– Шагать пора, дамочка, вы же ж два часа тута все слезьми поливали, – ядовито откликнулся бандит.

– Я с вами не пойду, – отрезала Алиция. – Вы убийца!

– А то ты раньше не зна? – ухмыльнулся Кривой, возвращаясь на место у костра. – Не боись, тя не трону, кому такая дура крикливая нужна?

– Ах ты!.. – Девушка от возмущения чуть не выронила зеркало. – Да как вы смеете?!

– А чего, хочется? – Кривой кончиком ботинка поворошил пепел, криво улыбаясь. – Так мне несложно, тока скажи.

– Аластер, – негромко произнес рыцарь.

Кривой отвернулся. Канерва присел рядом, обхватил голову руками, качаясь из стороны в сторону:

– О-ох, я уж и забыл, зачем мы здесь. Можно уже оставаться в этих катакомбах и жить, как монахи. Тихо, просторно, над душой никто не стоит...

– Не, я против, – заявил Кривой. – Я когда светло люблю. Солнышко штоб.

– Зачем тебе солнце, если ты его перед виселицей только увидишь? – Канерва был серьезен. – Оставайся, Бенда тебе кушать станет носить. А потом я спущусь, и мы устроим на Бенду охоту. А потом и на тебя. Хорошая забава, право.

Кривой покосился на лорда Мельсона. Тот не улыбаясь смотрел прямо перед собой.

– Повесят тебя, – сказал он. – Я сам. Работа у меня такая.

– Што, уже не хочется? – хмуро поинтересовался бандит. Круглое его лицо осунулось, вытянулось, щеки пообвисли. Он ковырял ногой костровище, поглядывая по сторонам. Алиция ушла за валун, где приводила себя в порядок с помощью любезно предложенных Бендой гребня, зеркала и мыла. – Жрать-то бум? – спросил Кривой у Бенды.

Бенда присаживается напротив, на второе бревно, подложив под себя свернутое одеяло. Остальные одеяла раскиданы по проходу, кроме того, в которое завернут мертвый Сержик.

– У меня немного еды осталось, – говорит Бенда. – На семерых... то есть уже на шестерых. Надолго не хватит. Сколько еще идти? – И поворачивается к Канерве.

Тот опускает глаза:

– Я не знаю дороги дальше. Король нарисовал не весь путь, только часть, чтобы я не мог дойти до сокровищницы. Так что все вопросы к нашей даме, когда она наконец решит, что выглядит достаточно похоже на женщину.

Из-за камня вышла посвежевшая и похорошевшая Алиция. Теперь, когда она смыла краску с лица, когда спали краснота и опухлость после истерики, стало видно, что она совсем юна, почти девочка. Поэтому ее последующие слова и тон, которым они были произнесены, только насмешили Канерву

– Ваше остроумие, лорд Мельсон, попрошу оставить для своих подчиненных. На меня не действует, а они, быть может, оценят, потому что мужланы и чернь суть. Я помню дорогу. Судя по тому, сколько мы прошли вчера, осталось от силы полдня. Думаю, можно обойтись без завтрака, чтобы сэкономить еду, а уже в сокровищнице пообедать.

Арчибальд отнесся к словам девушки серьезнее. Повернувшись к Бенде, он спросил:

– А сколько осталось пищи? Мадонна может не есть, ей нужно следить за фигурой, но я бы позавтракал. Думаю, мужчины со мной согласятся.

Девушка уставилась на рыцаря, но он смотрел только на Бенду. Тогда Алиция с раздражением воскликнула:

– Неужели вы сможете есть, когда рядом мертвое тело?!

– Смогу, – спокойно ответил рыцарь, не оборачиваясь.

– А что такого, дорогая? Подумаешь, труп, – отозвался Канерва. – Не пахнет, и ладно.

– Варвары! – Алиция топнула ногой.

С бревна тяжело поднялся Кривой.

– А и верно, похоронить же ж надо голубу, – поддержал он девушку.

– Где? И как? – Алиция отодвинулась к Арчибальду, который около стены поднимал и сворачивал одеяла, передавая их Бенде. Кипы шерсти исчезали одна за другой.

Сначала мешок раздувается, пока Бенда засовывает одеяло внутрь, ткань обтягивает сверток, затем, когда снаружи еще торчат края одеяла, мешок худеет, будто сдувается, и остатки вещи словно проваливаются внутрь, как в яму.

Канерва завороженно следил за этим процессом. Он вытащил из-под себя одеяло и протянул Арчибальду, затем, когда со своего места поднялся Кривой, Канерва и его одеяло стянул с бревна, похлопал ладонью по шерсти, отряхивая, и отдал Бенде.

– Копать бум? – Кривой обвел лица вопросительным взглядом. Сквозь рассеянные по потолку дырочки падали ниточки-струйки утреннего солнца, оставляя на полу маленькие желтые пятна. На темном своде волновалась бледно-золотистая рябь: это тонкие лучики отражались от воды.