Шрифт:
— Вадим! Дараева не было.
Сухо треснул в холодном воздухе пистолетный выстрел. Где-то неподалеку. Шукаев бросился в том направлении.
... Вадим стоял возле старой дикой яблони. На разветвлении ствола чернело расчищенное от веток и лесной трухи отверстие дупла.
— Кажется, я нашел кое-что интересное! — возбужденно сказал Вадим.— Берданка и...
— Ты из-за этого стрелял?
— Ну да! Кричать — ты бы не услышал...
— Бить тебя некому,— буркнул Шукаев, подходя к дуплу.— Я уж думал — случилось с тобой что... И больше без нужды не стреляй! Понял?!
— Понял,— тихо сказал Дараев. Тон Жунида был довольно свирепым, но от Вадима не укрылось, что тот не на шутку за него испугался.— Но ты посмотри.,.
Смотреть было на что. В дупле лежало ружье, пустой патронташ к нему и аркан, сплетенный из конского волоса.
— Может, не трогать сейчас все это,— спросил Вадим, рассматривая аркан,— а выставить засаду?..
— Зря время потеряем. Они сюда не вернутся. Ты же видел: шалаш разворочен, уходили в спешке... Предполагали, что мы явимся. А о дупле забыли...
— Позвать Аскера?
— Давай!..
Табунщик, подойдя, повертел берданку в руках.
— Мой ружье,— уверенно сказал он.— И номер...
— СВ 016796,— прочел Дараев и заглянул в блокнот.— Точно. А аркан?..
— Тоже наш... тогда пропал, когда Каро угнали...
— Почему же аркан не значится в списке вещей, пропавших с конефермы? — спросил Жунид.
— Сразу не обнаружили... Когда я сдавал ферму, тогда и узнали, что он пропал.
— Что он сказал? — спросил Дараев. Жунид перевел.
— Можно немного обедать,— предложил Чич по-русски.— Мясо готово.
Дальше пошли по следам копыт. Круглые ямки следов медленно, но верно засыпало белыми шариками крупы. В лесу было сумрачно, несмотря на то, что время едва перевалило за полдень.
— Километра три отсюда — лесхоз,— сказал Чич Шукаеву.— Там — сторожа. И сено для лошадей найдется. Лесника я знаю давно — добрый старик.
Чич, как всегда, обращался к Жуниду по-адыгейски. Русский язык он знал плохо и говорил с таким невообразимым акцентом, что временами его невозможно было понять.
Ветер усиливался. Вверху, среди голых обледеневших ветвей, гудело и свистело. В двух шагах ничего не было слышно, и им приходилось кричать, напрягая голос. Изредка по гущине леса разносился сухой треск обломленных ветром сучьев, покрывавший все остальные звуки. Крупа хлестала в лицо, забиралась за воротник, слепила глаза. Отыскивать в такой крутоверти какие-либо следы нечего было и думать. Посовещавшись, Жунид и Вадим решили положиться на Аскера.
— Веди к сторожке,— сказал Шукаев.
... Часа через два, облепленные снегом, замерзшие и усталые, они добрались, наконец, до бревенчатого домика, затерявшегося в густой чаще. Сбоку к избушке был пристроен небольшой навес с тремя досчатыми стенками. Под ним — сено. Лошадей привязали к стойлам.
Внутри сторожки никого не оказалось. В очаге еще не остыл жар, и табунщик быстро вздул огонек, подбросив сухих дров.
— Где же твой приятель? — спросил Вадим.
— Лесом пошел, наверно... обходом пошел...
— Рано завертелось,— сказал Жунид, выглядывая в низенькое слепое окошко.— Если так и дальше пойдет,— околеем мы с тобой в плащиках..
— Возьмем у Тукова кожухи.
— Как зовут лесника? — спросил Жунид Аскера, садясь на деревянную лавку у очага.
— Кербеч.
В углу сторожки стоял топчан, а рядом были довольно просторные нары для заезжих охотников, застеленные сеном и попонами. Близился вечер. Решили немного перекусить и лечь спать, не дожидаясь хозяина.
— Придется дежурить,— решил Жунид, прислушиваясь к вою ветра.— Нападения бандитов едва ли следует ожидать, но коней наших угнать в такую заваруху могут.
— Я пойду первым,— вызвался Коблев и покраснел.— Можно?
— Давай,— улыбнулся Шукаев.— Только возьми чепрак с нар, а то замерзнешь. Через три часа разбудишь меня или Вадима.
Жуниду все больше и больше нравился Махмуд. Молчаливый, выдержанный, за весь день и двух слов попусту не сказал. На такого можно положиться.
Кербеч явился под утро. Привез дрова на подводе.
Внешность и манеры его напомнили Шукаеву тургеневского Бирюка. Крупная кудлатая голова, густые насупленные брови, усы, слегка свисающие вниз, седые и чуть желтоватые по краям от табака: лесник не вынимал изо рта самокрутки. Попробовав его самосада, Жунид поперхнулся и долго потом тер кулаком слезящиеся глаза.