Шрифт:
Без изменений были оставлены разве что люстра, темные бархатные шторы на окнах и настольная лампа со специальным зеленым плафоном.
Нашлись злые языки, уверявшие, что весь этот «тарарам» новый начальник устроил не из человеколюбия, руководствуясь заботой о сотрудниках, нуждавшихся в отдельных комнатах, а ради того, чтобы придать блеск и величие себе самому.
Впрочем, не все так думали.
Новшества на этом не кончились. Расправившись с внутренним переустройством здания, Виталий Николаевич начал практически и планомерно проводить в жизнь свою систему «закручивания гаек». По понедельникам являлся на работу раньше всех и, стоя в небольшом вестибюле до половины девятого, лично регистрировал всех опоздавших, которым потом делал соответствующее внушение Правда, опоздания он не считал смертным грехом и слишком строго не взыскивал. Но горе тому, кто рискнет появиться в управлении небритым, с несвежим подворотничком или в нечищеных ботинках. Тут уже спуску не было. Виноватому назначалось несколько часов строевой подготовки по заранее разработанной теме: «Одиночное обучение бойца» Еще строже относился Коноплянов к тем, от кого попахивало на службе спиртным,— таковых он без сожаления отправлял на гауптвахту, исполь-зуя «полную катушку», то есть пять суток со строгим режимом
Нечего и говорить,— к концу второго месяца почти все управление трепетало перед новым начальником. Только два человека, оба его заместителя, вели себя так, будто ничего не изменилось.
По-прежнему спокойно, уравновешенно и со знанием дела исполнял свои обязанности Гоголев. Второй заместитель, Леонтьев, как и прежде, поспевал всюду — до начала работы учреждений и организаций города проверял чистоту и порядок на улицах и площадях, часом позже собирал участковых милиционеров, давая им инструкции на день и особо нажимая на меры надзора за санитарным состоянием столицы Черкесии. К себе он приходил уже в десять и разбирал всякого рода происшествия, случившиеся вечером и ночью. Затем отправлялся с докладом к Коноплянову и председателю облисполкома. После обеда — выезды в районы, встречи с так называемыми «низовыми активистами», которых у него было немало и разветвленная сеть их непрестанно пополнялась. К исходу дня Леонтьев возвращался в управление и, разобравшись в полученных сведениях, отдав надлежащие распоряжения, ехал в обком к Воробьеву, обстоятельно информируя секретаря о происшествиях за сутки и принятых мерах.
У Леонтьева день был расписан так, что не оставалось и минуты свободной, за неделю он несколько раз оставался без обеда, но даже это не спасало его от Конопляновских нотаций по поводу неповоротливости некоторых работников управления, которые никак не могут ликвидировать преступность в области. Кто-кто, а Коноплянов был великим мастером отчитывать человека, не называя его по фамилии, обходя прямые обвинения, но выстраивая разговор таким образом, что собеседник всегда точно знал — речь идет именно о нем
Леонтьеву, человеку деятельному, добросовестному, но тихому и скромному, не приходило на ум спорить с начальством и уж совсем невдомек было, что Коноплянов принадлежит к той породе руководителей, для которых важно чисто внешнее, показное благополучие и нет дела до существа. Лишь бы исправно «крутилось колесо», а если при этом ржавеет ось и вылетают спицы — неважно: на наш век хватит
Коноплянов вообще считал милицию кляузным учреждением, ошибочно навязанным органам государственной безопасности. Вслух Виталий Николаевич, разумеется, таких вещей не говорил.
В свете сказанного, как теперь часто пишут в отчетах и газетных статьях, вполне объяснимы те события, которые последовали одно за другим вскоре после приезда начальника управления из Ставрополя.
Начать с того, что за время его отсутствия произошло несколько случаев нарушения законности, к которым Коноп-лянов обыкновенно относился так, будто они являлись прямым следствием нерасторопности и неумелости его подчиненных. А раз это было без него — тем более. Наломали дров и — «баста». Теперь ему предстоит расхлебывать.
Жарко стало в первую очередь Петру Яковлевичу Леонтьеву. Прежде всего он получил нагоняй за непринятие неотложных мер по ограблению на ярмарке в ювелирном магазине. Начальнику угрозыска Бондаренко был объявлен строгий выговор «с занесением», а лейтенант Маремкулов сдал оружие и прошествовал на гауптвахту за то, что упустил Цыганова. Трое суток ареста за халатность при исполнении служебных обязанностей. Незамедлительно был издан и второй приказ, отмечавший решительные действия пожарников, своевременно потушивших пожар на овцеферме совхоза «Пригородный».
Сергей Тимофеевич Бондаренко счел наказание слишком суровым и тотчас послал рапорт в Москву с просьбой перевести его в Белоруссию, где жила его мать. Не поставив об этом в известность Коноплянова, он продолжал с прежней неторопливой методичностью вести розыск Цыганова и его неизвестного сообщника.
Прошло три дня, в течение которых Виталий Николаевич Конопляное знакомился со всей документацией, касающейся нападения на продавщицу ювелирного магазина Пари-тову, кражи овец на совхозной ферме, пожара и его ликвидации, обыска на Шахарской прядильной фабрике, произведенного по просьбе старшего сторожевой охраны Кумратова, подозревавшего, что шерсть убывает «налево» неведомыми ему путями. Кстати, обыск ничего не дал.
Вывод, сделанный Конопляновым в результате рассмотрения всех этих дел, был неожиданным для него самого. Действительно: грабители на ярмарке повели себя гго меньшей мере глупо — ударили камнем Паритову, схватили ничего не стоящее кольцо и-скрылись. Явно случайное происшествие. Разве тут можно усмотреть почерк опытных рецидивистов? Обыкновенное хулиганство. Напились и стукнули продавщицу, а потом со страху не сумели даже украсть как следует. И материальный ущерб ничтожен — двести рублей с копейками. Так для какой же цели возиться и раздувать кадило? А ферма? Произведенная проверка показала, что там царила путаница в документах учета. Полная вероятность, что недостачи овец просто не было. То же самое с фабрикой Утечки шерсти не обнаружено.