Увидев огромного незнакомца, двигавшегося медленно и сопровождавшего каждый свой шаг странными телодвижениями, оба хирурга заледенели от страха; еще больший ужас, нежели это невозмутимое до жути спокойствие, внушали сверкавшие адским блеском глаза незнакомца. Старик приблизился к кровати больного и, прощупав его пульс, скинул плащ, извлек из кармана флакон необычной формы и обрызгал комнату каплями какой-то вязкой жидкости: тотчас в воздухе повеяло всепроникающим холодом, и генерал, метавшийся в жару, открыл глаза… Первое, что он увидел, было суровое чело склонившегося над ним Столетнего Старца. Беренгельд вздрогнул и воскликнул: «Дайте мне умереть, я хочу умереть!..»

— Дитя! — с суровой жалостью ответил старец глухим и надтреснутым голосом. — Я хочу, чтобы ты жил! Ты же знаешь, я могу излечить тебя от любой смертельной болезни, — я только не смогу спасти тебя от пули или клинка!..

Услышав эти слова, генерал сел и, глядя прямо в страшные глаза своего предка, спросил:

— Так, значит, вы и есть тот самый ученый Беренгельд, родившийся в тысяча четыреста пятьдесят шестом году?.. Если это так, то я согласен жить — для того, чтобы разгадать вашу тайну!

Не отвечая, старец плавно покачал убеленной сединами головой; Беренгельду показалось, что на его почернелых, словно выжженных губах промелькнула легкая улыбка: так улыбается человек, неожиданно услышавший необычайно приятную для него похвалу.

— Через два часа я вернусь и спасу тебя! — произнес призрачный старец, возлагая руки на голову генерала и направляя на них весь свет, излучаемый его сверкающими глазами. Невыразимое спокойствие охватило Беренгельда; уходя, таинственный старик приказал обоим хирургам сохранять спокойствие и никого не впускать в комнату больного.

Как только дверь за странным созданием закрылась, хирурги бросились искать следы только что пролитой жидкости. Но все поиски их были напрасны.

Огромный старец вновь завернулся в плащ, скрыл свою жуткую седую голову под бесформенным капюшоном и покинул особняк.

Путь его лежал к перекрестку, где прекрасная Инес, с улыбкой надежды, блуждающей на бесцветных губах, с нетерпением ожидала его. Остановившись перед безумной, он откинул капюшон и впился в нее грозным вопрошающим взором, от которого невозможно уклониться.

Смертельно побледнев, молодая женщина в последний раз взглянула на следы крови Фредерика и замерла, не имея сил оторвать взор от страшного напоминания; устав ждать, старец медленно обернулся и прикрикнул на нее своим замогильным голосом:

— Чего ты ждешь? Тебе мало охватившего тебя безумия?.. Иди за мной, что тебе еще делать в этой жизни?

Опустив голову, Инес открыла дверь, со скрипом повернувшуюся на заржавевших петлях, ибо вот уже шесть месяцев никто не открывал ее, и последовала за старцем. Двое соседей стали свидетелями этой странной сцены.

Спустя два часа после того, как в небесных пажитях отгремела гроза и ночь снова явила себя во всем своем сверкающем великолепии, огромный старец вошел во двор особняка генерала. Двор был пуст. Поднимаясь по лестнице, он увидел двух плачущих хирургов; они останавливают его и просят выслушать их. О ужас!.. Страшный предсмертный хрип оглашает лестницу… Генерал умирает!..

Стремительно, словно сама мысль, старец в один прыжок очутился возле изголовья Беренгельда.

Хирурги, стоявшие на лестнице, засвидетельствовали, что Столетний Старец вышел от генерала, держа в руках пустой флакон. Больше старца не видел никто. Хирурги и врач, вбежавшие в спальню больного, нашли генерала спящим. Вскоре он пробудился. Беренгельд ничего не помнил из того, что с ним произошло, только чувствовал, что губы его горят, словно их обожгли раскаленными угольями, и часто подносил к ним руку.

Спустя три дня генерал сделал смотр своей дивизии.

В его честь был устроен торжественный обед: войска, находившиеся в его подчинении, пожелали отметить чудесное выздоровление своего командира. Во время обеда Беренгельда посвятили в некоторые странные подробности его лечения.

Во время грозы солдаты заметили, как исполинский старец вел Инес к пещере; вышел он оттуда уже без своей юной спутницы. С тех пор девушку больше никто не видел. В душу генерала закрадывались самые черные мысли.

Минуло четыре года; все это время Беренгельд ни разу не видел своего предка.

Здесь завершаются мемуары Беренгельда; далее следует приписка, сделанная им перед тем, как отослать их префекту.

«Совершенно очевидно, что существо, о котором вчера шла речь, является тем самым старцем, которого я встречал возле пирамид и в Яффе; этот же старец спас меня в Испании.

Относительно последнего могу сказать, что он поступил бы гуманнее, если бы дал мне погибнуть, ибо жизнь мне в тягость и я уже давно существую только ради того, чтобы разгадать удивительную тайну Столетнего Старца. Устав от бремени величия, власти и могущества, я собираюсь вручить императору прошение об отставке и все свое время посвятить поискам странного существа, чья жизнь воистину являет собой настоящую загадку.