– Мы не разгружаемся, – женщина моргнула холодными голубыми глазами. – Я не вижу причины, по которой мне может стать, как вы выразились, тошно. Ведите себя спокойнее, Сергей Иванович, здесь вам не Врекар. Задание вы выполнили?

– Выполнил, – буркнул Краев.

– Очень хорошо. – Тетка перегнулась через стол и протянула Краеву его карту. – Забирайте. Из четвертого Врекара поступила информация, что задание вы действительно закончили. Поздравляю. – Тетка усмехнулась – загадочно, но как-то не слишком добро. – Мой вам совет – когда вернетесь домой, пройдите курс психореабилитации. Я не думаю, что вы действительно страдаете алкоголизмом, но… Вас можно понять. – В голосе тетки появилось сочувствие. – Такой работе не позавидуешь. Вы просто устали, Сергей Иванович.

– И чего мне теперь?

– Отдохните. У вас теперь целая неделя.

– Как – неделя?

– Ну я же сказала вам: следующий спецрейс в ваш четвертый Врекар будет только через неделю. Сами виноваты – опоздали.

– И где я жить буду? – с содроганием спросил Краев.

– Здесь, на станции.

– Гулять-то хоть можно?

– Ну что вы как маленький ребенок, Сергей Иванович? – с укоризной произнесла инспекторша. – Вам когда в последний раз иммунозащиту ставили? Полтора месяц назад?

– Ну да.

– Чего же вы тогда возмущаетесь? Сроки уже выходят. Будете сидеть здесь, в изоляторе. Заразить кого-нибудь хотите, что ли?

– Понятно… – Краев поскреб в затылке. – А завтра идет рейс? В какой-нибудь другой Врекар?

– Да. Завтра отправляем рейсы в седьмой и шестнадцатый.

– А можно мне туда? В другой Врекар? Мне этот четвертый уже вот где сидит…

Краев провел рукой по горлу, показывая меру своего пресыщения четвертым Врекаром. На самом деле для него не было никакой разницы между четвертым и шестнадцатым. Он даже не знал, что эта за фиговина такая – Врекар. Он только жутко не хотел сидеть неделю в изоляторе.

За неделю Давила без труда найдет его в любой точке Москвы. Даже в этом эпидемиологическом изоляторе. Краеву нужно было сматываться – побыстрее и подальше.

– У вас есть семья там, во Врекаре? – тетка внимательно посмотрела на Краева.

– Нет, – пошел ва-банк Краев. – Вы что, в моей карте не видели? Там отмечено, что я развелся.

– Там написано, что вы холосты.

– Ну да, развелся. Сейчас холост.

– Сосед по комнате, что ли, надоел?

– Хуже некуда! – облегченно соврал Краев. – Гад, каких мало! Параноик просто! Это из-за него я пить начал! Если не переведете меня, окончательно сопьюсь. Мое моральное падение падет на ваше учреждение тяжелым грузом…

– Ну ладно… – промямлила инспекторша. – Вы сами знаете, что возможность перевода в другой Врекар существует. Пишите заявление – Может, и удовлетворят. Тогда поедете завтра. Вы в какой хотите? В седьмой или в шестнадцатый?

– В шестнадцатый, конечно, – уверенно сказал Краев.

Подальше от Давилы. Подальше.

– В шестнадцатый? – переспросила дамочка едва ли не с ужасом. – Вы уверены? Но ведь шестнадцатый – это же…

– В седьмой! – быстро и громко сказал Краев. – Извините. Оговорился. Конечно, в седьмой.

– Пишите. – Инспектор шваркнула перед Краевым чистый лист бумаги. – Вот вам ручка.

– Что писать-то?

– Ну как что? В Управление Чрезвычайного Эпидемиологического Контроля. Я, Перевозов такой-то сякой-то, прошу перевести меня из четвертого Временного Эпидемического Карантина в седьмой Карантин по личным причинам…

Краев выводил буковки и не знал, радоваться ему или ужасаться. Таинственный Врекар оказался Временным Карантином. Эпидемическим.

Краеву предстояло ехать в чумный город.

Спецрейс осуществлялся длинной машиной в форме гигантской пятиметровой сосиски зеленого цвета. Краев никогда не видел таких машин в странах западной демократии, равно как и во всех прочих странах. Он даже не мог определить, было ли это механическое творение электрическим, бензиновым или еще каким-нибудь. Единственное, что мог он сказать вполне определенно – то, что передвигалось оно с невероятной скоростью, чему, безусловно способствовала его гастрономическая форма, просчитанная в аэродинамической трубе. Турбулентные потоки воздуха обтекали машину с невыразимым изяществом, как бы говоря: вот это вещь, достойная обтекания, облизывания, и даже поглощения…

Короче говоря, зеленая сосиска мчалась по необъятным просторам Родины, а внутри нее находился Николай Краев и думал о всякой чуши. Играл словами так и сяк, подкидывал их, как мячики для пинг-понга, составлял из них хитроумные комбинации, разрезая на приставки, корни и суффиксы и склеивал снова, получая что-то вообще уж хитроумное, но в то же время изысканно многослойное – нечто среднее между постмодернизмом и тортом "Наполеон". Краев любил играть словами. При всей своей внешней молчаливости он был настоящим виртуозом в области прикладной лексики и даже фонетики. Когда-то он применил свой талант на деле, создав одну передачу, а затем три книги. Эти три книги, как выяснилось позже, оказали огромное влияние на судьбу России, переставив ее на рельсы непостижимо быстрого развития, технологизированного во всем, включая процесс настройки человеческих душ. Теперь Краев пожинал отдаленные плоды своего труда, несясь на неизвестной ему машине в неизвестном направлении.