– Хууу, – выдохнул Лысый закатывая глаза. – Спасибо папаша, вы нам очень помогли. Пойдём мы от греха по-дальше. – Не за что, внучки, – сказал старичок. – Вы сами-то до дома доберётесь? – спросил я Боро-вичка. – А то, может, с нами? – Ага, дотопаю. Я всегда так гуляю. А со мной вам долго. Идите уже. – Счастливо тогда, – сказал я. – Пока, папаша! – махнул рукой Лысый, и мы пошли к дороге. – Чудной старик, – сказал я, выйдя на трассу. – Поживи и ты лет триста, – усмехнулся Лысый, – да ещё в Мишуково. Тоже чудным станешь. – Ага, лет триста, а какие прогулки! – Чё заагакал? Тебя старик укусил что ли? Если ска-жешь, что до Мишукова топать как раз два часа – я тебе, брат, в грудь осиновый кол вобью. Тогда я, оскалив зубы прохрипел: – Миишукооовааааа. – Вот прям дурачок-идиотом, – хохотнул Лысый. – Ты чего-нибудь знаешь об этом жутком посёлке? – Кое-что знаю, – сказал я, закуривая на ходу. – Был такой очень великий очень путешественник – Мишуков. Я его дневники читал. В них все путешествия очень дотошно описаны. А вот о Мишуково всего два слова: страшно, блин! – А старовер Мишуконтий сказал больше, – засмеял-ся Лысый. – Он… – И всё! – прервал я Лысого, хохоча. – Он просто ска-зал: больше! Только добрался до берега Мишуковского, и как заорёт: больше! – Так была открыта Мишуковская аномалия, – ржал Лысый. – Там всех клинит. – Но у местных иммунитет! – давился я от смеха. – А у пришлых башню рвёт. Чую, посёлок уж близко. – Ага, – ляпнул Лысый фишку старика, и захлебнулся смехом. – Ага! И курить не надо! Я тут же откинул окурок в сторону, и мы и вовсе чуть на асфальт не попадали – со смеху. – Местные пацаны продают минуты пребывания на своей земле, – продолжил Лысый. – Шестьдесят убойных минут по весьма приемлемой цене. – Мишуковские “копы” бьют тревогу. – Но дилер по кличке Тревога не колется. Лысый, хохоча, упал на колени в пыль обочины, а я сел задницей на край асфальта. Мы смеялись, а по дороге проносились редкие машины. Успокоившись – двинулись дальше, и вскорости по-дошли к указателю. – п. Мишуково, – прочитал Лысый. Дорога, пролегавшая средь сопок, теперь вывела нас к Кольскому заливу. Как широченная река, блистая в лу-чах солнца гладью воды, он величественно разлился меж двух крутых берегов, утопающих в зелени. На рейде, поза-ди нас, стояло два судна. А на той стороне, впереди, на-чинался Мурманск, с тянущимися вдоль береговой полосы портами. Вот ведь – рукой подать, но мы прошли лишь полпу-ти. В обход залива топать ещё столько же. – Да, Мишуково… – кивнул я. – Только смеяться рас-хотелось. – Наверное, весёлые минуты на халяву не торкают, – сказал Лысый. Посёлок располагался ниже дороги. Двухэтажка, че-тыре пятиэтажки, с десяток деревянных строений. Да три причала на берегу. – Давай спустимся? – предложил я. – Курева хоть ку-пим. – А коль папирос взять, то и на хлебушек хватит, – прикинул Лысый. – Ой, хлебушек! Хлебушек! – захлопал я в ладоши.

– Не расходуй энергию зря. Первым встретившимся местным жителем оказалась девушка лет двадцати. Она покидала посёлок, подымаясь вверх по дороге, к трассе. И, пока мы сближались, откро-венно рассматривала нас. Когда мы поравнялись, я уж хо-тел сказать ей: вы такая красивая, да яркая, что прям вот – зажмуриться. Не подскажете ли, где тут папиросы поде-шевле продают? Но неожиданно она заговорила первой: – Чего такие серые, мальчишки? – Серым звать только его, – кивнул я на Лысого. – А я – Слава. – Да и маршрут наш не детский, – сказал Лысый. – С восьми утра топаем. Повзрослели, больше в сказки про до-брых водителей не верим. – Разве что, в добрых фей, – сказал я. – Фей, – улыбнулась девушка. – А куда идёте-то? – В Мурманск, – сказал я. – Сейчас у вас курева ку-пим и дальше пойдём. – Денюшков нет, и дальше пешком? – уточнила де-вушка. – Ну, да, – буркнул Лысый. – Что ж, помогу я вам, – хихикнула девушка. – Как добрая фея. – Перенесёшь нас на тот берег? – уточнил я. – Не я, а шарик, – ответила фея. – Дирижабль? – буркнул Лысый. – Шарик – это катер, – сказала девушка. – У нас же денег нет, – напомнил Лысый. – Так катер и называется “шарик”, потому что на шару всех возит, – засмеялась девушка. – Вот, провалиться мне! – удивился я. – И что б тебе пусто было! – обрадовался Лысый. – Что, прям в Мурманск? – И прямо отсюда? – спросил я. – Ага! – кивнула фея.

И мы с Лысым, переглянувшись, рассмеялись. Фея обернулась к заливу и указала рукой: – Вон он, “шарик”. Отошёл от судна на рейде. Сейчас ещё к одному подойдёт, и – сюда. Идите к первому прича-лу. Там отъезжающие, садитесь с ними. – А с вопросами цепляться не станут? – поинтересо-вался я. – Это ж “шарик”! – хихикнула девушка. – На нём все местные гоняют. Вам повезло, что вовремя подошли. Ка-тер в пять вечера последний. – Ай, спасибо, Солнце! – воскликнул Лысый. – Если что-то, где-то, когда-то – я всегда, везде, сколько хочешь! – поклялся я девушке. – Не за что, – улыбнулась фея. – Договорились, если что-то, где-то, а сейчас к причалу спешите, а то уплывёт ваше счастье. – До свидания, – попрощался я. – Пока! – сказал Лысый. – Счастливо, мальчики, – сказала фея и пошла своей дорогой. Стоя на корме катера, который, на мой взгляд, был небольшим судном, мы смотрели на удаляющийся Мишу-ковский берег. – А папаша-то недаром говорил, что за два часа как раз поспеете, – проговорил Лысый. – Вот ведь старый чудик, – усмехнулся я. – А прикинь, мы б не курящие были. И прошли б мимо посёлка. – Не, хлебушка захотелось бы. – Ну, и что. Купили бы хлеба и попёрли дальше пеш-ком. – Да, фея встретилась натуральная, – сказал Лысый. – Это точно. А папаша просто малость не аллё. – Скажем прямо – безумен. Но помог. – Точно! – усмехнулся я. – И настроение поднял. Одно “ага” чего стоит. – Одно “ага” ничего не стоит. Чудовищная инфляция.

Это прежде за одно “ага” старик корову купить мог. Мы несли чепуху и смеялись, а Мурманский берег становился всё ближе и ближе. 3. “И чё я не спросил у феи домашний телефон?” – по-думал я, сидя за столом Лысого рядом с Катей. – Это ещё не отвратительная история, – сказала Оль-га, выслушав Ленку. И, отпив пива, поставила кружку на стол. – Я если про первое свидание с Длинным расскажу – всем подурнеет. Да, нет. Длинный не причём. Он у меня всегда красавчик. Это всё собака. – Брррр! – сморщился Длинный. – Только не про со-баку. – Про собаку, про собаку! – загорелась Лена. – Просим, просим! – поддержал её Лысый. – Да рассказывать особо нечего, – начала Ольга. – Дело уж поздним вечером было. Но лето. Тепло, солныш-ко. Мы на лавочку присели, у Семёновского озера. На-роду на удивление не было. В стороне только два мужика чего-то пили. Ну, значит, погодка волшебная. Птички там всякие. А Длинный – главный соловей. Настроение у меня лучше некуда. И тут к нам подходит “барбос”. Не хуже дру-гих дворняг. Одно ухо висит, другое торчит, морда разбой-ничья. Подошёл, посмотрел хитро, и… блеванул. Я глянул на Длинного, тот был близок к тому, чтоб по-казать всё в красках. – Блеванул отвратной субстанцией, а в ней оказалось нечто шевелящееся… – Ольга скривила лицо. – “Чужой”, наверное, из ужастика. “Барбос” опять на нас хитро так глянул, и вмиг снова эту гадость сожрал. Я сижу в шоке. Длинный топнул ногой. Собака метнулась в сторону и бле-ванула вновь. Тут уж у всех слушающих лица покривели. – Фу! – зажмурился Длинный. – А сверху бакланы кинулись. – Не бакланы, а чайки-поморники, – поправила Ольга. – Да хоть пингвины-пересмешники! – махнул рукой Длинный. – Обрушились целой бандой. “Барбоса” прогна-ли. И сами давай трепать “чужого” в блевотине. – Ой, хватит! – скривилась Ленка. – Срочно весёлую историю, – сказал Лысый. – Вер-ните моей жене цветущее лицо. – Повеселее… – проговорил я, пытаясь что-то при-помнить. Но меня опередила Катя, начав рассказывать байку, которой лет триста. И ничего, все нашли её забав-ной. Меня же одолевала тоска. К четырём утра у нас закончилось пиво. Кто б знал в былые времена, что пиво и деньги могут заканчиваться по отдельности. Лысый предложил всем остаться у них. Зав-тра ж выходной. Длинный с Ольгой согласились. Но мы с Катькой вызвали такси и в полпятого откланялись. Выпал первый снег, и пустынные улицы от этого стали светлее. Мы молча сидели на заднем сидении. Я высматри-вал редких пешеходов, которые походили на мишени в ис-кусственном городе-полигоне. Так же оживлённые группки из двух-трёх человек. Как на пустой остановке: парень с на-битым пакетом в руке, а второй, рьяно жестикулируя, дока-зывал что-то третьему, растирающему себе лицо снегом. Октябрь. Глазу снег ещё в диковинку. Он вызывает чувство близости перемен. Непременно к лучшему, хотя в памяти всплывает: окропим снежок красненьким. – Слава… – нарушила молчание Катя. – Мировому пролетариату, – улыбнулся я. – О, а я уж думала – совсем скис. – Что я, позавчерашний суп? – Нет, ты молодой супчик. Мы вышли из такси у подъезда Кати. Под ногами хру-стел снег, было свежо и тихо. Дышалось так легко! Слов-но лёгкие наполняет чистейший воздух, занесённый сюда вместе со снегом странником ветром из далёких чудесных земель. Где горы устремляют в синь неба свои, вечно по-крытые льдами, пики. У подножья которых разлились от-ражающие облака озёра с чистейшей, как слеза милосер-дия, водой. – Слав… – тронула меня за плечо Катя. – Ау, ты где? Пойдём домой. – Ты иди, хорошо? А я погуляю минут десять, и поды-мусь. Что-то так захотелось просто под небом побродить. – Господи, все мы под небом ходим. Ну, ты и чудик у меня. Ладно, тогда подожду тебя дома. – Десять минут, – напомнил я. Катя, чмокнув меня в щёку, пошла в подъезд, а я по-брел по двору, оставляя следы на первом снегу. На душе было тихо и спокойно, как этим утром на улице. Само со-бой как-то вышлось через арку в соседний двор. – Ха-ха-ха! Придурок! – раздражённо имитировала смех стремительно вышедшая из подъезда дамочка. Я остановился от неожиданности. – Чего так смотришь? – спросила подошедшая дамоч-ка. – Не видел женщину в гневе? – Я как-то в детстве у сестры косметичку импортную стырил. – То-то смотрю, смазливый такой. – Я из соседской собаки индейца делал. А у соседей семья большая. И всего один мужик – отец. Так что я сыз-мальства ещё всяких женщин в гневе повидал. – Всё равно, уж больно хорош брюнет, – ядовито ска-зала дамочка. Из подъезда донеслись торопливые шаги. – Ты со мной, или с этим? – дамочка кивнула на подъ-езд. – Ха-ха-ха, придурком! – Я сам по себе. – Ай! – махнула на меня рукой дамочка и поспешила прочь. Дверь подъезда отворилась, и на улицу выскочил мужчина лет сорока. В тапках, майке и спортивных штанах. “Кто одел бульдозер?” – подумал я, увидев его. – Лариса, ну, подожди же! Ну, нельзя же так! – послед-нее его восклицание походило скорей на вопрос. Если б мужик просто выбежал молча, то я бы уже и да-мочку обогнал. Действительно – огромный как бульдозер. Машина, способная проехать сквозь дом, вырвавшись на улицу, остановилась в опасной близости и… …и тут этот жалкий скулёж. – А ну вернись, кому сказал! – Было сомнительно, что такого командира слушаются хотя бы собственные руки-ноги. Голос мужика нелепо сорвался, казалось – ещё не-много и он заплачет. Дамочка, удаляясь решительной походкой, не обора-чиваясь, выкрикнула: – Раззява! – Вы слышали? – обратился ко мне здоровяк. – Да. – Она права, – вздохнул бульдозер. – Раззява и есть. Вечно со мной одни недоразумения. То на поезд опоздаю из-за того, что троллейбус в пробку попал. То кошелёк по-теряю, пока в магазин иду. Лариса считает, что его у меня просто украли. Что у меня вообще, голову украсть можно. А то, вот это… Здоровяк кивнул затылком на дверь подъезда. – Мы только с гостей приехали. И она разгром мне устроила: зануда ты прескучный, ухожу от тебя… Я спра-шиваю: “Куда?..” Она: “В ночной клуб!..” Я: “Так утро уж…” А она: “Значит, в утренний клуб ухожу…” Конечно, к под-руге своей поехала. По телефону шушукались… – Ну, значит, ещё у неё пошушукается, да вернётся. А вы б домой шли, чай, у нас тут не жаркие страны. – Когда Лариса собралась уходить, я вспылил… – Ка-залось, здоровяк меня не слышит. – Сказал, что она может ехать, куда хочет. Обычно я сдержан, а тут… Впрочем, я по-нимал, что она вызовет такси и прямиком до подруги. Ну, и выкрикнул – катись! Указав на дверь. У которой она и так стояла. “Давай-давай, с глаз моих!” Ларочка была так удивлена, что забыла даже сумочку. Хлопнув дверью, вы-скочила на лестничную площадку. А ведь в сумочке деньги на такси! Схватив её, я ринулся в подъезд. Так же громко, как Лара, дверью хлопнув. Догнал. Вручил сумочку, сказав: “Вы, кажется, что-то забыли”. – “Вот уж спасибо, – сказа-ла Лариса. – Жаль только, что вы так занудны, и такой раз-зява”. – “Раззява?! – воскликнул я. – Из-за того, что сооб-разил про твою сумочку?” – “Нет! – выкрикнула уже снизу Лара. – Потому что наверняка не сообразил про ключи!” Тут я ахнул и к двери рванул. Точно – не открыть! Ну, а дальше вы видели… – Жестоко она с вами, – сказал я. – Позвоните ей по моему телефону. Вернётся. – У неё нет ключа, – горько усмехнулся здоровяк. – Когда мы возвращались домой из гостей, она сунула свой ключ мне, увидев, что на площадке перегорела лампочка. Открыв дверь, я сунул ключ почему-то в свой карман. У меня хорошая память. Ещё б научиться ею вовремя поль-зоваться… – Может, выбить дверь? – предложил я. И, глядя на бульдозер в тапочках, добавил: – Делов-то. – Стальная дверь. Не выбьешь. Надо МЧС вызывать. – Я не знаю их номера, – сказал я, думая, что мужик сам бы мог в МЧС служить. Тараном. – Я знаю, – сказал здоровяк. Он взял мой мобильник и принялся набирать номер. Как ему это удавалось – непонятно. Казалось, его похожий на полено палец нажимал сразу на все кнопки. Он-таки дозвонился. Объяснил, что случилось, и на-звал свой адрес. Затем, поблагодарив меня, поспешил греться в подъезд. А я побрёл дальше. Из внутреннего кармана куртки я достал вечно нахо-дящиеся при мне телефонные наушники. И, подключив их, поставил сборник понравившихся песен. Holy Mouses сменял Э.С.Т., а за Rob Zombie, шла АлисА. Я хотел прогу-ляться самую малость, но, когда глянул на время, было уж почти восемь. Рассвело. Я шёл по центральному проспекту города средь спешащих куда-то в воскресную рань прохо-жих. Катька не позвонила. Уснула. Ну, а мне спать совсем не хотелось. “А не посетить ли стольный град Североморск?” – по-думал вдруг я. Полчаса, и я там. Город закрытый, но у меня был рабочий пропуск. Хотя чисто по работе ездил лишь однажды. Приятелей там у меня хватало. В последний раз, когда я гулял в Североморске с полгода назад, меня сто-порнули менты. Проверили документы. И, увидев Мур-манскую прописку, один другому констатировал: гастарбайтер. Под “Стать севера” в наушниках, через Ж/Д вокзал я вышел на конечную Североморского автобуса. Вот обрадую кого-то, зарулив в девятом часу утра. Осталось только выбрать счастливчика. Выбор пал на Саныча. Старый металлист. Местами чуть проржавел. Немного где-то скрипит, иногда дребезжит, но всё не гнётся и ко-выляет своей кривой дорожкой по жизни. Был он прежде солистом группы. Писал отличные песни и умел играть на гитаре. Жаль, группа развалилась от внутренних меж-доусобиц. Я прикинул: Катька по любому часов до двух проспит, глядишь, обратно приеду, она и не проснётся. А и задержусь, так создал же человек телефон! Маршрутное такси уже поджидало пассажиров. Я уселся у окошка. Музыку сделал потише, может, вздремну в дороге. Когда маршрутка тронулась, все места были заня-ты. Сзади ехали пятеро парней, лет по двадцать. Ржали не умолкая. С закрытыми глазами, сквозь шёпот наушников, мне была слышна их громкая болтовня. – Что означает такая скобка? – спрашивал один из них. – Это улыбка.

– А в другую сторону? – Грустит. – А есть такая, когда сосёт? – Тогда не до скобок, – прыснул один из парней, уха-хатываясь. Мой хмель, пока я гулял, быстро выветривался. Когда эти типки только заходили в маршрутку, то показались мне трезвыми. Пассажиры не обращали на их громкий трёп внимания. Я тоже делал вид, что не обращаю. Но, в конце концов, одна женщина лет тридцати восьми сделала им за-мечание. – Да он же пердит, как жопошник! – воскликнул один из типков, словно обращаясь ко всем пассажирам. Парни загоготали. – Хватит ржать, как лошади! – возмутилась та жен-щина. – Сама кобыла! – захохотали сзади. – Вы не одни тут едете, – сказала женщина. – Отправляйся в стойло, – смеялись парни. Женщина, поняв, что рассчитывать на поддержку не приходится, замолчала. А типки продолжили ржать, меж делом ещё пару раз вспомнив возмутившуюся женщину. На выход она поднялась уже в черте Североморска. На остановке “Хлебозавод”. – О! – воскликнул один из парней. – А мы тоже сей-час выходим, дальше на кобыле поедем. Я поднялся с места и вышел на остановку раньше. До ближайшей улицы – метров четыреста. Тут и в разгар дня не многолюдно. Парни уже шли за женщиной. – Ну, чё, ко-о-обыла-а, – нараспев протянул один из типков. Женщина, не оборачиваясь, прибавила шаг. Я, обо-гнув парней, приблизился к ней, сказав первое, что на ум пришло: – Здравствуй. Домой? С работы? Она резко повернула голову, глянув на меня большими глазами, и признала попутчика. – Да, – кивнула она. – Эй, чего к нашей кобыле пристаёшь?! – последовал сзади возглас. – Терпеть не могу работать. Тунеядничать люблю, – сказал я женщине. – Никак не могу найти такую контору, где бы это моё выдающееся качество оценили по достоин-ству. Вот, чтоб лениться изо всех сил, а чуткое руководство это подмечало. Премию выписывало. Фотокарточку на до-ску почёта – меня спящего – вывешивало. И всем сачкам в пример ставило. – Это что за козлина? – поинтересовался сзади один из типков. – Урод из маршрутки, – ответили ему. – Но пока мои поиски тщетны, – продолжал я нести чепуху женщине, продвигаясь вперёд. – У тебя есть чего на примете? – Ко-о-озлина-а, – нараспев протянул типок, что уж солировал в маршрутке. Похоже, мы от них чуть оторвались. Во всяком случае, они были пусть на не большом, но расстоянии. – Нет, сама о такой работе мечтаю, – ответила жен-щина. – Культивируют труд, чтоб народ вкалывал, – ска-зал я. – Словно у людей богатый выбор. Труд из обезьяны сделал человека. А обезьяну из земноводной твари сделала возможность жить только на земле. И что из этого? И то и другое – жизненная необходимость. Условия игры. Вка-лывать, не значит – хорошо. Значит, деваться некуда. Все ломают голову над смыслом жизни. Да, действительно, в чём суть самообучающегося интеллекта? Тут без поллитры не разобраться. А, может, в самообучении? Как дырокол для прокалывания дыр. Не, у демагогов, конечно, найдётся ещё масса вариантов. Ведь дыроколом очень удобно бить подонков по голове. Поэтому его вполне могли создать и для этой цели. Мудрёная версия, а после остаётся удивляться, что всё гениальное просто. Типки сзади ещё приотстали. Мы шли по снегу, едва припорошившему грязь дороги. – Нет уж, наша задача самообучаться. Набираться знаний в свободное от вынужденной работы время. Само-совершенствоваться. Прочь от людей в каменоломне, как обезьяна вскарабкалась на дерево от земноводных. Австра-лопитек, наверное, тоже считал себя венцом эволюции. Славный хотел взорвать мозг женщине, чтоб той было не до страха. По краям дороги меж двух заборов росли редкие де-ревца. Частично уцелевшие листья потяжелели под шап-ками снега. К полудню он начнёт таять, но сейчас даже не лип к ботинкам. – Мне нравится эта парочка. Козлина и кобыла, – всё ж не унимались сзади. – Если их скрестить, козлиные же-ребята выйдут. Типки заржали. – Вот этим действительно только в каменоломне реа-лизовываться, – негромко сказала женщина. – Недочело-веки. – Как раз-таки слишком человеки! – возразил я. – Буквально на днях хвост отпал, и вот она – следующая сту-пень эволюции. И ступень, по-моему, не очень высокая. Но человечество себе уже во всю оды поёт. С ядерной дубиной на плече, ковыряясь пальцем в носу, выходит в интернет, чтобы глянуть гороскоп на неделю. – Бывают люди многим глупее нас, бывают зануды, – вздохнула женщина. – Всякие бывают. Но терпеть не могу только тупых хамов. Таких, как те, сзади. – Навряд ли найдётся хоть один человек, любящий тупых хамов, – усмехнулся Славный. – Остаётся только удивляться, откуда они берутся? Парни, скорее всего, действительно были трезвы. Ведь до сих пор у меня не было ничего переломано. Я при-кинул: если ещё пару минут продолжится лишь дразнилка, то можно считать – приключение закончилось благопо-лучно. Мы вышли на пустырь, по левую руку проходя авто-сервис. Затем по лестнице поднялись на дорогу. И вот – жилые дома. Типки уже срулили прочь, когда я спросил спутницу, куда ей идти дальше. Её дом оказался вот он, ру-кой подать. Тогда я, избегая долгих расшаркиваний, сказал просто: – Ну, счастливо. Она поблагодарила меня, когда я уже шёл своей до-рогой. 4. Звонок у Саныча никогда не работал. Славный сразу постучал в удачно гармонирующую с лестничной площад-кой пошарканную дверь. Послышались тяжёлые шаги, а затем хриплый голос: – Обзовись?! – Да чтоб мне ни дна, ни покрышки! – сказал в дверь Славный. – Не та-а-ак! – воскликнул в отчаянье Саныч. – Да Славный я. Отворяй калитку. – Мой дом – мои ворота. А калитка, где резной пали-сад. Славный – брат мой лучший. Ты же, плут самозваный, разоблачён, и бежал бы отсюда, пока я на тебя всех собак не спустил. – Это ты имитатор! Нет у Саныча собак, и быть не мо-жет. Он скорее б съел собаку на каком-нибудь деле, чем за-вёл. Саныч заводит только будильник, тёлок и себя после стакана. Так что, не Саныч ты. Расколол я тебя, как блюдце дешёвое. Открывай дверь, и хоть умри как мужчина. – А, может, договоримся? Согласен жить трусом. Не привыкать. Готов клеветать, наушничать и предавать. Могу принять буддизм. – Какой на фиг буддизм?! Открывай уже. – А ты, разве, не злобный Будда? – Нет, Будда добрый! – начал терять терпение Слав-ный. – Тогда ты злобный кто? В отчаянную минуту похме-лья весь мир зол… – Кроме того, кто с пивом пришёл. – Так что ж ты мне ухи топчешь! – воскликнул Саныч и защёлкал замком. Дверь распахнулась, и он выскочил босой, в тельняш-ке, обнимать Славного. – Брат, а я уж и души не чаял, – запричитал Саныч, дыша перегаром. – Хреново? – А как же, утро всё-таки. Саныч отступил к себе за порог и, поклонившись, из-за свисающих чуть не до пола длинных волос проговорил: – Милости прошу, блин. Пока Славный раздевался, Саныч кликнул в комнату: – Душа моя, Олюшка, у нас гости. – Меня вообще-то Светой звать, – отозвался из даль-ней комнаты равнодушный голос. – Как скажешь, Танюша, главное – стол расчисти. Приличный гость в приличном доме. И такой, я извиня-юсь, бардак. Друзья прошли в порядком захламлённый зал. А из маленькой комнаты вышла Света, одетая лишь в большую для неё Саныча рубаху. Она кивнула Славному и начала не-спешно застёгиваться. – Да ладно тебе, все свои, – сказал Саныч, глянув на неё. – Ты б лучше салат спрятала. А то приличный чело-век ещё подумает, что мы так и кушаем: сдобрив помидоры окурками, а огурцы – колбасными шкурками. Саныч уселся на диван напротив журнального сто-лика с остатками скромного застолья. Закинув ногу на ногу, демонстрируя дырку на потёртой коленке трени-ков, сказал: – Зато никогда взяток не брал. Присаживайся, Славный. Душа моя, Света, будь добра принеси бокалы и пару ершей. – Какие ерши? – спросила Света, усаживаясь на та-буретку у столика. – Мы ж вчера мышь поминали, что в твоём холодильнике сдохла. – А ну! – гаркнул Саныч, хлопнув в ладоши. – Я ска-зал: пива и ерша! И живее, словно ты, мать его, мир спаса-ешь. Как хренов Брюс, – прости меня Господи, Уиллис с похмелья. – Псих, – буркнула Света и, собрав со столика в та-релку с мусорным салатом рюмки и зачерствевший хлеб, отправилась на кухню. – Ну, и как твоё ничего? – спросил Саныч Славного. – Твоими молитвами. – Если б всё моими молитвами шло, то уже лет десять была бы ядерная зима. Света вернулась с влажной губкой и протёрла столик. Затем принесла три бокала и, присев на табуретку, целому-дренно натянула рубашку на бёдра. – Ай, умничка! Ай, хозяюшка, – похвалил её Саныч. – Вот, люблю беззаветно! Не, ей-богу – выучусь на скуль-птора и посвящу жизнь увековечиванию твоей красоты в мраморе. – Уж извиняйте, ерша только нет, – сказала Света. Славный встал и сходил за двумя большими баклаж-ками пива, что оставались в коридоре. Вернувшись, разлил по бокалам. – Давно пьёшь-то? – спросил он, когда Саныч потя-нулся за бокалом. – Всю жизнь, – ответил тот. – Выглядишь ничего, только колбасит малость. – Блин, не говори под руку, – буркнул Саныч, бокал в его руке дёрнулся, и он поспешил выпить пиво залпом. Глаза Саныча тут же заслезились. Он блаженно протянул: – О-о-о, холодные пузырьки… Теперь я добреть буду. А Свете то ли пиво не пошло, толь так мгновенно приспичило – она, отпив половину, поставила бокал и удали-лась в туалет. Славный достал сигарету и спросил: – А куда пепел? Салат-то специальный унесли. – Сейчас, – сказал Сергеич и позвал: – Танюша, душа моя, будь любезна, принеси пепельницу! – Я не Танюша, я Оля, – послышался голос из спаль-ни. – Оля? – посмотрел на Славного Саныч. – Тогда тем более. Дверь из спальни открылась, и на пороге возникла вторая девица, в большой для неё Саныча рубашке. Ба-рышни были слишком свежи, и Славный понял, что они тут не из-за бухла. У дикого металлиста девицы искали приключений. – Ты пепельницу вчера в мусорное ведро выкинул, – сказала она, застёгивая пуговицы. – Заявил, что так вы, гу-сары, всегда вытряхиваете. – Мы такие! – кивнул Саныч. – А после, с бодунища, в помойке роемся. Он встал и пошёл на кухню. Вернулся с помытой и протёртой пепельницей. Увидев, что Славный с Олей пьют пиво, вздохнул: – Пока хоть кто-то празднует жизнь, бедолаги, рою-щиеся в помойке, не переведутся. – Саныч уселся на диван и спросил Славного: – Так каким тебя сюда занесло? – Сто пятым? – А-а! – оживился Саныч. – Автобус! Видел по теле-визору. Ездит на колёсиках. Иль ты думал – мы тут со-всем дикие, коль окромя гастронома под окном никуда не ходим? – А у тебя как складывается? – спросил Славный. – Да…собственно… – Саныч развёл руками, обводя взглядом бардак комнаты. – Вот, как-то так. Нигде не ра-ботаю, везде пью. Мало ем и много курю. – Так а на что?

Саныч опять развёл руками: – Вот, как-то так… Наливай. Славный разлил пиво по бокалам и спросил: – Так а чего работу не найдёшь? Уж водилы с полным-то алфавитом в правах всегда нужны. – А вот водителям с полным алфавитом не всегда надо, – заявил Саныч и отпил полбокала. Из туалета вышла Света, прошла на кухню, вернулась с табуреткой и чашкой. Бокалы, видать, закончились. Она присела за столик, и Славный налил ей пива. Только она отпила глоток, как вдруг Саныч, закатив глаза, стал крениться на бок. Нога его с силой дёрнулась, перевернув столик с бокалами. Один выплеснулся на грудь Оле. Славному пиво тоже намочило рукав. Сотрясаясь всем телом, вытянутый судорогами в стальной, дёргающийся рельс, Саныч повалился на пол. Через сжатые зубы, с выступившей розовой пеной, вырывался сдавленный хрип. Света, вскочив на ноги, завизжала. – Заткнись! – рявкнул Славный. – Ложку тащи! А сам, кинувшись к Санычу, перевернул его со спины на бок. Света перестала визжать, но стояла столбом. Славный ощущал неожиданную мощь в трясущемся, словно одержимом, теле. – Ложку сюда!! – потребовал Славный. Её принесла мокрая от пива Оля. Славному-таки уда-лось вставить ложку меж зубов Саныча. Чёрт знает, сколь-ко это продолжалось. Время в подобных ситуациях ощуща-ется как-то иначе. Но, должно быть, всё длилось каких-то пару минут. Саныч, обмякнув, затих без сознания. Его спортивки потемнели в промежности. “Хорошо, колотнуло, пока на диване сидел, – поду-мал Славный. – А то б виском на угол какой, и писем не пишите”. Он поднял столик возле Саныча, поставил свою табу-ретку, уселся и налил себе пива в единственно уцелевший бокал. Оля забрала из рук Светы чашку, с которой та так и стояла. Славный налил и ей. – Надо “скорую”, наверно? – сказала Оля, присажи-ваясь за столик. – А чё уж теперь, жить будет, – ответил Славный. – Он жив? – спросила Света. – Конечно, – ответил Славный. И Света ушла в спальню. – А ты молодец, – сказал Славный Оле. – Умничка, – поправила она. – Да будет так, – проговорил Славный и отпил пива. Саныч издал стон. Шевельнулся. И, приподнявшись на локте, спросил, явно ещё не придя в себя: – А в школу сегодня не пойдём? Он смотрел вокруг, пытаясь вспомнить этот мир, это время. В голове происходила перезагрузка. В подсознании всплыла школа. Пьяный парень старше на два класса. Удар в лицо, и тринадцатилетний Саныч, ударившись затылком о стену, теряет сознание. Вспомнить какое число, день недели – по телепрограмме. Одноклассник, говорящий со смехом: ты так дёргался когда упал и закатил глаза… Саныч уселся на диван. – Чего случилось-то? – спросил он. – Коллапс, – ответил Славный. – Коллапс, это моя жизнь. Я спрашиваю: чего случилось-то? – ощупывая себя, проговорил Саныч. – Эпилепсия, кондрашка, – ответил Славный. – У кого? – удивился Саныч и, похлопав по мокрым треникам спросил: – Я что, пивом облился? И, заглянув Славному в глаза, проговорил удивлённо: – Иди ты… Не помню. Пиво пили… и всё. Надеюсь, дамы и господа простят меня за не комильфо. Понимае-те ли: стресс, многолетняя усталость, долги по кварт-плате… – Видишь, как умереть легко, – сказал Славный. – Сегодня не пью, – вздохнул Саныч. Из спальни вышла одетая Света и, проходя в коридор, сказала: – Я домой. Пока. По-быстрому обувшись и накинув куртку, поспешила выйти, захлопнув дверь. Оля опомнилась: – Я ж вся в пиве! – и пошла в ванную. – Такие дела, брат, – сказал Саныч. – Пойду подгуз-ники менять. Он зашёл в спальню и вышел голым, держа в руке джинсы. – Какая популярная ванна… – Обойдя битые бокалы, Саныч уселся на табуретку. Налил пиво в чашку и напом-нил: – Коллапс – моя жизнь. – А тебе можно? – Сейчас проверим. – И Саныч отпил из чашки. Оля вышла из ванны, подвязав доходящее до коленок банное полотенце подмышками. Теперь отправился мыть-ся Саныч. Оля, откинувшись на спинку дивана, вытянула ножку и провела стопой по бедру Славного. – Только после свадьбы, – сказал Славный, отмечая про себя, насколько он всё-таки трезв. Он налил себе и ёй пива, а через пару минут вышел Саныч. – Славно погуляли – всё переломали, – напел Саныч свою песню, и присел на табуретку. – Наливай. – Смотрю, тебе всё пофигу, – сказал Славный, нали-вая остатки пива. – Живому всё хорошо! – вспомнил Саныч кино “Фор-мула любви”. Пиво допили, и Славный, одевшись, попрощался. Промокший рукав толстовки неприятно лип и холодил руку. Снег, из-за пасмурной погоды, таять ещё не начал. Он надел наушники, тихо включив музыку, и направился к остановке. По сравнению с другими двор Саныча вы-глядел не ахти. Пошарканные “хрущёвки” выстроились в каре, обступив мусорные контейнеры. Одна нежилая пяти-этажка стояла с заколоченными окнами и с заваренными стальными листами дверными проёмами. На земле лежало пару двухметровых железобетонных блоков. “Оля играла в психолога” – прочитал Славный надпись краской, подхо-дя к ним. Из мусорного контейнера, заскулив, выскочил лох-матый пёс и помчался прочь. Славный смотрел ему вслед, когда при очередном шаге нога неловко ступила на лёд и, скользнув, подлетела вверх. Корпус устремился назад. Руки застряли в карманах узких джинсов. Вторая нога не могла удержать веса падающего тела. Пятиэтажка напротив об-рушилась куда-то вниз, а на её месте выросло огромное се-рое небо. Славный упал затылком на торчащую из блока арматурину, пробившую ему череп и глубоко проникшую в мозг. Смерть была мгновенной.

БАСУХА 1.Скорей бы день прошёл Скорей бы ночь пережить И затошнивший рассвет В канализацию смыть Взглянув на утро в окно Задёрнув шторы сказать Очередной день настал Еще один, твою мать!День грядущий ничего хорошего ему не готовил. Ан-дрей пил три дня. Деньги закончились вчера, здоровье – сегодня. Он посмотрел на спящую рядом барышню чуть за тридцать. С его двадцати двух лет она виделась тёткой. И некрасива совсем… Вчера вечером, возвращаясь домой пьяным, Андрей увидел её, сидящей на подоконнике в открытом окне пер-вого этажа. – Собираешься выбросится? – спросил Андрей. – Угу, – улыбнулась она. И даже пьяный Андрей уви-дел, что она изрядно навеселе. – А если просто выйти через дверь и пойти ко мне в гости? У меня замечательно. – Чего у тебя замечательно? – Всё! А если вдруг что и не замечательно, то велико-лепно по-любому. – Во здорово! – хлопнула дамочка в ладоши. – А ка-кой этаж? – Этаж – седьмой. И окна заклеены. – Ну, от тебя прыгать не буду. – А тут от кого? – Муж запер в комнате. Андрей прошёл по газону и, оказавшись у дома, про-тянул руки, сказав: – Прыгай, я тебя ловлю. Дамочка, не раздумывая, прыгнула и повалила Ан-дрея, чувствительно впечатав его в землю своим телом. Он закашлялся, не в силах вздохнуть. Дамочка же, словно за-путавшись в руках-ногах, заёрзала на нём. Светило солнце. Наконец наступила тёплая пора. И прохожих, выбравших-ся прогуляться, было полно. Они косились на валяющуюся парочку. Как ни как – бесплатный цирк. – Задавила принца! – хохотала дамочка. Наконец ей удалось подняться на ноги. Андрей тоже встал, отряхиваясь. Дамочка тут же потянула его прочь. – Пошли, пока мой не очухался. По дороге они заглянули в магазин. Андрей купил на последние деньги литр водки и сигареты. – А вот и моё замечательное жилище, – сказал Ан-дрей, вставляя ключ в замок. – Кто у тебя? – спросила дамочка. Из-за двери слы-шалась тяжёлая музыка. – Сейчас спросим. Меня дома два дня не было. – Клёво. Табачный дым в квартире стоял коромыслом. За письменным столом, вытащенным на середину комнаты, сидел Золотник, знакомый Семён и незнакомый тип лет тридцати. Ещё были две девчушки. Андрей прежде их где-то ви-дел. Может, на улице… Золотник, заметив вернувшегося хозяина, встал, уба-вил звук магнитофона и воскликнул Шариковым: – О, профессор, твою мать! – Признаться, я несколько обескуражен, – проходя в комнату, сказал Андрей. – Здорова, Басуха! – махнул рукой Андрею Семён и кивнул на усатого. – Ко мне брат приехал. Из Оренбурга. – К тебе? – спросил Андрей, обводя взглядом свою прокуренную квартиру. – Да, – кивнул Семён. – А тут нас Золотник вызво-нил. Говорит: сижу один у Басухи, где он – не знаю, квар-тиру не оставить, дверь не захлопывается. Вот мы вчера и подтянулись, чтоб братуха один не скис. – Андрей, можно просто – Басуха, – протянул руку усатому Андрей. Тот тоже как-то представился. Тем временем, Золотник принес с кухни две табуретки для прибывших. – А это… – Андрей кивнул на дамочку. – Марина, – продолжила та. Семён представил девчушек, но имена Басуха тут же забыл. Думая: а есть ли им восемнадцать? Андрей с Мариной присоединились к компании, и гулянка продолжилась. Золотник рассказал, что проснулся за спинкой дивана, вдавленным в стену. – Закатился что ли? – спросил Андрей. – Мал Золотник, да дорог, – ответил тот. Проснувшись после попойки, Басуха, барабанщик и Саша, не обнаружив Золотника, решили, что он свалил домой. Как ещё подумаешь, коль и вещей сотрапезнич-ка не было. Ну, и ушли без задней мысли, втроём. Это уж проснувшись в пустой квартире Золотник, в поиске опо-хмелки, обнаружил свои ботинки в холодильнике. А к вечеру и куртку нашёл. Почему-то замоченную в стиральной машине. – Машка твоя вчера заходила, – сказал Золотник Басу-хе, чтоб не слышала Марина. – Я ещё один был. Попросил её сходить, пивка мне купить. Иль подождать тут, пока я сам сбегаю. Не согласилась. Сказала, что я алкаш, как и ты. – Ой, можно подумать, можно подумать! – отмахнул-ся Андрей. – Давай, наливай. Золотник потянулся за бутылкой, а Андрей щипнул Марину под коленку. – Ой! – пискнула та. – Кто здесь? – придвинулся к ней Басуха. Дальнейший кутёж сохранился в памяти Басухи ка-лейдоскопом обрывков картинок и фраз, беспорядочно перемешанных. Усатый брат раздевается по пояс, демон-стрируя синюю от наколок руку. Семён сознаётся, что он жадный, и его душит жаба купить электрогитару. Марина пытается читать стихи, потому что тут собрались творче-ские люди. Девчушки забираются на стол и начинают тан-цевать стриптиз. Глядя на грудь блондинки, Андрей по-нимает, что ей давно за восемнадцать. И начинает строить витиеватый план насчёт неё и Марины. Стол под стрип-тизёршами разваливается. Откуда-то возникает сердитое лицо Машки, а он раздет по пояс и вокруг кавардак. Сосед грозит ему пальцем, а он в ответ двумя. Золотник показы-вает, как умеет ходить на руках и, падая, переворачивает телевизор. “Ты уважаешь Антонова?” – спрашивает усатый брат. Грудастая блондинка блюёт мимо унитаза… 2.”Ой! – Андрей, придерживая голову руками, встал с постели. Ещё раз глянул на Марину. – А была ль она вчера обута, когда прыгала в окно?” Да ну, он бы обратил внимание на босую. Выходя из комнаты, отметил – побитую да перевёрнутую посуду они всё ж убрали. Обломки стола громоздились в углу. Телик стоял на месте. В коридоре Басуха увидел-таки женские тапочки. Кухонный стол завален грязной, битой посудой. Андрей обнаружил бутылку с остатками водки на самом дне. Вылил все в стопку и залпом выпил, закусив подсох-шей колбасой. Он сел на табуретку, закурил и вспомнил сердитое лицо Маши. “Блин, когда она зашла? Видела, интересно, стриптиз?” Андрей играл в рок-группе на бас-гитаре. Собственно, Басухой его и прозвали за увлечение этим инструментом с седьмого класса. В группе парни подобрались как музыкан-ты толковые. Не то, что иные, так сказать, соратники, кото-рые как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь. Группа ж Андрея, проиграв два года, всё набирала обороты, входя в раж. Но чисто человеческие отношения были натянуты. Ба-сухе приходилось периодически заминать склоки да уводить от трений солиста с барабанщиком. Последнего часто под-держивал гитарист Золотник. А уж ритм-гитарист ругался вообще со всеми. В жизни не особо ладили. Но каждый был хорошим музыкантом. Солист писал толковые песни. Ком-позитором, по большей мере, был Басуха. Хотя все привно-сили что-то своё. И споры вокруг музыки-то были на пользу. Но вот когда начинало просачиваться житейское…Поэтому парни предпочитали не собираться все вме-сте вне репетиций и концертов. В этот раз, после выступления в мурманской “Пер-вомайке”, по дороге домой, в Североморск, они допива-ли вторую бутылку на пятерых в салоне микроавтобуса. За рулём ехал Саша. Саша был настолько Сашей, что у него и кликуха была – Саша. То есть Саня, Шура, Алек-сандр – это всё не про него. А, вот, коль в кругу много-численных знакомых упоминался Саша – все понимали, о ком речь. – Алкаши, – завидовал давящий на газ Саша. – Се-годняшним вечером не отделаетесь за извоз. Три дня поить будете, за издевательства. – Три дня, и после этого алкаши – мы! – сказал Золотник, разливая водку в протянутые пластиковые ста-канчики. – Вы уже после восьмого класса алкаши, – ответил Саша. В Североморске солист и ритм-гитарист разошлись по своим делам. А барабанщик, Золотник и Саша пошли к Ба-сухе – злоупотреблять. Спать завалились ночью. А утром, не обнаружив Золотника, пошли на улицу подлечится пив-ком на свежем воздухе. Выпили по бутылке, и барабанщик откланялся – домой, приходить в вид божеский перед рабо-той. Свободные же от работы Саша с Басухой решили, что им вид божеский ни к чему. И, дабы стало на душе легко и светло, купили светлого лёгкого пива. Уселись на лавочку у подъезда. Саша ловко, зажигалкой, проделал с крышками “п-с-с, п-с-с”. И вырвавшиеся пивные газы из горлышек устремились в небо, моментально разогнав тучи над голо-вами сотрапезничков. Солнце улыбнулось ослепительно, посылая к ним самые тёплые майские лучи. В тощих кро-нах деревьев с набухшими почками защебетали птицы, как только сотрапезнички сделали первые глотки. – А ведь солнца не было, пока с нами был барабан-щик, – заметил Саша. – И птицы не решались петь. Чего-то мрачен он был. – У него вообще характер мрачный. Глядя на солнце, он видит не благодать блистательную, а хромосферную вспышку, равную взрыву сотни миллиардов ядерных бомб. Станешь тут мрачным! Вдруг неожиданно сзади кто-то воскликнул: – О, Саша, здорово! А я к тебе иду. Это оказался Перегар, мало знакомый Андрею. Они поздоровались. Саша протянул пришедшему своё пиво, усмехнувшись: – Ты шёл ко мне на лавочку? Живём-то, вроде как, в одном подъезде. – Учуял, где ты, – хохотнул Перегар. – Открывая пиво, следовало помнить о твоей чуйке.

– Шестой глаз! – кивнул Перегар. – Его слушаешь – умножай на два, – пояснил Саша. Перегар, отпивая пиво, моргнул, соглашаясь. А, вер-нув бутылку, сказал: – Я, на самом деле, вот по какому поводу… – Он достал из кармана смятый клочок бумаги. – Это адресок Одессы. – Иди ты! – вскочил Саша. – Ну, ты как-то говорил – я давеча услышал. – Блин, молодчик! – хлопнул высокого Перегара по плечу низенький Саша. – Тебя расцеловать иль пивка ку-пить? – Не… – побитым ботинком закатал туда-сюда каму-шек по асфальту Перегар. – Я пить бросил. – Целоваться напрашиваешься? – захохотал Саша. – Ты ж только что из моей бутылки пил. – То хватательный рефлекс, – вздохнул Перегар. – Ты протянул, я схватил. Саша опять протянул бутылку. Перегар, вновь схватив её, прильнул губами к горлышку, и в поднятом к небу до-нышке сверкнул солнечный зайчик. – Сгоняем в Мурманск? – предложил Саша Басухе, когда Перегар ушёл. – Надо крысе тумаков надавать и за-брать кое-чего. – Одессе? Что за тип? В чём повинен? – Тип – хордовые. В высшие формы не развился. Помнишь Лёлика? Украл у него кортик и с концами из Североморска укатил. Все думали – к себе в Одессу уехал. А змеёныш, оказалось, в Мурманске осел. Его там видели пару месяцев назад. Вот я и просил – чтоб, коль кто узнает, где отрыть его – сообщили мне. Хочу выслать кортик Лё-лику. – Помню, конечно, Лёлика, – сказал Басуха. – Он, вроде как, с Москвы. Домой уехал. – Да, почти с Москвы – там посёлок рядом, с забав-ным названием “Решоткино”. Уж скоро год как уехал. – Я с ним как-то выпивал. Весёлый парень. Он, после третьей стопки, надел бескозырку и пел анархические пес-ни. Блин, к ногтю Одессу! 3.Они приехали в Мурманск. – Ты совершенно случайно не знаешь, где Молодёж-ный проезд? – спросил Саша, прочитавший на клочке бу-маги адрес. – Молодёжный проезд? Наверное, где-то меж Дет-ским Выездом и Старческим Тупиком. – Где же нам эту дыру искать? – Понятия не имею. – Придётся у прохожих спрашивать, – проговорил Саша. – За один день можем и не встретить прохожего, зна-ющего о том проезде, – усмехнулся Андрей. – И чего делать? – Спрашивать, чего ж ещё! – пожал плечами Басуха и обратился к проходящим мимо двум подружкам: – Добрый день, девчонки! Подскажите, где находится проезд Моло-дёжный? Одна пожала плечиками, а вторая, хитроглазая, сказала: – Подскажу, конечно! Это вам в Росту надо. Знаете, где конечная автобуса “десятка”? – Знаем! – кивнул Саша. – Вот, от конечной немного назад подымитесь. Там и найдёте. Добрались до конечной “десятки” за полчаса. – Чего это? – кивнул на КПП пониже остановки Басуха. – Судоремонтный тридцать пятый завод. – Никогда тут не бывал. А что, поблизости есть и трид-цать четвертый завод? – усмехнулся Андрей. – И меж ними наш проезд… – Про тридцать четвертый завод не знаю. А про Моло-дёжный девки сказали – назад от остановки пройтись. – Пройтись – пройдёмся, но сначала надо пивка выпить. – Угу, – кивнул Саша. Они купили по бутылке в ларьке и стали пить на ходу, вычитывая на домах названия улиц: Лобова, Дежнёва, На-химова, Ушакова, опять Лобова… Давно допили пиво. Всё вокруг излазили. Начали спрашивать у прохожих: где Молодёжный проезд? Те по-жимали плечами. И, когда уж второй человек заявил, что тут точно нет никакого Молодёжного, парни поняли – их обманули. – Матом ругаться хочется! – досадовал Саша. – До чего же лживо девичье племя. – А Молодёжный, скорее всего, в другом конце горо-да. Постой-ка… – И Андрей остановился. – Есть же мага-зин “Молодёжный”! Возможно, так его и назвали оттого, что рядом есть проезд такой? – Вполне! – кивнул Саша. – Поехали, там ближе к центру, оттуда и плясать удобнее. Выше вероятность встре-тить знающего человека. – Только больше – никаких девиц. – Ты – как вытрезвитель женского отделения. Тебе б побольше уже “никаких” девиц, – засмеялся Саша. – Молодец, никогда не унываешь, – похвалил его Ан-дрей. – А ведь и весь день даром пролазить можем. – Исключено, что даром. Мы уже в прекрасной ком-пании. Гуляем, попивая пивко. Погода чудесная. У нас всё хорошо. А, коль ещё справедливость восстановим, так и вовсе всё распрекрасно будет. – Твоя правда. Они стояли перед магазином с неоновой надписью над крышей “Молодёжный”. – Пошли, проверим, как называются проезды за этим магазином, – предложил Басуха. – Пошли, – кивнул Саша, и тут же обратился к двум прохожим незнакомкам. – Здравствуйте. Вы можете нам помочь? Подскажите, пожалуйста, как найти “проезд Молодёжный”? Одна на ходу пожала плечиками, а вторая, хитрогла-зая, сказала: – Подскажу, конечно! Езжайте до “Ледового Озера”. Знаете, где это? – Да, – кивнул Саша. – Вот, как с остановки перейдёте дорогу, так и двигай-те дальше прямо. Пока в сопки не упрётесь. – А уж когда закончатся сопки… – проговорил Басуха. – Нет, – хихикнула хитроглазая. – Молодёжка тянется цепочкой домов вдоль сопок. Вам какой номер дома нужен? – Десятый, – сказал Саша. – Во, тогда точно – старайтесь держаться наиболее прямого пути. Двигайтесь перпендикулярно движению ав-тобуса, и упрётесь прямо в десятый дом. – Спасибо, – сказал Басуха. – Прям всё по полочкам. – Вы нам очень помогли, – поблагодарил Саша. – Как мне вам сообщить, что добрались мы хорошо? Хитроглазая открыла сумочку и, достав ручку, по-быстрому написала номер телефона Саше на ладони. – Это дело надо обмыть, – сказал Басуха, когда под-ружки ушли. – Да, это верно. Только до “Ледового” доедем, – кив-нул Саша. – На этот раз, похоже, не врут. – Чёрт его знает. Может, эта барышня поизысканней врёт. Идите перпендикулярно… – И Андрей добавил голо-сом мужика из мультика: – Уж послала, так послала. – А имя-то не написала, – сказал Саша, глядя на ла-донь с номером. – Позовите дочь, скажу я папе. – А его дочке лет пятьдесят. – Думаешь, левый номер? – Не, написан-то на правой руке. А право – не лево. Пошли пивка трямкнем и тут, а после ещё и на “Ледовом”. Да двинемся перпендикулярно. Коль с “Молодёжкой” не обманула, то и с телефоном верняк.