Из всех художественных выставок, которые ему приходилось видеть в Думе, быстровские были самые отвратительные. А ажиотажа всегда вызывали намного больше, чем какие-нибудь незатейливые натюрморты или пейзажи родных лесов-полей — стандартный сюжетный ряд провинциальных живописцев, которым земляки-депутаты регулярно организовывали персональные вернисажи на Охотном Ряду.

Но остальные дымовского отвращения к так называемому «политическому лубку» явно не разделяли.

«Ты глянь, как Гайдар-то похож». — И крашеная блондинка средних лет с восторгом ткнула пухлой рукой в висевшую на стене картину. Подпись под полотном гласила: «Гайдар выходит из сексшопа с надувной куклой, похожей на Эллу Памфилову». — «Ой, и Немцов как настоящий, симпатяга, и остальные тоже. Даже лошади!» — захлебывалась восхищением ее товарка.

«Что-то новое намалевал», — раздраженно подумал Дмитрий Михайлович. Ценительницы прекрасного в это время отчего-то едва не по слогам зачитывали: «Борис Немцов пересаживает бояр с лошадей на ишаков».

«Опытный кормчий Владимир Жириновский требует от капитана Сергея Кириенко взять на борт „Титаника“ пару кочегаров с буксира» — эту подпись читали два знакомых Дымову сотрудника аппарата уже в другом конце выставочной стены, куда поспешно сбежал Дымов, не выдержав художественного экстаза двух дамочек «А что, Дмитрий Михайлович, что-то в этом есть. Если с юмором отнестись. Это ж политическая сатира. И краски яркие, сочные. И похожи ведь все», — обратился к Дымову один из аппаратчиков. «Особенно подписи ему удаются. Наверное, он их на парус Митрофановым сочиняет. Тот известный хохмач», — прошипел Дымов и пошел прочь.

«Одна из первых картин Игоря Быстрова — „Березовский уговаривает Коржакова убить Гусинского“ — имела ошеломляющий успех! Борис Абрамович неоднократно к ней подступался. Но я не продал. Со временем хочу открыть галерею. А что, лет через десять многих нынешних политиков мы только по таким лубкам и сможем вспомнить». — Только что помянутый Дымовым Митрофанов давал интервью какой-то региональной телекомпании. Рядом с упитанным депутатом стоял невзрачный лысый мужичонка, пропитому лицу которого даже очки не придавали хоть сколько-нибудь интеллигентного вида.

«А как возникают идеи этих полотен?» — В голосе теледивы не было и грана иронии. «Это — к художнику», — и Митрофанов показал на своего лысого спутника.

«Полотна! Идеи! Художник! На политиков в шутовском виде посмотреть всем любопытно». — Возмущенный Дымов, позабыв об эксперте, которого он должен был встретить, решительно зашагал в сторону выхода.

5 июня 2000 года.

Красоткин незаметно снял наушники. Как, похоже, и большинство присутствовавших в зале, выступление ни в переводе, ни в оригинале его совершенно не занимало. Да и что интересного российским депутатам и чиновникам может сообщить эта lame duck? [419] , так, кажется, называют в США уходящих президентов?

Клинтон говорит уже почти полчаса и всё — банальности: ситуацию в Чечне надо решать политическими методами; России следует вступать в ВТО, а для этого — дальше корректировать национальное законодательство; США думают о развертывании ПРО и т. д. и т. п.

Заранее ясно, что скажут после этого депутаты: нечего нас учить и пугать. И правы будут.

Хотя где они, депутаты? От силы их человек 150 сидит, остальные — чиновники из администрации и МИДа, да из МГИМО вроде кого-то подогнали. Хорошо ума хватило регистрацию не проводить. А то вышел бы конфуз: по рядам при иностранном госте с чужими карточками бегать не станешь.

Ну, международникам-то, возможно, и интересно. А думцам куда любопытнее свои президенты. Вон как Ельцина в 1997-м встречали. Да и Лукашенко несколько месяцев назад [420] . Кроме «яблоков» да Юшенкова с Ковалевым и Рыбаковым [421] , все были в полнейшем восторге.

А дисциплина и в этой Думе хромает. На обычной-то пленарке народу маловато. И ради Клинтона в понедельник, к десяти утра, тем более, кто потащится?

Красоткин поискал глазами, на месте хотя бы лидеры фракций, и вновь перевел взгляд на выступающего. Обычный мужик Немолодой уже. Седой. А какого шороху на весь мир со своими любовными интрижками навел! И что в нем такого особенного? Только что президент.

Наверное, заканчивает. Надо послушать, что скажет в конце. «Америка и Россия не обречены быть противниками, но мы не обречены быть и союзниками. Наши отношения будут зависеть от нашей дальнейшей совместной работы». — Голос в наушниках был точным и бесстрастным. Клинтон же явно должен был сделать особое ударение на этой фразе.

Раздались аплодисменты. Мидовская клака хлопала заученно отчетливо, не слишком громко, но и не тихо.

Увидев, что Клинтон покидает трибуну, Красоткин поспешил выйти из ложи: высокий гость должен быть сопровожден подобающей свитой.

Но ни свита, ни охрана не предупредили конфуза. Когда американский президент проходил мимо телекамер и журналистов (те, заранее предупрежденные Черемухиным [422] о бессмысленности попыток и жесткости американских секьюрити, не лезли и вопросов не задавали), раздался крик «Билл, сними штаны и покажи, какой ты сексуальный босс!» Думская охрана немедленно стащила со стола кричавшую — вполне приличную с виду женщину.