Шрифт:
6 ноября Высоцкий пишет заявление на имя директора театра: «Я считаю, что сегодняшнее мое выступление на сцене в роли Хлопуши — просто издевательство над моими товарищами и над зрителем. Ничего, кроме удивления и досады, моя игра не может вызвать. Я нахожусь в совершенно нерабочем состоянии. У меня нет голоса. Я прошу принять срочные меры по вводу новых артистов на роли, которые играем я и Губенко. В противном случае наступит момент, когда мы поставим театр в очень трудное положение».
9 ноября должен был состояться вечерний «Галилей». Высоцкий позвонил днем в театр и попросил отменить спектакль, так как совершенно потерял голос. До начала спектакля надеялись, что он все же сыграет. Приходит Высоцкий: «Спектакля не будет, нечем играть». Любимов, Дупак, вся труппа думают — чем можно заменить? Золотухин предложил «Тартюфа». Надо срочно звонить начальству — публика в буфете. «Тартюф» еще не был принят, и премьера предполагалась позже. Дозвонились... Разрешили. Дупак выводит на сцену Высоцкого: «Дорогие наши гости... Мы должны перед вами глубоко извиниться... Все наши усилия, усилия врачей, самого артиста Высоцкого — исполнителя роли Галилея — восстановить голос ни к чему не привели. Артист Высоцкий болен, он совершенно без голоса, и спектакль «Жизнь Галилея» сегодня не пойдет. Вместо этого мы вам покажем нашу новую работу — «Тартюф», которую еще никто не видел».
Вспоминает А.Меньшиков, работавший в то время рабочим сцены: «Володя и другие актеры — все помогали устанавливать новые декорации. Высоцкий взял какую-то неподъемную балку, поднял ее и очень сильно расцарапал руку. Даже разорвал — кровищи было много. Не прошло и дня, как по Москве пополз слух, что Высоцкий вскрыл себе вены. Люди как будто ждали: с Высоцким что-то должно случиться...»
Очевидно, в тот вечер было действительно не сыграть. Горло болело уже давно, но не все об этом знали — он уже давно играл «через боль».
В.Смехов: «В поликлинике, где моя мама терапевт, помнят, как однажды я уговаривал его перед спектаклем показаться ларингологу. Мы ехали с концерта. Я был встревожен состоянием Володиного голоса. Ольга Сергеевна, чудесный, опытнейший горловик, велела ему открыть рот и... такого ей ни в практике, ни в страшном сне не являлось. Она кричала на него, как на мальчишку, забыв совсем, кто перед нею; она раскраснелась от гнева: «Ты с ума сошел! Какие спектакли! Срочно в больницу! Там у тебя не связки, а кровавое месиво! Режим молчания — месяц минимум! Что ты смеешься, дикарь?! Веня, дай мне телефон его мамы — кто на этого дикаря имеет влияние?!» В тот вечер Высоцкий сыграл спектакль в полную силу, назавтра репетировал, потом — концерт, вечером спектакль, и без отдыха, без паузы...»
То, что рассказал Смехов, было раньше — в начале июля, а сегодня — 9 ноября — необходим был отдых, хотя бы маленькая пауза...
Когда Высоцкого упрекали, что он подвел, сорвал съемку, репетицию или спектакль, он переживал, извинялся. Но, очевидно, душевный надлом, постоянный переход из огня в воду, одиночество, которое тщательно скрывал, нежелание даже близких понять его, какой-то постоянный разлад желаемого с действительным, наконец, целенаправленная и многолетняя травля толкали его в пропасть, в бездну. Очнувшись, он находил силы выкарабкаться, встать на ноги... и продолжать.
Марина в Париже, а рядом никого...
Из дневника В.Золотухина: «Мы все виноваты в чем-то, почему нас нет рядом, когда ему плохо, кто ему нужен, кто может зализать душу его, что творится в ней —никто не знает. Господи!!! Помоги ему и нам всем!!! Я за него тебя прошу, не дай погибнуть ему, не навлекай беды на всех нас!!!»
И, правда, Господь — вона где! А ты, «друг», рядом, помог бы! Ан, нет...
«Я избегаю его. Мне неловко встречаться с ним, я начинаю волноваться чего-то, суетиться, я не знаю, как вести себя с ним, что сказать ему, и стараюсь, перекинувшись общими словами, расстаться поскорее и чувствую себя гадко, предательски по отношению к нему, а что делать — не знаю».
Абсолютно противоположное понимание дружбы у Высоцкого: «...Дружба — это не значит каждый день друг другу звонить, здороваться и занимать рубли на похмелку. Нет, это просто желание узнавать друг о друге, что-то слышать. И довольствоваться хотя бы тем, что вот мой друг здоров — и бог с ним, и пускай он еще здравствует».
Ю.Любимов вынужден сделать замены и в «Пугачеве» ставит вместо Высоцкого молодого актера Валерия Черняева. Вспоминает сам В.Черняев: «Будучи артистом молодым и амбициозным, я решил: вот он, перст судьбы! Вышел Хлопуша № 2 и заорал со сцены: "Пр-роведите меня к нему, я хочу видеть этого человека!" А в зале зрители программками шуршат и друг у друга спрашивают: "А что, не Высоцкий разве?" Некоторые встали и ушли, им было все равно, как ты играешь, все ждали своего любимца».
О ситуации в театре стало известно в Управлении культуры исполкома Моссовета. По Московскому театру драмы и комедии на Таганке издан приказ №183: «Артист Высоцкий В. С., начиная с 17 октября с. г., систематически нарушал трудовую дисциплину: не являлся на спектакли, приходил в театр в нерабочем и нетрезвом состоянии, что вынуждало руководство театра к срочным заменам его в спектаклях, к заменам спектакля «Жизнь Галилея», где В. С. Высоцкий является единственным в театре исполнителем заглавной роли и, кажется, должен был бы чувствовать особую ответственность в эти дни не только перед руководством театра, но и перед зрителем.
Все вышеприведенное, грубейшие нарушения трудовой дисциплины и систематическое пьянство В. С. Высоцкого вынудили дирекцию театра освободить артиста Высоцкого В. С. от работы в театре по статье 47 КзоТ пункт «Г» со 2 декабря с. г.».
3 декабря Высоцкого уложили в больницу. Диагноз — алкогольная интоксикация. Врачи констатировали общее расстройство психики, перебои в работе сердца... Обещали ни под каким предлогом не выпускать его из больницы два месяца. Разве с его характером это было возможно? Кроме того, Высоцкого уже ждали на съемках фильма «Опасные гастроли».