Но есть одно кафе в Киеве, не буду говорить какое, оно принадлежит мне. Целиком и полностью. Или я со всеми потрохами оставлена ему, чтобы жизнь малиной не казалась. Тут что-либо определенное трудно утверждать.

Факт в том, что махонький зал на два столика, словно бы сколоченных из цельных бревен, простой сельский интерьер и хмурый байкер-бармен, опрятный ровно настолько, чтобы не казалось, что он только-только слез с мотоцикла и сразу стал за стойку, и свечи вместо электрических ламп, и кофе, единственный сорт, который я употребляю, в единственном же экземпляре; и вид из окна на всегда пустующие детские карусели, медленно поворачивающиеся вокруг своей оси толи по инерции, толи вообще по неизвестному доселе человечеству закону физики; и даже сонный саксофонист в углу на расшатанном деревянном табурете, раскачивающимся в такт его вдохновению… Он играет постоянно и тихо, как может (интересно он есть, спит, когда-нибудь?..)

Словом, все это богатство только мое. Перед очередной командировкой я прощаюсь с городом и всегда выпиваю на посошок чашечку кофе, после приезда, побросав дома сумки первым делом снова сюда. Это кафе своего рода мой дом. Более настоящий, нежели место, где я ночую. Я никогда не встречала там других людей. Зато я всегда нахожу на своем столике справа от стойки интересную книгу, маленькую шоколадку, и чашечку кофе, а бармен невозмутимо протирает бокалы и делает вид, что он не при делах и вообще не знал, что я сегодня зайду.

Вот это место радо мне всегда. Я не просто предполагаю, я ощущаю его нежную заботу и почти материнскую защиту. Нельзя объяснить.

И вот представьте, КАК это было – обнаружить в кафе пять минут назад еще одного человека. Не саксофониста, который по неизвестным мне причинам сегодня отсутствует, что само по себе уже нарушило нереальную атмосферу этого места, а ЕЩЕ-ОДНОГО-ПОСЕТИТЕЛЯ! Пусть, сидящего спиной к проходу, пусть самозабвенно переставляющего какие-то странные фигурки по странной треугольной доске, пусть он даже не отреагировал на мое появление, однако факт присутствия В МОЕМ КАФЕ чужого человека я восприняла как предательство и собралась уже было уходить, когда бармен, сказал первое за время нашего немого знакомства слово:

– Извините.

Это прозвучало так неожиданно и так отвечало моим мыслям, что я невольно развернулась в его сторону и, преодолевая детское желание пустить слезу и надуть губки, чтобы всем сразу стало понятно, насколько они виноваты, бросила:

– Вина. Красного. Или белого. А лучше – розового. Но обязательно домашнего, но ни в коем случае не испанского крымского разлива.

Вот так вот. И пусть думает теперь, а я буду ждать заказа и упиваться местью.

Бармен невозмутимо кивнул, а я бухнулась за свой столик, сделала глоток оставленного мне кофе и одновременно принялась разматывать свой любимый трехметровый шарф. Они все у меня любимые и трехметровые, но этот самый любимый и самый трехметровый. Связанный собственноручно за две ночи – рождественскую и новогоднюю. Такая была задумка. Из самой пушистой пряжи, какую только можно было найти в магазине. Совершенно обалденного светло-зеленого цвета, какой бывает только у первой весенней травы. Не снимала бы вообще, да климат такой, волей-неволей, а пять месяцев в году приходится скучать без него.

На этот раз передо мной лежал сборник рассказов неизвестного мне автора, но я притворно сердито пробубнила, что раз он тут лежит, значит он – идеален. Идеален для меня сегодняшней, я имею в виду. Ведь книги, которые выбирают нас, в корне отличаются от книг, которые выбираем мы, хотя следует признать в совершенно удивительных случаях, они – одно и то же. Редко, но метко.

Покосилась на бармена и поняла, он оценил – в полуобороте его лица спряталась ироничная улыбка.

Что-то мы с ним сегодня не в меру общительные.

Открыла наугад страницу предложенной мне книги и прочла: «Мир существует столько времени, что никакую сказку или легенду нельзя считать вымыслом, разве что чуть приукрашенным воспоминанием».

Кажется так, за исключением того, что сказок в привычном понимании вообще не существует – это мое твердое убеждение. Мироздание слишком извилисто и подзаковыристо, а человеческий разум столь прост и узок, что придумать что-либо путное не способен хоть ты лопни. Мысль сия не есть открытие, навроде теории вероятности, так что…

Но он мне нравиться, этот неизвестный писатель. Читала и читала бы, да бармен принес заказ. Навис надо мной и поднял очи к потолку, всем своим видом показывая смирение и благодушие, как у нашкодивших детей. Когда я взглянула на серебряный поднос, то поняла почему – на нем стоял бокал, а в бокале совершенно определенно – вино, а у вина три слоя: нижний – нежно-желтый, средний – розовый и верхний – вишнево-бордовый. Они не смешивались, а мягко перетекали один в другой. Не в силах поверить в то, что возможно совершить такое с вином, я взяла бокал в руку и принюхалась. Аромат… Уууу…. Все оттенки вкуса винограда, ушедшего лета приблизительно восьмилетней давности, теплых ветров, золотой осени, и чужой родины. А на кончике языка случился настоящий праздник. Вот это я понимаю – сервис.

Скорее от растерянности, я встала и чмокнула байкера в небритую щеку. Он искренне рассмеялся и вернулся на свое место.

А я вспомнила, что уже пила такое… такой коктейль. Во сне. С НИМ. В одном из тех волшебных мест, которые заставляют меня просыпаться утром и огорчаться их недосягаемости. Моей личной недосягаемости (сегодня утром во мне вдруг родилась и окрепла малюсенькая надеждочка, что ОН по какому-то непостижимому кармическому закону ТАМ – иначе, где ж ему еще-то быть?..), а заодно несправедливости, нечестности моей жизни, которую я провожу как все люди – откладывая все на потом. И не просто ВСЕ, а ВСЕ САМОЕ ВАЖНОЕ. И как все забываю, что этого гипотетического ПОТОМ может не случиться. Вообще никогда.