Переяславцев Алексей
Шрифт:
Егеря и тут оказались на высоте. При них нашлись местные бинты, а я настоял, чтобы от них оторвали по кусочку, пропитали водкой и как следует обработали раны. Остаток водки я пустил на противошоковое для себя и Малаха, но остальным тоже досталось по глотку.
— Что за лекарство такое, что и пить можно? — удивился вслух сержант.
— Мы делаем. Вроде очень крепкого вина. На обеззараживание хорошо идет, но и в случае ранения; еще слегка снимает усталость.
Мои ребята тоже не были совсем уж обормотами: быстро обыскали покойников, собрали все ценное, деньги отдали егерям, соорудили носилки, хотя Малах и пытался спорить, уверяя, что до телеги верным образом дойдет, и потащили нас. Но обязательное дело у меня еще оставалось. Я знаком подозвал к себе сержанта егерей.
— У вас на пункте сбора маг есть?
— Лиценциат.
— Придете, попроси заново зарядить ваши амулеты.
Если сержант и удивился, то ничем этого не показал. Вместо этого он сказал:
— Сильную группу с вашей помощью свели. Кстати, меня зовут сержант Гуран. За мной должок… купец.
Слово 'купец' прозвучало с неприкрытой иронией. Хотел бы я знать, что он обо мне подумал.
— Это я тебе должен. Вернусь, с меня бутылка лимонной.
— А это что?
— Такое же, что ты пил, только лимонные корочки добавлены для вкуса.
— Хотел бы попробовать. Тоже сам делаешь?
— Мои люди.
— А чего не продаешь?
— Продаем, но мало производим, дорого пока что. Но тебе и твоим егерям даром. Кстати, меня зовут Профессор.
Меня погрузили в телегу, а Малах категорически настоял, что поедет верхом. Но прежде мы с ним приняли обезболивающего из ирининых запасов.
Видимо, лекарство содержало наркотик, так как голова сделалась очень легкой — до того, что ни одна мысль в ней не держалась.
На постоялом дворе отыскался бакалавр. При том, что специализация его лежала не в магии жизни, он все же слегка починил Малаха, уверив, что уж до поместья он доедет огурчиком. Само собой, до меня его не допустили. Ввиду необходимости спешить, ехали с минимальными периодами отдыха.
(сцена, которую я никак не мог видеть)
Нельзя сказать, что академик Тофар-ун ждал своего помощника третьего ранга с нетерпением. Но по причине давней привычки доводить все дела до конца появление младшего помощника даже раньше назначенного предельного срока вызвало удовлетворение. Посему молодой человек был встречен благожелательно.
В отличие от шефа, подчиненный был недоволен. Формально говоря, поручение было выполнено, о чем он и доложил, придерживаясь исключительно фактов. Но вот чутье тихо шевелилось в уголке сознания, не давая успокоиться и полностью отвлечься от этого дела.
Академик, похоже, уловил настроение помощника.
— Таким образом, имеющиеся факты доказывают, что наш горец придумал неудачную конструкцию, заказал ее у механика, убедился, что она и в самом деле не годится, и отказался от дальнейших заказов. Причем в открытую было сказано, что никаких претензий к механику у него нет. Так?
— Почти так. На всякий случай я поинтересовался, не заказывал ли горец что-либо еще. Был заказ, но это машина для производства материала на основе древесины, она может заинтересовать только столяров. К тому же машина отнюдь не готова.
Разумеется, помощник знал, что его начальник — прекрасный аналитик. Поэтому последующие слова шефа не вызвали ни малейшего удивления:
— Насколько я понимаю, у вас все еще есть подозрения, основанные на вашем чутье. А вот с фактами плохо. Так что оставьте горца в покое — на время.
Помощник все прекрасно понял и распрощался с надлежащей почтительностью. У него было еще неотложное дело. Достав в очередной раз свою бумагу порученца, он обнаружил, что магическая печать разрядилась. Помощник даже не мог припомнить, при каких обстоятельствах это произошло. Но это было не так и важно, поскольку случалось регулярно. Всего и дела, что подзарядить у дежурного лиценциата.
Разумеется, лиценциат знал свое дело. Он молча восстановил печать. Об этом мелком происшествии помощник третьего ранга забыл через пять минут.
Глава 22
Первое, что меня встретило в доме, было иринино шипение:
— Ведь я же тебе говорила! Предупреждала!
Ну да, говорила, предупреждала… А что мне делать было? Пока я раздумывал отягченным наркотиками мозгом, тело мое было схвачено и направлено на процедуры. Малаха увели в распоряжение Моаны.
Я вяло удивился, когда Моана вдруг появилась в 'операционной'. Видимо, с сержантом она справилась без труда и скоро. Они тихо спорили, причем Ира даже временами отругивалась. Потом они залили рану чем-то непонятным, потом Ира шила, присыпала, притирала. Еще потом она уперла руки в боки и отштамповала:
— Пять дней чтоб и двигаться не смел!
— Но говорить и думать можно? — робко поинтересовался я.
— Не запрещаю. Но ты все равно не сможешь. Болеть будет сильно.
Я и раньше был твердо уверен, что Ира — честная девушка, а теперь получил еще одно этому подтверждение: болело добросовестно. Особенно мерзко было ночью, но тут Ира пришла в мою комнату, легла, не раздеваясь, рядом и положила ладонь мне на лоб. Сразу стало легче; полагаю, то была хитрая нетрадиционная магия, которую я не мог погасить. По такому случаю я поцеловал девушку в ушко и уснул, хотя и беспокойно. Каждый раз, когда я просыпался, рядом стояла или лежала Ира. Даже при свете масляной лампы видно было беспокойство в глазах. И каждый раз я говорил ей, чтобы она шла спать, потому что я вполне себе (ну, почти вполне).