Гир Керстин
Шрифт:
— Ты можешь взять моё сочинение, — глубоким басом встрял в разговор Гордон Гельдерман. Его голова показалась с другой стороны дерева. — Всё скачано тип-топ с Википедии.
— В Википедию я могу и сама залезть, — ответила Синтия.
Прозвенел звонок.
— Двойной урок английского, — простонал Гордон. — Наказание для любого парня! А Синтия уже сейчас пускает слюни в мечтах о Принце Очарование!
— Заткнись, Гордон!
Но Гордон, как известно, никогда не затыкался.
— Я вообще не понимаю, почему вы все от него балдеете. Он же голубой!
— Бред! — возмущённо поднялась Синтия.
— И ещё какой голубой! — Гордон потащился за ней ко входу в школу. Он до второго этажа так и будет бубнить ей в уши, он умел это делать не переводя дыхания.
Лесли закатила глаза.
— Идём! — сказала она, протягивая руку, чтобы поднять меня со скамьи. — Вперёд, к Принцу Бельчонку Очарование!
На лестнице второго этажа мы нагнали Синтию и Гордона. Они всё ещё спорили о мистере Уитмене.
— Да это видно по его дурацкому кольцу-печатке, — говорил Гордон. — Такое носят только геи!
— Мой дедушка тоже всё время носил кольцо-печатку, — сказала я, хотя совершенно не собиралась вмешиваться.
— Значит, твой дедушка тоже гей, — ответил Гордон.
— Да ты просто завидуешь, — бросила ему Синтия.
— Завидую? Кому? Этому голубцу?
— Вот именно. Завидуешь. Потому что мистер Уитмен — самый красивый, мужественный и умный гетеросексуальный мужчина, который только есть на свете. И потому что рядом с ним ты просто глупый, жалкий маленький мальчик!
— Сердечное спасибо за комплимент, — сказал мистер Уитмен. Он неслышно подошёл к нам сзади — в руках пачка тетрадей, сам, как всегда, хорош собой (хоть и похож, как обычно, на бельчонка).
Синтия покраснела как рак. Мне стало жутко жаль её.
Гордон злорадно ухмыльнулся.
— А ты, мой дорогой Гордон, должен, по-видимому, немного изучить вопрос о кольцах-печатках и их носителях, — продолжал мистер Уитмен. — К следующей неделе я жду от тебя небольшое сочинение на эту тему.
Теперь покраснел и Гордон. Но в отличие от Синтии он не потерял дар речи.
— По английскому или по истории? — пропищал он.
— Я бы предпочёл, чтобы ты выдвинул на первый план исторический аспект, но, разумеется, предоставляю тебе полную свободу действий. Скажем, пять страниц к следующему понедельнику? — Мистер Уитмен открыл дверь в класс и ослепительно улыбнулся. — Прошу!
— Я его ненавижу, — пробормотал Гордон, пробираясь к своему месту.
Лесли утешающе похлопала его по плечу.
— Я думаю, что это основывается на взаимности.
— Пожалуйста, скажи мне, что это был сон, — просипела Синтия.
— Это был сон, — послушно сказала я. — На самом деле мистер Уитмен и не слышал, что ты его считаешь Sexiest Man Alive.
Синтия, застонав, опустилась за свою парту.
— Земля, разверзнись под моими ногами и поглоти меня!
Я села на своё место рядом с Лесли.
— Бедняга всё ещё красная как рак.
— Я думаю, она такой и останется до конца школы. Ой, как всё это было неловко!
— Может, мистер Уитмен теперь будет ставить ей лучшие оценки.
Мистер Уитмен поглядел на Шарлоттино место и сделал задумчивое лицо.
— Мистер Уитмен? Шарлотта заболела, — сказала я. — Я не знаю, позвонила ли моя тётя в секретариат…
— У неё понос, — проблеяла Синтия. Видимо, у неё была жгучая потребность быть не единственной, кто оказался в неловкой ситуации.
— У Шарлотты уважительная причина, — сказал мистер Уитмен. — Она, видимо, будет отсутствовать несколько дней. Пока всё… не нормализуется. — Он повернулся к доске и написал на ней слово «Сонет». — Кто-нибудь знает, сколько сонетов сочинил Шекспир?
— Что он имеет ввиду под «нормализуется»? — прошептала я Лесли на ухо.
— Мне не показалось, что он говорит о Шарлоттином поносе, — шепнула мне Лесли в ответ.
И мне не показалось.
— Ты его кольцо-печатку разглядела? — продолжала шептать Лесли.
— Нет, а ты?
— Там изображена звезда. С двенадцатью лучами!
— И что?
— Их двенадцать. Как у часов.
— У часов нет лучей!
Лесли закатила глаза.
— Ты не ухватываешь? Двенадцать! Часы! Время! Перемещение во времени! Спорим, что… Гвен?
— Вот дерьмо! — сказала я. У меня в животе опять всё скрутилось.
Лесли в отчаянии уставилась на меня.
— О нет!
Я тоже была в отчаянии. Раствориться в воздухе на глазах у одноклассников — это было последнее, чего я хотела. Поэтому я встала и потащилась к двери, прижимая руку к животу.