Сидя с синим от простуды и выключенных батарей носом, кутаясь в плед, стараясь удержать в непослушных пальцах чашку чая с медом и лимоном в компании единственного слушателя – серой с голубыми глазами кошки – можно себе позволить выдать пару-тройку чужих тайн.

Сегодня с утра случилась суббота и дождь. Но я была тверда в своих намерениях. Моей подруге Люське завтра исполняется., ну в общем исполняется… и я решила подарить ей что-нибудь эдакое. Что-нибудь, что поможет ей хотя бы изредка впадать в детство. А то мы все слишком серьезные и эмансипированные какие-то стали – ой, не к добру.

И я, как всегда в таких случаях, доверилась дороге. Села на метро, выбрала «жертву» (ей оказалась милая девушка с двумя косичками с роликовыми коньками на плече) и вышла там, где вышла она. Оригинальностью барышня не страдала, самое лучшее место для начинающих роллеров – Мариинской парк и далее – через Европейскую к фонтанам на Крещатике. Не знаю, что молодежь находит в самом сердце Киева сейчас, когда оно дизайнерски потрепано «заботливой» мэрией. Я еще помню другие времена, поэтому простите меня эту за грубость.

За девушкой я не пошла. Двинула в противоположную сторону. И где-то через пару кварталов обнаружила сувенирную лавку. Нет, не такую, как для туристов, с матрешками, футболками «Я-сердечко-СССР», валенками и вышиванками, а ту, где можно найти венецианские маски, авторские куклы, «фаберже», китайские колокольчики и прочие блестящие и очень необходимые в жизни штуки. На нечто в этом роде я и надеялась, если честно, потому что заранее решила купить куклу. Желательно – куклу мужского рода, потому как фарфоровые барышни в атласных платьицах, ни меня, ни Люську давно уже не впечатляют. Да и за неимением в нашей жизни «реальных пацанов»…

Я бы не отказалась от бравого парцелянового гусара, например. Просто, чтобы не забывать, что где-то они есть, гусары-то… Но то, что я решила, редко имеет отношения к тому, что я потом свершаю и в этом еще одна дополнительная радость моего личного бытия.

Хозяин лавки меня озадачил. Мог бы и напугать, но я помню, что Фредди Крюгер – вымышленный персонаж, а больше, пожалуй, мне бояться некого. Молодой, а взгляд затравленный, исподлобья и волосы совсем седые; серые, очень светлые, почти белые глаза, вампирская синюшность лица, засаленные джинсы и пожелтевшая от времени футболка. «I;m crazy» – вот что на ней начертано. Истину глаголет. Я тоже не ахти какая красавица, но надо же и совесть иметь. У такого персонажа не то, что подарок ко дню рождения, наряд на хелоувин заречешься покупать.

Стойкость, – твердила я себе, стараясь меньше оглядываться на него, – стой-кость.

И помогло – процесс разглядывания потенциальных подарков в какой-то момент захватил меня целиком. Я уже почти забыла о нем, когда хозяин подал голос. Глухой, как из колодца, словно бы преодолевая лень непослушного языка, прям мурашки по коже:

– Ищете, что-нибудь конкретное?

– Да нет, – я пожала плечами.

– Подарок, – сказал хозяин. В его голосе звучала непоколебимая уверенность. – Мужчине, женщине?

– Подруге, – я развернулась к нему и подошла ближе к кожаному креслу, на котором он сидел, перебирая бумажки. Их ворох белой скатертью стелился по небольшому журнальному столику.

– Если бы вы были писателем и вас попросили бы рассказать о вашей подруге как о вымышленном персонаже, но только самое главное, что бы вы сказали? – Вот это я понимаю – профессиональный подход к менеджменту сувенирных лавок.

– Ннууу… Романтичный трудоголик. Много-много ответственной срочной работы в будни, на выходных подготовка к работе, а между бессчетное количество женских романов и полное отсутствие этого самого «между».

– Оу. Ну что ж… А вы хотите подарить ей куклу, – задумчиво кивнул хозяин.

– Не то, чтобы… – удивилась я. – А просто…

– Да я понимаю, понимаю.

Он все качал головой и смотрел в потолок. Или на деревянную птицу под вычурным светильником-канделябром и современными заменителями свечей. На канделябре имелась искусственная паутина и даже ее законный обитатель, должный придать ему зловещести, но вызывающий жалость к умственным способностям дизайнера, да и к делу его рук.

– Вы не хотите чая или кофе? – вдруг спросил хозяин. – Я Глеб, но мои знакомые называют меня Ванька Бездомный, сокращенно – Ванбез.

– Не вижу связи, – улыбнулась я.

– В честь поэта Бездомного, Михаила Афанасьевича, – хозяин морщился на этой фразы.

Я думаю, если кличка тебе неприятна, незачем сообщать ее каждому встречному.

– Вы поэт или шизофреник? – попыталась отшутиться я.

– Я – второе, – буркнул Глеб и отвернулся. Потом вдруг повернулся и попытался изобразить на лице улыбку. Криво получилось: – Хотя и первое тоже.

Вот это персонаж, – подумалось. – Хоть писателем становись. Хотя все мы немного того, каждый в свою степь. Но вслух я этого не сказала: