просто, то есть примитивно. Инстинкт охотника помогает наладить процесс, способ действия, а жажда победы фокусирует на результате. И всё понятно, и сила нашей «системы» бесспорна, и она сильнее всего, кроме женских капризов и непредсказуемости. И если в порядке бреда предположить, что женщины – тоже система, хотя это будет преступлением против логики, и хотя бы какие-то общие принципы в нашей организации должны быть, то… Всё сходится…
Я начал рисовать на листке бумаги схематически мужчину «как систему», а рядом женщину как, прости Господи, «систему». Получается, что женщины состоят из примитивных компонентов, т. е. таких, что не поддаются логическому разложению на составные части, например, дурь, капризы, хлопание глазами и их закатывание, надувание губ и так далее, но зато количество этих компонентов сосчитать невозможно. Количество этих элементов стремится к бесконечности, потому что так система адаптируется к изменяющимся условиям. Они, эти элементы, взаимодействуют хаотично и меняются друг с другом местами, не подчиняясь никаким законам природы или логики. Получается, что нестабильно как количество взаимодействующих элементов, так и их состав. И всё-таки, возможно ли как-то посчитать, хотя бы приблизительно, количество элементов в системе? Конечно, в данном случае, количество определяется наступлением момента усталости считающего. Получается интересная картина: хаотично существующее огромное количество примитивных по сути элементов, взаимодействующих на пределе возможной сложности. Именно поэтому такую примитивно-сложную систему почти невозможно обозреть и назвать системой. Тогда по закону Эшби, чтобы управлять этой бессистемной системой, нужно обладать гибкостью большей, чей у нее. Возможно ли это? Если я отвечу на этот вопрос, то в следующие десять минут изобрету вечный двигатель.
Пойдем от частного. Разобраться хотя бы в ситуации с этими несчастными туфлями. Если все примитивно-сложные системы зациклены на одном и том же, то есть ли смысл менять женщину, еще не надоевшую тебе, только из-за ее нытья по новой паре туфель? Да уж, закон Эшби работает даже здесь. Мама опять права. Меня ведь всё устраивает, только на туфлях всё время спотыкаюсь. Есть ли рычаги управления? Можно начать работать на опережение: самому предлагать ей покупать туфли и отслеживать, что покупается, чтобы мне доставляли эстетическое удовольствие и ее туфли тоже. Или предупредить, что со мной не надо говорить о туфлях. Никогда. Покупать – пожалуйста, молча и не афишируя.
Надо подвести итог. Вопрос с туфлями закрыт. Кроме туфель надо еще отслеживать устремления в прическе – особенно тенденцию к отстриганию волос. А то мундан придет всем, и мало никому не покажется. И еще опасность – ощущение дружбы, на которое ведешься, а потом психуешь. Что-то еще… Кто я? Я устал. Смертельно. Мне по-прежнему скоро двадцать три. Я сложно-примитивен. Я дурак. Я робот…
Прямо так, в момент очень ясного сознания и активного мыслительного процесса, я заснул.
Проспал часов двенадцать. Разбудил звонок телефона. Позвонил друг и позвал на вечеринку. Как смог привел себя в порядок, прибрался на даче и поехал. По пути заехал в магазин – купил женские туфли, чтобы был аргумент для предстоящего примирения, и решил на вечеринку всё-таки заехать. Без спутницы. А потом – домой и мириться.
Веселье вовсю набирало обороты. Охота-рыбалка у девчонок была в самом разгаре. Так забавно их рассматривать на таких вечеринках. По их прикиду можно точно определить, на кого именно каждая из них сегодня объявила охоту. Цвет волос определяется не природой, модой или ее собственным цветовым пристрастием, а предметом охоты. «Говорят, что Клаус любит блонди». И возле Клауса вьется стайка очень похожих барышень-беляночек.
Глаз споткнулся об одну – сидит без «удочки» и без «ружья». Она на фоне целеустремленно одетых девушек выглядела странной. Слишком короткая стрижка – такая только на очень узкий круг любителей, представители коего на этой вечеринке замечены не были. Макияж тоже напрочь лишен прагматизма. Хотя нет. Дело было даже не в макияже. Прагматичного блеска лишены были ее глаза. Ее глаза вообще были лишены блеска. Они зияли. В темноте казались совершенно черными. И зияли. На фоне общего мерцания и блеска зияющие глаза выглядели очень странно. Она сидела одна. Кругом довольно громко звучала музыка, а вокруг нее будто бы была тишина.
Я направился в сторону странной, но меня под белы рученьки подхватили две нимфы – вырваться из этих красивых, слабых, но невероятно цепких рук мне составило некоторого труда и времени. А не-охотница по-прежнему сидела одна и зияла своими глазами. Как черные дыры они меня притягивали. Странное меня никогда особо не привлекало. Загадок не люблю, тем более там, где весело. А здесь мне стало интересно, и я к ней подошел.
– Странно, столько «добычи» вокруг, а Вы не охотитесь. Выпьем?
– С чего Вы взяли? Спасибо, я уже, – она показала на высокий стакан с чем-то прозрачным.
– Джин-тоник?
– Минеральная вода без газа.
Она говорила тихо. Мне приходилось к ней наклоняться, чтобы хоть что-то расслышать.
– И как? Веселит?
– А то.
– И всё-таки очень странная у Вас стратегия.
– Зато эффективная.
– В чем эффективность?
– Мне только кажется или я сейчас сама с собой разговариваю?
– Неужели мишень – я?
– Теперь – да.
– Почему?
– Не пассивный.
– Сомнительный комплимент.
– Какой уж есть.
– А Вам на воздух не хочется?
– А Вы никак с любимой собачкой пришли?
– К сожалению, нет.
– Интересно, почему после пятиминутного разговора Вам захотелось выгулять меня?
– Здесь обстановка не для разговоров.
Она кивнула. Мы вышли на улицу. Я смотрел на рыжий ежик ее волос.
– Почему у Вас такая короткая стрижка? Длинные волосы выглядят более привлекательно.
– Для Вас?
– Для меня.
– Ну, я была не в курсе.
– И всё-таки. Это Ваша обычная прическа?
– Нет, мне так захотелось. Сильно захотелось коротко подстричься. Совсем коротко. А в парикмахерской поняла, что хочется почти под ноль. Видимо, надо было состричь какую-то информацию.
Внутренне я вздрогнул. Будто бы она читала вслух дневник моей ма. Я смотрел на нее и подумал, что у мамы, наверное, была точно такая же стрижка, когда она поехала в Альпы.
– Молодой человек! Внутри Вас живет какая-то мысль. Вы меня слушаете, но как фон, а на самом деле обдумываете что-то своё. Мне несложно вещать в режиме радио. И не обидно. Вы просто скажите мне, я тогда не стану стараться формулировать мысли, а буду просто собирать всякую чушь.
– Вы действительно думаете, что я замечу разницу?
Она впервые повела себя как обычная женщина: выпучила глаза, а потом начала усиленно хлопать ресницами.
– Что?!
– Девушка, а Вы уверены, что не замужем?
– Вы так боитесь, что я скажу Вам «да»?
– Наоборот.
– А! Поняла! Боитесь позариться на залежалый товар?
– Опять наоборот.
– Однако… Фамилия Жириновские у Вас случайно в родне не встречается?
– Почему спросили? – теперь удивлялись мои глаза.
– Это может быть только генетическая форма одаренности быть одновременно перпендикулярным и параллельным одной и той же прямой.
– Зачем Вы здесь?
– На самом деле всё просто. Я здесь проездом и завтра уезжаю.
– Куда и зачем?
– В Париж. Жить. Буду служить переводчиком в посольстве.
Меня коротнуло второй раз.
– А давайте обменяемся сувенирами?
Она вздернула брови.
– На память, – добавил я.
– Сначала скажите, какой сувенир ждете от меня.
– Номер телефона.
– На Ваш номер обменять не соглашусь.
– Не предлагаю. Не столь наивен. Уже.
– Тогда?
– Туфли или …?
– Достаточно. Туфли – этого достаточно.
– Тогда пошли, – я взял ее за руку и повел к своей машине.
С заднего сиденья жестом фокусника извлек коробку. Из коробки столь же фраерским жестом были извлечены туфли. Рыжие замшевые с гладким деревянным каблуком. Ее глаза загорелись. Туфли идеально подходили к цвету ее волос. Она взяла правую. Перевернула и стала что-то на них изучать:
– Тридцать шестой. Как по волшебству – мой размер. Первые пять цифр – Ваши.
– Тридцать шестой?! – я схватил левую туфлю и увидел цифры «36».
– Судя по Вашей интонации, – она показала на туфлю в моей руке, – и выражению лица – размер должен был быть другим.
– Определенно: фокусы закончились и начались чудеса.
– Чей же, по-вашему, это промысел?
– Не знаю, но размер должен был быть тридцать седьмой. Я не мог ошибиться – просил именно тридцать седьмой.
Она надела правый. Молча забрала у меня левый и надела его тоже. Проделала какие-то манипуляции, сделала несколько шагов.
– Отличные. У Вас есть вкус. Вторые пять цифр – тоже Ваши. Тем более, что эти туфли никому, кроме меня, не подойдут.
– Спасибо, успокоили.
– И заметьте, я не спрашиваю, что эти великолепные туфли делали на заднем сиденье Вашей машины. И почему оказались у меня.
– Заметил. Но я всё-таки спрошу, почему эти туфли-таки оказались у тебя.
– Да, не спорю, что правильные десять сантиметров каблуков посильнее брудершафта будут… Ты – так ты.
– Таки почему?
– Честно?
– Как на исповеди.
– Новые туфли хочется всегда… – она закатила глаза.
Я стоял и любовался. Она так трогательно закатила глаза и запрокинула голову, потом стала раскачиваться на каблуках и засмеялась, потом сощурила глаза и хитро спросила:
– Можно я тебя поцелую?
– Можно, – я расправил плечи, закрыл глаза и замер в ожидании.
Она огляделась по сторонам – ничего подходящего, на что можно было бы встать, чтобы достать до моего лба, не было, поэтому, встав на цыпочки и вытянув шею, она поцеловала меня в щеку.
– Это называется «поцелуй»? – я не мог скрыть разочарования.
– Это называется «можно поцеловать», – она улыбалась.
– Ты точно была одна на вечеринке?
– Напоминаю, что у тебя осталось всего два вопроса.
Я искренне удивился.
– Для чего?
– Для всего или ничего.
– А почему именно сейчас их стало два?
– Все предыдущие будем считать за «раз».
– Но почему?!
– Перебор. Это уже третий вопрос.
– Но!
– Да-да! Именно! Тебе остались только восклицания, комментарии, предположения, но не вопросы! Хватит задавать вопросы – пора давать ответы, советы, делать комплименты и предложения.
Я включил в машине музыку и молча пригласил ее на танец.P.S. Утром, когда я проснулся на даче, то первым делом взял в руки дневник. Не читал, а просто листал. Записи закончились, но страницы в ежедневнике еще оставались. Я листал пустые страницы. Листал медленно. На предпоследней странице увидел еще одну запись: «Сын, очень грустно, когда книжка заканчивается страницами для заметок. Книжка не должна заканчиваться пустыми листами. Я, как и ты, всегда долистываю до конца в надежде, что последним будет слово. Последние слова часто заставляют начать читать сначала. Туфли – это, конечно, очень важно. Но и не важно тоже. Если есть танец. Сын, я надеюсь, что тебе будет с кем танцевать. Танцевать всегда. Танцевать сердцем. Как мне…». Мы танцевали на улице возле машины, я чувствовал, что встретил женщину с идеально дурными для меня генами. И еще она очень убедительно говорила о туфлях. Очень убедительно. Даже убедительнее мамы…
2008 г.
Автор текста – Лина Дорош – lina.dorosh@yandex.ru
Автор обложки – Александра Салтанова – shtat_4@mail.ru
Редактор и корректор – Мария Очеретина – ocheretina@yandex.ruПримечания
1
Sentir bon (фр.) – хорошо пахнуть
2
Bonjour (фр.) – Здравствуйте.
3
Comme vous voulez (фр.) – Как хотите.
4
Moi (фр.) – я
5
Toi (фр.) – ты
6
Оui (фр.) – да
7
Vous comprenez? (фр.) – Вы понимаете?
8
С’est tout (фр.) – Это всё.
9
Non (фр.) – нет
10
Qui (фр.) – кто, который