Я проснулся. (Федот) Саша проснулся и тут… Опять пиво, мама-джан. В руинах мои города Саша – спать. Я жарю пельмени. Зашкворчало масло-жир! Курю, как теплоход, а я ж бросил. Семь потов сошло и – ни одного жареного пельменя 8 маяВремя 0:59 Скоро будить Сашу, а за окном “Скорая помощь” и пьяные люди. Время 2:02 А Саша всё спит. На улице пасмурно, на душе ещё хуже. Мы все сдох-нем и вместо мыслей в головах будут черви. “Наше” радио такую пургу сейчас крутит. Я аж заснуть не могу. Наверное, я сволочь: пью пиво один, жру пельмени… А мне бы шашку да коня, да на линию огня! 2:32 Я курю, я смотрю. Значит, ещё существую. 2:57 Жизнь – особенно ночью – дерьмо. 3:29 Ноль эмоций. 3:50 Прочёл вчерашние слова Макса. Согласен. Когда много Богов, это уже – статистика. 4:14 Пью пиво, бывает. Мне 1000 лет, всё уже было. Хоть чего бы нового…4:38 Пора, брат, пора. 4:44 Получились записки придурка. 4:56 Когда я буду Великим – дарую всем свободу. А мелким душою – свободочку. 10:55 (Федот) Пьём пиво. Саша вспоминает, как однажды был трезв. 11:39 (Саша) Сейчас домой пойду. 12:56 (Саша) Вот, сейчас ещё пивка, и всё… 13:21 (Саша) Вот и всё, вставило. Ищем по карте Казахстан в Швеции. Нашли Тироль, а Оренбургом и не пахнет. Федот по азимуту дошёл до Финляндии. На столе раз-ливуха и селёдка. Из Германщины с любовью. Федот уже в Узбекистане. 13:26 Выпили за Каракумы. 13:30 (Федот) Надо быть великим и ужасным. Обломно быть мел-ким ничтожеством. 14:08 (Саша) Мания величия – когда кругом дебилы. 15:42 (Саша) Кушаем колбасу с сухариками. “Извините, гестапо сегодня не работает. Переучёт. Предатели могут обращаться в ближайшее отделение ге-стапо по соседству”

Раз в деревне “Прощелыгино” начался сенокос. 21:23 (Саша бееее) 0:31 (Федот) Чуть не охренел! Ребята, это не шутка. Ну его на фиг! Колбасит. Надо было вчера меньше колбасы кушать. Хо-лодно. 0:39 Жалко первого снега. 0:46 Я уже писал, что всё было. И Саша спал, и пиво так же налито. И сигареты не в кайф были. И инструкция по выживанию(Гражданка) 0:54 Вроде успокаиваюсь. Вроде как-то получше. 0:57 Осторожно, злая собака. Пекинес. А ведь и в пекинесе должно быть что-то от волка. Здравствуй 121-ый день! 9 мая 1:21 2:15 Саша спит, я тоже. Наверное. Вот такой вот День По-беды. А причём тут матрос Железняк? А причём тут Цуси-ма? 2:22 Я курю. В жизни ненавижу две вещи: пустоту и селёд-ку, пусть она даже мойва. 2:32 Мы в ответе за следующие поколения. Пращур в пе-щере отвечает за Хиросиму. 2:55 Темно, холодно, прокурено. Как жить дальше? 3:10 Опа-на! 3:23 Не шутки! Интересно, я дошёл до ручки иль всё ещё впереди? И коль впереди, то где оптимизм? 3:41 Сейчас пожарю мяса. Тигры вискас не едят. 4:30 Мясо шкворчит на сковороде. Приготовлю и разбужу Сашу. Будем праздновать День Победы. 5:05 Красота на сковороде. Эх, красота – она красота, когда её кто-то видит. Если погибнет человечество, Земле больше не быть красивой. А так, даже бензиновые лужи глаз радовать могут. Сашу не разбудить. Тогда и я спать. 7:10 (Саша) Сижу один, пью пиво. 7:40 (Саша) Сходил в магазин, купил пива. Сейчас мы мяско, да под пивко. С праздником! 8:10 (Саша) Не будем ходить в Сенегал за дикарями. Возьмём Колю из мусорного контейнера. О, он вам расскажет по-чём фунт изюму. 9:15 (Саша) Всё, свершилось, иду домой, отходить. 9:27 (Федот) Остался один. Сходить в магазин за водкой, да празд-ник отметить? Иль тоже отходить? Не, “тоже” – словечко, лишённое индивидуальности. Сегодня ещё пью. Перерыв – завтра. 10:01 Если всякий считает себя хорошим, откуда столько сволочи? В туалет превратили подъезд. Ну, хоть бы в мусо-ропровод… Купил праздничную 0,5 водки. И пивка на разогрев, четыре бутылки. 10:08 Политика в рок-музыке – это кастрация. Лидер полу-чается не музыкант, а тот далёкий политик, реализующий свои амбиции. Настоящий рок-музыкант – он как Бог, творец собственных идей. 10:21 (открыл водку) Подумать только, как всё хитро устроено. Ломоносо-вым теперь не нужно идти с обозом до Петербурга. Теперь есть интернет. И прогресс избавляется от лишних умов компьютерными играми. И требует узко-профильных спе-циалистов. Научился крутить высокопрофессионально гайку – и хорош. То, что ты её на болт наворачиваешь, эти знания уж излишни. Если сейчас все разовьют свои спо-собности, мы нарежем куски, которые нам не проглотить. Всем открытиям – своё время. Как паровой котёл, изо-бретённый до нашей эры, остался не у дел благодаря более дешёвой рабской силе. А получи прогресс тот же стреми-тельный скачок раньше? Ядерная бомба в средневековье. И жили б сейчас на Земле лишь тараканы-мутанты. Слиш-ком простой доступ к знаниям отсекается развлечениями. Игры ещё проявят себя покруче героина! Это будет край-ность пользы нынешней. А пока в игре, как и прежде, ре-бёнок готовится к взрослой жизни.10:44 Планета Земля населена заводными роботами. Новень-кие носятся туда-сюда, а иные уж проржавели и скрипят, но всё туда же – орут, как все: делай с нами, делай как мы, де-лай лучше нас! С высоты покажется хаосом, но гигантский муравейник управляется ещё и коллективным разумом. 10:49 (хорошо пошла) Для роботов пьяный в луже – ничтожество, потому как уход от заданной программы приводит к гибели. Пре-зренность – сигнал малой эффективности робота. Глупые же механизмы думают, что они просто культурные, не хо-тят быть презренными. Но это – всего лишь программа. 11:00Выпил за бунт машин. К чёрту свободу выбора от сих, до сих! 11:16А всё ж успеха, какого никакого, я в жизни добился. Я – успешный пьяница. Но есть и ещё к чему стремиться. Стать Великим Пьяницей. Чтоб спустя тысячелетия после слова “Федот” срочно закусывали. 11:23 Хороший ты иль плохой – решать только тебе. Всё остальное лишь чужое мнение. Говорят: я б на твоём ме-сте… Но, будь кто на моём месте, он стал бы мной и по-ступил бы точно так же. То есть – сошёл бы с ума и писал этот журнал. 12:18 Покидаю баржу. На улицу. Воздуха хочу. АРКАШИНА ЗВЕЗДА. Долбаный джин-тоник Дьявольский продукт – От него изжога И болит вот тут… 1.Двадцатишестилетний Аркаша был раззявой знат-ным. Но, несмотря на горести, следовавшие из этого, не унывал. Потому как твёрдо знал – грози ему действительно беда серьёзная, “Счастливая Звезда” отведёт её в сторону. Как отводила прежде от его предков. Звезда эта не то, чтоб сияла над родом Тараськиных, а так, мерцала, дремля. Но в отчаянную минуту всегда просыпалась и спросонья, без особых затей отводила беду. Зачастую внаглую, как шулер, не скрывающий туза в рукаве. Прадед Аркашин, Степан, частенько полагался на старый добрый “авось”. Ох, и аукалась ему такая полити-ка на службе Его Императорского Величества! Но Степан оставался парнем задорным да до песен охочим. И вот как-то, в который раз на работы вне очереди отправленный, отложив топор да перекуривая, запел он частушку матер-ную. Два солдатика бедовых, тоже отложив пилу, слушали его да крутили самокрутки, хохоча. Тут, откуда не возьмись – полковник. И, как ни моргали солдатики, не исчезал. Наоборот, приближался. А Степан, сидящий на брёвныш-ке спиной к нему, задрав голову к небу и прикрыв глаза, всё пел (как оказалось, баритоном): Как у нас да на деревне Девки любят кузнеца…Полковник остановился, слушал не перебивая. А Сте-пан заканчивал одну частушку да другую начинал. Когда, всё ж, взглянул наконец на вытянувшихся по стойке смир-но, побледневших солдатиков, то замолк. За спиной раз-дались аплодисменты. Услыхавший в Степане талант исключительный, пол-ковник не наказал, а забрал того к себе в хор. Неделю спустя полк Степана был подвергнут герман-ской газовой атаке. Мясорубка I Мировой Войны в одно-часье перемолола всю его роту, включая и двух бедовых солдатиков, не умеющих петь. Прадед же Аркашин при полковнике остался жив и, вернувшись домой, вырастил четырёх сыновей. Один из них – Фёдор – дед Аркашин. И на его долю выпала война. И ему посчастливилось выжить. Но ленивую Счастливую Звезду Фёдор поминал за случай, многи-ми годами позже войны случившийся. Тогда ему, как передовому работнику “Лесхоза”, долж-ны были совершенно бесплатно установить на частном дворе сруб бани. Надо было только съездить из посёлка в райцентр, бумаги подписать. – И в общественную баню можно сходить, да не раз-валиться, – сказал Фёдор обрадовавшейся, было, жене. – Ты что ж это, от сруба отказаться хочешь? Ведь да-ром дают! – всплеснула руками бабушка Аркаши. – Тебе двадцать копеек жалко – в общественную баню сходить, как все люди? – Да где ж это все?! Кто с головой да с руками, сами себе бани строят. Хотя б Меркуловы. А ты и сам сделать не можешь, и чтоб за тебя сделали не хочешь! – Мне сруб, Меркулову – кирпичную баню, всё ж замдиректора кирпичного завода. Он-то наверняка за каж-дый кирпичик заплатил. А Мишке, что коров наших пасёт, из чего баньку слепят? – Тебе ж никто, слава Богу, воровать не предлагает! – воскликнула супруга. – И шишка ты не весть какая, чтоб тебе срубом взятку давать. Просто возиться не хочешь. Надо ведь будет ещё фундамент ставить, воду проводить. А это уж за деньги, да и самому поработать придётся. А как же любимый диван без тебя?! – Сбережений ей на фундамент не жалко, а на обще-ственную баню двадцать копеек не сыскать. – Да уж прям, сбережений! И потом, это ж на себя деньги тратить. – А в общественной бане ты на кого тратишь? Бабу Клаву моешь там что ли? – усмехнулся Фёдор. – Во всём-то ты соседям стремишься подражать. Эта баня не хуже того хрусталя. Вот, прям, разбейся, а достань. Каждый нынче барин. Самогон жрут из фужеров хрустальных… В окошко постучали, и жена вышла во двор – гостя встречать. То был Степаныч, товарищ Фёдора по работе. Ему тоже со срубом посчастливилось.

– Вот, – сказала жена, проводив гостя в комнату. – Тебе даже и на автобусе ехать не придётся. Степаныч на машине довезёт. И товарищ тоже принялся уламывать Фёдора, упоми-ная дарёного коня зубы. – Лучше я вздремну, – наконец зевнул Фёдор. – А ты езжай один, Степаныч. – В машине и вздремнёшь, – сказала жена. – Марш на кухню! – указал направление пальцем Та-раськин. – Лоботряс! – не шелохнулась супруга. И пошло-поехало. Степаныч, скоренько попрощав-шись, покинул заскандаливших супругов. А десятью мину-тами позже, по пути в райцентр, у автомобиля Степаныча отказали тормоза. Дорога там сложная. На такой скорости избежать аварии не удалось. Машина превратилась в груду пылающего металлолома. Шансов выжить у Степаныча не было… А Фёдор тем временем, отказавшись от поездки, уго-монил скандалившую супругу верным способом. В резуль-тате которого явился на свет их третий сын – Васька. Отец Аркашин. И его в критическую минуту не оставила Звезда. Как-то поздним летним вечером двадцатилетний Васька шёл по тёмной городской улице. Впереди показался силуэт. “Не нарваться бы”, – подумал он. Под глазом ещё не сошёл синяк, полученный на этой же улице. Тогда легко ещё отделался. Пятеро незнакомцев были в хламину пья-ные. И Васька, получив первый удар, просто убежал. Неясный силуэт вышел под тусклый свет одинокого уличного фонаря. Это оказалась девушка в лёгком платьи-це с непринуждённой походкой. Васька вздохнул облег-чённо и тут же устыдился своей робости. Девушка прошла пятачок света, когда между ними оставалось несколько шагов. И тут из окна первого этажа выскочила тень, вмиг оказавшись на тротуаре. Это был здоровенный, как паровоз, мужик. И казалось его голос – сильный, пронзитель-ный – вырывался из дымящей трубы. – Убью! Васька по инерции сделал ещё шаг и встал, как вко-панный. Ноги сделались слабыми-слабыми, а живот мягким-мягким. Мужик, возникший меж ним и девушкой, замахивался топором. – Ё-о-о… – вырвалось у Васьки. Псих, стоявший к нему спиной, резко обернулся на звук. – Ё-о-о… – выдохнул Васька вновь, и здоровяк с то-пором шагнул к нему. Семён Андреевич был уважаемым человеком. Зани-мал ответственный пост в городской администрации. При этом находил время для общественной деятельности. Вы-ступал на митингах перед субботником. Самолично ходил на дежурства народной дружины, помогая милиции от-лавливать пьяниц да тунеядцев. И кроме всего, Семён Ан-дреевич был отличным семьянином, в связях порочащих не замеченным. Но судьба – злодейка. Налаженная жизнь рухнула в одночасье. От Семёна Андреевича ушла красавица жена. И было б к кому! К грузчику! У него волосы, как у бабы – длинные. А изо рта с железными зубами несёт портвей-ном. Семён Андреевич был просто выбит из привычной действительности. Случился парадокс, и устоявшийся мир вдруг рассыпался. В отчаянной попытке его спасти при-шлось взять отпуск за свой счёт и попробовать разобраться в ситуации. Чем лучше этот никчёмный грузчик, к тридцати го-дам достигший невероятного успеха в транспортировке на собственном горбу мешков с картошкой из машины в хранилище да умеющий бренчать на гитаре, пока собу-тыльники разливают сивуху и нарезают плавленый сырок “Дружба”?..

Трёхдневные размышления над тем, в чём нет логики в затворничестве с коньяком не принесли плодов. Тогда Семён Андреевич вдруг вспомнил о друге детства, которо-го не видел тысячу лет. Тот стал хорошо выпивать, а Семён Андреевич хорошо зарабатывать, и их пути разошлись. Но сейчас он вспомнил о старом приятеле и, купив бутылку водки, пошёл к нему. Приятель был очень рад видеть старого друга. К тому же его так мутило после вчерашнего… Они выпили бутыл-ку, купили ещё. Они вспомнили детство, казавшееся сей-час бесхитростным. Они заговорили о коварстве судьбы, и приятель колотил себя в грудь, жуя как папиросу сигарету “Вега”. Семён Андреевич говорил о неверной жене, и они на пару лили пьяные слёзы. Приятель, в который раз взды-хая, говорил: – Эх, пусто в космосе. Наливай. В какой день они перешли на портвейн – неизвестно. Да только когда Семён Андреевич спрятался под кровать, спасаясь от Злобного Существа, в которое превратился друг детства, по комнате валялось не меньше тридцати од-них только винных бутылок. Существо замычало: “Пусто в космосе” и попыталось достать своими клешнями Семёна Андреевича, собравше-го заросшей щекой подкроватную пыль. – Куда уполз? – Существо еле ворочало языком. – Вылазь. И вдруг схватило Семёна Андреевича за нос, жутко за-смеявшись. Тогда он укусил цепкую клешню и, дёрнувшись, больно ударился обо что-то копчиком. Это что-то оказалось топором. Укушенное существо, мерзко взвизгнув, отпряну-ло от кровати, по-человечески выругавшись матом. Всё встало на свои места. Это вторжение! Теперь в космосе пусто, и твари со всей вселенной устремились к Земле. Они убивают людей, принимая их облик. “Сколько пришельцев на Земле? – Семён Андреевич уж прижимал топор к груди. – Один? Десять? Тысяча? Или уже вся планета принадлежит им?!” Остался только он. Один! Уцелевший Под Кроватью. Теперь понятно, почему от него ушла жена! Всё сходится. Она – пришелец. И ушла не к простому грузчику. А к космическому! Белый и пушистый заяц способен нанести серьёзный урон настигнувшему его хищнику, отбиваясь задними ла-пами. Настигнутый же под кроватью белой горячкой, чи-новник с топором далеко не пушист и такого наворотить может, отбиваясь от пришельцев… – Ты меня укусил! – застонало Существо. – На вкус – дерьмо, – прорычал Семён Андреевич, вылезая из-под кровати. – Э-э-э… – попятилось существо. – Брось топор, пу-сто в космосе. И Семён Андреевич бросил. Крутнувшись в возду-хе, топор обухом врезался в лоб Существа. Оно, раскинув руки-клешни, звездой грохнулось на пол, усеянный пусты-ми бутылками. Одна разбилась вдребезги под упавшим то-пором. Семён Андреевич склонился над поверженным при-шельцем. Задумался. Может, съесть его? Вырезать сердце. Забрать его силу. Способность принимать чужой облик… Но нет. Из раны на лбу Существа сочилась какая-то крас-ная слизь. Так похожая на кровь, но явно ядовитая. Семён Андреевич поднял топор и, подойдя к выклю-чателю, погасил свет в комнате. Затем, скользя ладонью по стене, слепо пошаркал к окну, стараясь не наступить на бутылки. Он больше не жертва! Он – хищник. Уцелевший Под Кроватью начинает партизанскую войну с пришель-цами. Семён Андреевич отдёрнул шторы. В комнату упал призрачный свет звёздного неба. Откуда-то оттуда явилось это ужасное Существо и, убив друга, обрело его облик. Те-перь оно валяется мёртвым. Часть лица белеет в темноте от подбородка до скул, выше, залитое тёмной слизью, слива-ется с мраком комнаты.

“Портвейн, он всех на чистую воду выводит, – поду-мал Уцелевший Под Кроватью. – Как ещё тварь от друга отличишь? Под портвейном все своё истинное нутро по-казывают”. Уцелевший Под Кроватью осторожно открыл окно и, притаившись в темноте квартиры, стал напряжённо всма-триваться с первого этажа в пустынную улицу. Тусклый уличный фонарь чуть в стороне освещал небольшой отре-зок дороги, тянущейся вдоль дома. И никого. Словно вы-мерли все. Впрочем, может, так и есть. “Если Им удалось уничтожить всё человечество, Они перестанут принимать облик людей, – подумал Уцелев-ший. – Незачем станет маскироваться”. Вдруг Уцелевший кожей почувствовал что-то надви-гающееся из тьмы к островку света. Что-то огромное. Раз-мером с грузовик. Точно! Вот показались едва различимые контуры гигантской твари, бесшумно плывущей прямо к засаде. Уцелевший даже на какой-то миг увидел два крас-ных глаза размером с футбольные мячи. Но – секунда, и тварь разом сжалась в невысокую тонкую фигурку. Может, даже ребёнка. Уцелевший сильнее стиснул мокрое от вспотевшей ладони топорище. Что делают, твари! За это он будет ру-бить их в крошево. В свет фонаря вышла девушка. У Уцелевшего отлегло от сердца. Образ шлюхи, шляющейся по ночам, он разру-шит без проблем. То, что казалось девушкой, прошло пя-тачок света и, вновь погружаясь в темноту, приблизилось к засаде. Что ж, коль твари продолжают маскарад, значит, Земля ещё не потеряна! Уцелевший, несмотря на крупные габариты, стремительной кошачьей тенью выскочил в окно и метнулся, замахиваясь топором на пришельца. – Убью! – выкрикнул он – Ё-о-о… – неожиданно послышалось сзади. При-выкший к темноте Уцелевший различил ужас в глазах “девушки”. И смотрела она не на топор, а за его спину.

Издающий звук “Ё-о-о” был многим опаснее топора… Го-споди, неужели! Уцелевший резко обернулся, и вновь по-слышалось: – Ё-о-о… “Да! – восторгся Уцелевший. – Это – Господи! Госпо-ди явился спасать Землю”. Пришелец в женском обличии взвизгнул и кинулся наутёк. А Уцелевший, роняя топор, бухнулся на колени. – Ё-о-о… – повторил Господи. Топор брякнул лезвием об асфальт в сантиметре от Васькиного ботинка и больно ударил обухом по ноге. – Ё-о-о… – вновь застрял в горле мат. Перепуганная девушка убежала, а у Васьки от боли начало проходить оцепенение. Здоровенный псих упал на колени. Васька собрался дать дёру, но сумасшедший обнял его за ноги сильными руками и, прижавшись щекой к ко-леням, горячо зашептал: – Господи – в космосе пусто, повсюду пришельцы, а я – партизан…Васька, разлепляя губы, проговорил: – Знаю. – Счастье-то какое! – псих сильнее стиснул Васькины ноги. – А-а-а… – послышался зловещий стон из окна, от-куда выскочил псих. Затем ударилась бутылка о бутылку. – Твою мать! Комнату озарил свет лампочки. – Это зомби-пришельц! – в ужасе воскликнул псих. И в самом деле, в окне появился живой мертвец. На лбу – страшная рана. Левый глаз запечатан запёкшейся кровью. Зомби приложил ладонь к ране и провёл пятернёй вниз по лицу, размазывая кровь. – Их не убить! – воскликнул псих. – Что делать? – Беги в милицию, – выдохнул Васька. – А если и менты – зомби? – Нет, проверено. Там надёжные люди.

– А ты? – Тут останусь. – Я тебя не брошу! – Обо мне не беспокойся, со мной ничего не может случиться. Беги, времени мало, – чётко распорядился Васька, прежде считавший себя тугодумом.Псих понимающе оскалился. – Тогда я мигом, – сказал он и рванул без оглядки. У окровавленного мужчины в руке появилась бутыл-ка, он, что-то пробурчав, присосался к горлышку. Васька тряхнул головой, окончательно приходя в себя и, перешаг-нув топор, направился к телефону-автомату – звонить в милицию, пока псих никого не убил. 2. Итак, Аркаша был раззявой знатным, над родом кото-рого лениво мерцала Счастливая Звезда, ярко вспыхивая единожды над непутёвой головой очередного Тараськина. Дед рассказал о ней Аркаше ещё в детстве. И тот, маль-чишкой, частенько задрав голову к ночному небу, всма-тривался в звёзды, гадая: какая из них однажды отведёт от него беду. Дед и сам не знал, где находится их покрови-тельница. И говорил: – Быть может, хоть когда-нибудь ты увидишь её. Но, сколь Аркаша ни всматривался, всё не выходи-ло определить Звезду. То казалось, что одна “та самая”, то другая. Время шло, а годы летели. Аркаша всё так же, за-драв голову, всматривался в звёзды и гадал: когда же и на его долю выпадет из окна псих с топором или что-то вроде немецкой газовой атаки? Где тот миг, когда и над его головой вспыхнет Счастливая Звезда? В юности это была ещё ироничная мысль. Но то – пора бесшабашная. И всё же где-то после двадцати трёх лет Аркаша начал относиться к Звезде более серьёзно. Вот уже раз сдавал билеты на поезд. И раз отказался лететь на самолёте. А сколько он пропустил подозрительных автобусов – не сосчитать. У непьющего, прежде всегда ответственного токаря Тараськина начались проблемы на работе. Из-за опозда-ний, переходящих в систему. Поначалу-то ему прощали, учитывая исполнительность и былую пунктуальность. Но всякому терпению бывает предел. Аркаше вновь почувствовались все автобусы подозрительными. Каза-лось, Счастливая Звезда на этот раз действительно пред-упреждает о смертельной опасности. И Тараськин пошёл на судоверфь пешком. А, опоздав на час, отказался подхо-дить к станку. О нём что-то тревожно шептала Звезда. Если б туповатый бригадир хоть на минутку заткнулся, Аркаша непременно разобрал бы смысл шёпота. Но бригадир – ту-поват. Бригадир продолжал нести всякую чушь. – Что ж ты непутёвый-то такой?! – терял терпение ни-зенький бригадир. – Опять опоздал и таращишься теперь на станок, словно это – звездолёт. Говорю же, работа из-за тебя стоит. Гришка-то на выходном! Если б он только перестал дребезжать, Аркаша услы-шал бы, чего именно надо опасаться в работе на станке. Но Звезда шептала из-за тысяч световых лет, а бригадир тара-торил над самым ухом. – Нет, ну, чего ты стоишь?! – горячился бригадир. – Уставился на меня, как баран на новые ворота. Я не ворота. Я, так разэтак, твой начальник! Марш к станку! Бригадир негодовал. Рабочий не пьян, рабочий не бо-лен. Рабочий просто тупит. – Ну, может, скажешь уж хоть чего? – чуть ли не взмо-лился бригадир. Аркаша повёл ухом, пытаясь расслышать Звезду. – А-а-а! – взвизгнул доведённый бригадир. И потряс тонким пальцем перед носом ссутулившегося Аркаши. – Издеваешься! Дурака играешь. Думаешь, и на этот раз с рук сойдёт? Нет! Был Тараськин-передовик, нет Тараськина-передовика! Есть Тараськин-безработный. Всё! Будьте лю-безны. Хищная пасть капитализма перемолола гнилыми зубами некогда передового токаря. Да выплюнула замыз-ганной ветошью. И безликая серая армия безработных по-глотила его. От такого оборота речи из уст бригадира Аркаша даже шёпот слышать перестал. А бригадир, умолкнув наконец, развернулся и пошёл к начальнику цеха, с которым имел давнюю дружбу. Сосуды оказались сообщающимися. Последняя капля на работе переполнила и терпение жены. Под фамилией “Тараськина” Ольга прожила уж четы-ре года. Поначалу она была словно заколдована. Первые полгода вращающийся вокруг неё мир не подчинялся за-конам природы. Ольга ходила, едва касаясь земли, не за-мечая холода зимы. И казался смешным миф о плохом на-строении. Но постепенно наваждение начало развеиваться. Ко-нечно, Аркаша рассказывал ей байку о Счастливой Звезде. Даже скорей – легенду. Она поначалу вызвала интерес. – Выходит, ты как от беды заговорённый, – говорила Ольга, обнимая мужа. – Значит, и со мной ничего не слу-чится, пока мы вместе. Но следует осторожней возвращаться к мысли вновь и вновь. Однажды она может превратиться в навязчивую идею. Постепенно разговоры о Звезде стали наскучивать Ольге. А после и вовсе – раздражать. Со временем Арка-ша всё чаще вздыхал над семейной небылицей. Затем стал чудить. Ольга встречала его в Москве, чтоб продолжить от-пуск вместе, но пассажира Тараськина на борту не оказа-лось. Как выяснилось, он сдал билет в последний момент, потому как понял, что в самолёт садиться опасно. Дальше – пошло-поехало. С ним стало невозможно выходить в город. То ему автобус не понравится: давай пой-дём пешком. То и эта дорога какая-то не хорошая. Давай на другую улицу перейдём. Дошло до того, что как-то раз Оль-га чуть ли не силой пыталась вытолкнуть его из магазина.

Купив продукты, они направились к выходу, но Арка-ша вдруг встал, как вкопанный. Не пойдём, и всё! – Как не пойдём? – удивилась Ольга. – Надо две минуты подождать. – А чего не три дня? – Нет, две минуты. – Да ты что, в самом-то деле?! – фыркнув, Ольга со-бралась к выходу, но муж удержал её за руку. – Две минуты – пустячок! Хочешь, Оля, пирожок? – сказал Аркаша, глядя на отдел, где продавали пирожки. – Совсем ку-ку? – спросила Ольга и потянула упира-ющегося мужа за рукав. – Две минуты – ерунда, хочешь, Оля, газ-вода? – Точно, сбрендил… – всё же улыбнулась жена. – Мы всё-таки забыли кое-что купить, – схитрил Ар-каша. – Я мигом. Он юркнул вглубь магазина и вернулся с пакетиком m&m”s. – Твои любимые, желтые! – Хлопая по-детски наи-вными глазами, Аркаша, как ни в чём не бывало, взял жену под руку и двинулся к выходу. После странность мужа казалась в принципе пустя-ковой, когда Ольга находилась с ним. Но, оставаясь одна, наедине со своими мыслями, начинала тревожиться все-рьёз – а не сходит ли её супруг с ума? Но, стоило Аркаше появиться, как все дурные чувства вновь исчезали. Но странности повторялись, и в последнее время за-метно участились. То он одевался на улицу, подходил к две-ри, замирал в задумчивости и обратно раздевался. То воз-вращался позже с работы оттого, что шёл пешком. А раз добрался до дома уж ночью. И Ольга знала – Аркаша не загулял иль ещё чего. Нет. Он с работы шёл домой. Только через соседнюю галактику, как нашептала ему Звезда. – Что с тобой? – ахнула Ольга, открыв дверь мужу во втором часу ночи. Он был мят и грязен, как победитель в конкурсе среди идиотов по занырам в лужи.