– Я так и понял, что не спится. А почему?

Он так поправил мой плед, что я как-то сразу успокоилась. Мне стало даже неловко за недавние громы-молнии в глазах.

– Оказывается, – неожиданно тяжелый вздох вырвался из моей груди, – я боюсь темноты.

Он тоже тяжело вздохнул.

– Понимаю, а у меня запой.

– Я в курсе. Пятый день.

– Боитесь темноты?

– У Вас запой.

Мы вздохнули синхронно.

– Осуждаешь.

– Понимаю. В этом доме по-другому ночь не пережить. Вам надо гостиницу поменять – и всё наладится.

– Зато здесь ни телефона, ни Интернета, ни электрического чайника – хорошо.

– От такой хорошей-то жизни и пьете?

Он достал пачку сигарет из кармана, смял ее и положил обратно.

– Нет, мозги хочу промыть.

– Клизмы хорошо помогают мозги промыть и для здоровья они полезней запоя.

Он сделал мне капюшончик из пледа и слегка приподнял подбородок, чтобы я не только его слышала, но и видела.

– Зато пить приятнее, – он приблизил свое лицо к моему, чуть помолчал и добавил, – пошли, выпьем?

Возникла неловкая пауза. Говорить мне было трудно – движения нижней челюсти оказались слегка ограничены. Пауза приобрела затяжной характер. Он ждал ответа, а я ничего не могла сказать. Глазами пришлось показывать, что именно мне мешает говорить. Он тут же отпустил капюшончик.

– Извините.

– Спасибо за понимание, но я, пожалуй, откажусь – пойду я, попробую заснуть.

Он поднялся, открыл дверь:

– Жаль, такую ночь пропустим.

Я тоже поднялась, подобрала плед и молча зашла в открытую дверь. В коридоре жгли свечи парни в костюмах. Портье уже не было. Я и парни в костюмах ступали неслышно, а Матвей Михайлович шел громко, отбивая ритм. Ритм неустойчивый, будто ломающийся. Меня довели под конвоем до двери номера. Матвей толкнул дверь.

– Я в соседней комнате. Если что – стучите в стену. Парни спят чутко.

– Спасибо.

– Свечи не тушите, а то стену не найдете.

– Хорошо. Спокойной ночи.

– И Вы не кашляйте, – Матвей закрыл за мной дверь.

Я поперхнулась. Говорить «не кашляйте» гораздо приятнее, чем слушать, – такое открытие я сделала, пока слушала, как ломающийся ритмичный стук прошел по коридору, зашел в соседнюю комнату, стих в ванной, а потом снова зазвучал и приблизился к стене, возле которой стояла моя кровать. Здесь стук стих. Видимо, его кровать стояла ровно через стенку от моей. Стало очень спокойно. Совершенно не хотелось спать. Я придумала, что всю ночь буду прислушиваться, что происходит за стенкой. Я начала придумывать, как я буду реагировать на разные ситуации. Вот если он тихонечко постучит в стену, типа проверить, сплю я или нет. Надо ли мне тихо постучать в ответ? Мол, я не сплю. Или, наоборот, сделать вид, что сплю, и не стучать, даже не дышать, чтобы не шуметь. А может, мне проверить чуткость их сна – поскрести ногтями по стене, будто мышка? Или не рисковать, а то они еще разнесут стену в запале охоты на мышь. Я прикоснулась подушечками пальцев к стене и стала думать дальше. Какая-то важная мысль пришла мне в голову, но я ее не запомнила! Глаза закрылись сами собой. Я заснула, даже не почувствовав, как рука перестала слушать подушечками пальцев стену и упала на кровать.

Утро принесло открытие: гостиница благополучно расположилась на берегу озера. Почти на берегу. Окна моей комнаты выходили на лес, сквозь который поблескивала вода. Как только увидела блеск воды – в душе образовалось ликование. Именно так – не волнение, а ликование! Сие душевное состояние оказалось для меня, как для неподготовленного организма, сильным, странным, но приятным.

Образовалось ликование в душе моей, так мне показалось, именно от блеска воды. Я проверила: оглядела комнату, потом еще раз лес и озеро, и только озеро снова вызывало сильную вибрацию в душе моей. Образовавшись, ликование не успокоилось, а начало движение за пределы моего организма – в первую очередь оно распространило свое влияние на блеск озерной воды: она теперь не просто блестела, она сверкала немыслимо ярко. Логика, конечно, кривая, но ради такого блеска и ликования что угодно за что угодно притянуть можно. И вот, чтобы не расплескать ликование, я уселась на подоконник и не сводила глаз с озера.

Деревья надежно прятали оба края озера. Оно, и на первый, и на второй взгляд, показалось большим, будто бы уходило вправо и влево от дома и терялось где-то очень далеко отсюда. Хорошо был виден только дальний берег, на котором были аккуратно расставлены крошечные домики. Людей – не видно, не слышно. Всё время пока я старательно контролировала блеск озера, моим глазам не предстало никакого даже малейшего движения, а до ушей моих не донеслось ни единого звука. Стало немного обидно. Кроме меня никто не ликовал или просто ликовал так же тихо, как я? Кто-то сейчас сидит, не шевелясь, на своем подоконнике и сжимает плотно губы, чтобы не делиться своим восторгом. «Озеро-озеро, вот – ты, вот – солнце, вот – я, мы все здесь ликуем, а там за стенкой человек с неровной походкой в дурацких высоких ботинках не участвует в нашем ликовании. А зря! Хотя два ликующих человека в одной комнате наедине с озером и солнцем – это мне напоминает или очень это похоже… ни на что это не похоже, потому что в свадебное путешествие мы с Максом не доехали…»

Я вспомнила, как мы с Максом планировали свадебное путешествие. Он хотел, чтобы мы поехали к океану:

– Ты только представь, – говорил он мне, широко раскинув руки, – наша семья начнется на берегу океана – масштаб?

– Масштаб. А жить по приезде мы будем во дворце?

– Передергиваешь, дорогая, – он потянулся ко мне, чтобы поцеловать.

Поцелуй затянулся, Макс уже готов был отложить разговор, но мне хотелось определенности, то есть повредничать.

– Поцеловались и будет! Давай всё-таки решим – к какой воде мы поедем.

– Готов выслушать твои предложения и даже со всем согласиться – мне по большому счету без разницы, на берегу чего с тобой целоваться, хотя океан – это, конечно, океан! – он опять потянулся ко мне.

– У меня смутное ощущение, что мы что-то не то решаем.

– Не верь смутным ощущениям.

Моя рука держала Макса на расстоянии, и он вынужден был продолжать отвечать на мои вопросы.

– Ну, приехали мы к океану, – говорила я, не отпуская руку, – морю или озеру – и что?

– И ничего. Поцелуи вперемежку с сексом и едой, что еще нужно?

– Тогда зачем куда-то ехать?

– В смысле?

– Найди пять отличий с нашими обычными выходными.

– Они будут длиться две недели.

– Раз, – настроение у меня стремительно падало.

– Там тепло и светит солнце, – Макс еще ничего не заметил.

– Два.

Я убрала руку, но он не приблизился ко мне.

– Мы будем женаты.

– Три.

Макс вернулся с курорта в реальность и понял, что разговор идет уже о чем-то совершенно другом.

– Что-то не так?

– Четыре, – я уставилась в одну точку.

– Может быть, объяснишь?

– Пять. Ты меня убедил: свадебное путешествие и наши выходные – совсем не одно и то же. Мы будем на рассвете и на закате трахаться на берегу, а всё остальное время – в номере. Жрать морепродукты, пить красное вино. Губы у меня опухнут, будто в них закачали силикона. А когда через две недели мы примем вертикальное положение, чтобы двинуться в аэропорт, – голова у нас закружится. Мы приедем домой, и ты пойдешь на работу на следующий же день, а я через неделю. Это потрясающе! Решено. Мы поедем к океану.

– Всё так и всё не так. Ты же не про океан сейчас говоришь. Что ты хочешь мне сказать?

– Не про океан. Я не знаю, что хочу тебе сказать.

Макс взял мою руку и стал ее целовать, говоря:

– Знаешь, мне иногда кажется, что мы с тобой сойдем с ума. И я очень боюсь, что ты первой сойдешь с ума.

– Почему?

– Потому что тогда я тоже сойду с ума, а вылечить меня будет некому. Вылечить меня можешь только ты, а я тебя, похоже, не могу. Даже понять.

Мое раздражение рассеялось. Я положила голову Максу на грудь. Помолчала. Подняла голову, посмотрела ему в глаза. Опять уткнулась ему в грудь и тихо сказала:

– Какой там вылечить! Я не могу тебя даже вальс научить танцевать! Что мы будем на свадьбе делать?

Макс вздохнул, сделал вид, что задумался.

– У меня, конечно, есть заготовленные варианты, – начал он с серьезным видом, – но я боюсь, что ты опять до небес взовьешься…

– Я серьезна в кои-то веки – значит тебе ничто не грозит!

– Ната, ты же знаешь, что это я не с тобой – я вообще не танцую! Тем более при большом скоплении народу… – Макс обрадовался, что я повеселела.

– Я считаю, что это либо упрямство, либо лень. Надо просто потренироваться – и всё получится.

– У меня нет чувства ритма, пойми! Это не упрямство и не лень. Давай будем репетировать, давай! Если ты хочешь – пожалуйста! Каждый день по три раза. Результат, лично для меня, предсказуем.

– Выход?

– Я всё придумал! Я буду тебя долго нести на руках к столу. Под вальс. Я пронесу тебя медленно по залу, могу покружить – пусть это зачтется как танец. Ну, соглашайся, а?

– И всю свадьбу мне сидеть за столом?

– Я разрешаю тебе танцевать с кем угодно и сколько угодно, я буду смотреть как завороженный! Только не заставляй меня танцевать, пожалуйста.

– А как же подвиги во имя любви? Обещанные подвиги, заметь!

– Вот подвиги – с удовольствием! А от вальса меня уволь.

В дверь постучали. Я вздрогнула от неожиданности. Матвей спросил из-за двери:

– К Вам можно?

Я посмотрела на себя – сижу, завернувшись в покрывало, из-под покрывала виднеется ночная рубашка. Показалось, что выглядит всё это довольно прилично.

– Входите.

В номер вошел мужчина, только что сошедший со страницы глянцевого журнала. В одежде ровно столько небрежности и помятости, сколько нужно, чтобы выглядеть на миллион долларов. И это только до ремня брюк. Свежевыбритая небритость. Слегка уловимый парфюм. Тонкая серая футболка, от которой цвет глаз и одновременно мышечный рельеф стали ярче. Ниже первого миллиона долларов – дорого состаренные джинсы и ремень. Мысленно я еще раз окинула себя взглядом… Мятая ночнушка. Казенное покрывало, которое ничего не подчеркивало, а лицу придавало землистый оттенок. Еще вспомнила, как обычно выглядит моя прическа после сна, и лицо… без макияжа…

– Блин, – ликование стремительно покинуло меня, и озеро как-то резко потускнело.

– Доброе утро, – сказал Матвей голосом человека, у которого все хорошо.

– У Вас уже да, а у меня – еще нет.

– Почему?

– Если бы это Вы сидели неумытый, непричесанный, помятый после сна – Вы бы не спрашивали.

– Это мой вчерашний день, а Вы излишне драматизируете ситуацию, но переубедить Вас, вижу, будет невозможно. Посему – я удаляюсь, – он повернулся ко мне спиной, – один вопрос позвольте?

– Со спины один позволю.

– Что Вам заказать на завтрак?

– А всё, что у них есть, то и заказывайте.

– Понял и, как обещал, я не еще ухожу, а я уже ушел, – он направился к двери, – а Вы не спешите, собирайтесь столько времени, сколько нужно, чтобы и Ваше утро стало добрым.

– Спасибо.

Он вышел, я спрыгнула с подоконника и направилась в ванную. Дурацкая ванная! Идиотский кувшин! Паршивые свечи и зажигалка тоже паршивая! Меня всё бесило… всё! И особенно то, что даже утром здесь нужно зажигать свечи, чтобы элементарно! увидеть себя в зеркале. Я схватила паршивую зажигалку, чтобы зажечь паршивую свечу и тут же обожгла руку. Зажигалка выпала из рук и моментально перестала быть паршивой, а стала самой обычной зажигалкой.

Со второй попытки вполне уже прелестная свеча загорелась самым очаровательным образом. Милая, милая зажигалка тихо опустилась на полку. Милую полку! Я приняла милую ванну и еще долго плескалась, поливая себя из милого, да просто волшебного, кувшина… Только слегка побаливал ожог на пальцах, но побаливал он тоже очень даже мило… Немного огня, немного боли, немного воды – и всё вокруг стало таким милым.

Вода удивительным образом очищала и освежала кожу без геля и мыла. Ее, воду, не хотелось промокать полотенцем. Она высыхала, и кожа не попросила крема. Волосы тоже удивительным образом легли сами собой без помощи фена и средств для укладки. Краска на лицо тоже не просилась. Я надела каплю легких духов, купальник, джинсы, футболку нежного кораллового цвета и, чувствуя себя нарядной, вышла к завтраку.

Мои русские друзья уже заняли два столика. «Двое в костюмах» опять были в костюмах. Их завтрак, судя по довольным лицам, уже закончился. Они с ленцой потягивали кофе. На столе у Матвея расположились стаканы, бутылка минералки и кувшин с соком.

– Доброе утро? – спросил он голосом человека, готового ко всему, и не только хорошему.

– Теперь да, оно – доброе, – ответила я голосом женщины, способной исключительно на хорошее и очень хорошее.

Матвей с интересом изучал мое лицо минуту или две.

– Как понять женщину? – спросил он вкрадчивым голосом.

Если бы невинность имела лицо и могла говорить, то у нее было бы именно такое выражение лица и голос, как у меня в эту минуту:

– Вы о чем?

– Скажите мне: найди пять отличий Вы сейчас и полчаса назад – я бы не нашел ни одного. Но полчаса назад Вы были мрачнее тучи, а сейчас ярче солнца.

– Поэтично.

– Спасибо.

– А зачем Вам понимать женщину? Женщина – она для другого.

– Для чего же?

– Ее надо любить и принимать.

– Три раза в день до или после еды?

– Уверены, что хотите услышать ответ?

Матвей выдержал паузу, потом ответил с улыбкой:

– Уже нет. Вам воду или сок?

– Воду.

Он налил мне в один стакан воды, в другой – сок.

– Как спалось? – Михайлович подпер рукой подбородок и изобразил умиление на лице.

– Спасибо, отлично, – я выпила залпом стакан воды, – вот черт, сейчас я в каждом Вашем слове буду слышать намек.

– На что? – умиление сменилось наивным удивлением.

– Вот сейчас Вы уже точно уверены, что хотите услышать ответ?

– Я подожду до вечера, пожалуй.

– Налейте мне еще воды!

– Пожалуйста, – он с улыбкой начал колдовать над моим стаканом.

Вода лилась в стакан и сверкала на солнце, я даже залюбовалась.

– Вот именно, пожалуйста, с Вами тут совсем с ума сойду – слова уже начала пропускать.

– Не переживайте, я Вам стану подсказывать – для этого моего образования и воспитания уж как-нибудь хватит.

– Кстати, о Вашем образовании, – я сделала несколько глотков, – кто Вы по профессии?

Матвей и себе налил стакан воды. Бутылка опустела. Один из костюмов забрал ее и куда-то понес.

– Инженер, – Матвей рассматривал воду в своем стакане, будто бы обнаружил там что-то интересное.

– Инженер Вовка из тридесятого царства?

– Почему так решили?

– Только у него были двое из ларца в помощниках.

– А он был инженером?

– Он тоже работал под легендой, что зовут его Вовка.

– Будем считать, что я путешествую в компании двоих друзей.

– А я так и подумала! Вот Вы сейчас сказали – а я совсем не удивилась! Честное слово! Именно так я и подумала, что с Вами двое друзей. И даже знаю, чем Ваши друзья на жизнь зарабатывают – они рекламируют костюмы и галстуки.

Матвей пропустил мои слова мимо ушей. Эту тему он явно не собирался обсуждать. Во всяком случае, сейчас и со мной. Он продолжил какой-то свой разговор:

– Вот я шестой день вижу сквозь деревья озеро, но еще ни разу до него не дошел. Можете себе представить?

– Могу, но не буду. У меня другого утра здесь не будет – в связи с чем приглашаю сгулять до озера, а уже потом позавтракать вторым завтраком.

– А уже был первый?

– Не знаю, как Вы, а я воды в качестве первого завтрака накушалась.

Он посмотрел на наши пустые стаканы и задумчиво сказал:

– Что-то я, видимо, пропустил…

Мы поднялись из-за стола. Друзья Матвея поднялись вместе с нами.

– Какая у вас нежная дружба – трудно не позавидовать.

Он снова оставил мою реплику без комментария, прихватил бутылку воды и пошел в направлении озера. Шел медленно и опять как-то неровно.

– Ногу повредили?

– Не обращайте внимания – оно того не стоит.

– Расскажите о себе.

– Тридцать лет, маленький бизнес, пью на отдыхе.

– Столько подробностей – мой мозг бунтует против избытка информации.

– Подробнее не умею, рассказываю, как могу.

– Спасибо и на этом. А у меня всего меньше.

– Я женат, – он сказал и остановился, будто бы я должна была оцепенеть от его слов.

– Повезло, – мне удалось скрыть тень разочарования.

– Думаете?

– Уверена. Очень повезло, что не на мне.

– Вам, конечно, виднее, – сказал тихо, задумался над чем-то. Похоже, Матвей ждал от меня какой-то другой реакции.

Мы подошли к воде. Мелкие камушки. Удобный пляж. Я потрогала рукой воду – прохладная. В такой можно купаться только по особому поводу. Мне хотелось оторваться от провожатых, побыть хотя бы несколько минут без пристального внимания трех пар глаз. Особенно одной пары – серых стальных. Мне вообще захотелось, чтобы скорее приехал маленький желтый автобус и увез меня далеко от этого странного женатого и на что-то провоцирующего мужчины. Возникло ощущение, что я опять могу пойти по старой закольцованной колее, а я надеялась, что выскочила из нее. Мне непреодолимо захотелось искупаться в холодной воде.

– Матвей Михайлович, а не искупаться ли нам? – у меня было чувство, что он откажется. Это чувство навевали его ботинки. Он опять был в дурацких высоких ботах.

– Я бы с радостью составил Вам компанию, но мне очень долго расшнуровывать ботинки, а потом зашнуровывать.

Подумалось, что отступить сразу будет не очень вежливо, и я попыталась его поуговаривать:

– Матвей Михайлович, я подожду – мы же никуда не спешим.

– Наташенька, – он говорил с жирными точками после каждого слова, – я всё-таки воздержусь. Конечно, с Вашего позволения.

Стало понятно, что невежливо будет продолжать уговаривать его дальше. И я пошла к воде одна. Джинсы и футболку кинула на камешки и быстро зашла в воду. Матвей не скрываясь смотрел, как я снимала одежду, как шла к воде, как поплыла, потом сел на берегу возле моих вещей. Друзья Матвея обосновались чуть поодаль. Они делали вид, что не смотрят, но смотрели. Вода обожгла и наполнила кровь адреналином. В голове наступила ясность, которой нужно было безотлагательно воспользоваться. Долго купаться в таком количестве адреналина – сердце не выдержит. Нырнула с головой. Задержала дыхание и поплыла под водой к берегу. Вынырнула. Увидела, что Матвей стоял уже не возле моих вещей, а возле самой воды. Когда я вынырнула метрах в пяти от берега, он вернулся к вещам и сел в возникший ниоткуда шезлонг. Что-то в этом Матвее Михайловиче было такое, что мешало мне принять правильное решение.

Я вышла из воды. В первый момент воздух обжег, а потом стало холодно. Зубы застучали без команды. Матвей накинул мне на плечи свой махровый халат. На голову – капюшон. Часть подола халата легла на камушки, и холодный воздух перестал щипать кожу.

– Сп-п-п-п-п…

– Пожалуйста. А Вы иронизировали по поводу моих друзей – ай-яй-яй! А они Вам – и халат, и капюшон с халатом, и длинный халат. Теперь повернется язык, чтобы сказать про ребят, что они не друзья?

– Н-н-нет. А где еще два?

– Кто?

– Х-х-халата. Вы сами сказали, что они мне – три халата. Где еще два?

Матвей достал фляжку:

– Еще два Вам физически не выдержать – раздавитесь. Лучше вот – изнутри погрейтесь.

– Утром-то?

– Стучите дальше. Если хотите.

Я взяла фляжку. Сделала глоток. Теперь обожгло пищевод, но тепло стало растекаться по телу. Сделала еще один глоток. Матвей посмотрел вопросительно.

– Контрольный, – я протянула ему фляжку, – спасибо. Ничего, если в Вашем халате пойду?