Шрифт:
От чьего лица говорят такие люди? Нет, на выпады Илиодора отвечать не стоит, много чести. Но знать такие настроения надо…
«Но да будет ведомо господину Столыпину, что Русский Православный народ только посмеется над его словами «не запугаете», когда настанет время, а это время наступит скоро и не дозволит ему дурманить Русских граждан какими-то заморскими конституциями и кадетскими бреднями!
Нет, все говорит за то, что настала пора покончить все политические счеты с нынешним Столыпинским министерством и спасти Родину…»
Вот так, ни больше ни меньше – Родина!
Он не отвечал иеромонаху Илиодору и долго крепился против писем любимому писателю, но сколько можно? Отложив все дела, все-таки решил высказаться:
«Вы мне всегда казались великим человеком, я про себя скромного мнения. Меня вынесла наверх волна событий – вероятно, на один миг! Я хочу все же этот миг использовать по мере моих сил, пониманий и чувств на благо людей и моей родины, которую люблю, как любили ее в старину. Как же я буду делать не то, что думаю и сознаю добром? А Вы мне пишете, что я иду по дороге злых дел, дурной славы и, главное, греха. Поверьте, что ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими вопросами, и путь мой мне кажется прямым путем. Сознаю, что все это пишу Вам напрасно, – это и было причиною того, что я Вам не отвечал…
Простите…
Ваш П.А. Столыпин».
Выходило, что оба правы.
Но где истина?!
Это и стало последней каплей, что погнала его к крестьянскому толстовцу.
XII
Полковник Герасимов резко осудил затею премьер-министра:
– Вояж по хуторам? Но помилуйте, Петр Аркадьевич! Как я смогу обеспечить вашу безопасность? Если мы с трудом сдерживаем террористов в Петербурге, чего ожидать на сельских дорогах? Чуть ли не ежедневные бомбы, браунинги. Слежка за каждым из нас. У них есть свое сыскное министерство! У нас не хватает сил нападать на них – мы только защищаемся… Государь безвыездно в Царском Селе, в плотном кольце охраны. Вы меняете Аптекарский остров на стены Зимнего дворца, потом и на Елагин остров. Каждый ваш выезд к государю, или на заседание правительства, или в Думу оборачивается для полиции чрезвычайным положением. Война! После подавления основных очагов революции идет скрытая война… партизанская, если хотите. А тут – на хутора!..
Столыпин понимал и ценил озабоченность своего главного сыщика. Но он хотел своими глазами посмотреть, что делается на новоявленных хуторах. На первый случай – в Подмосковье, хорошо ему с детства знакомое. Потом и дальше. Можно даже в Сибирь – как там идет переселение на новые земли? Что отчеты, что доклады ревизоров и всяких других проверяющих! Собственные глаза. Помещичий взгляд. Иначе крестьянская реформа пойдет вслепую.
– Нет, полковник, я еду. Хотя и не без хитрости. За мной следят в Петербурге и его окрестностях? Хорошо. А мы вот махнем в Подмосковье!
Полковник Герасимов знал своего начальника. Не переубедишь, раз уж задумал.
– Сколько человек охраны потребуется?
– Ни единого человека.
– Но, Петр Аркадьевич?..
На Московском вокзале, в поезде – делайте что хотите. Можете проводить меня в Москве… не дальше Тверской заставы. Я распорядился, чтобы у Тверской меня ожидал автомобиль.
– Да, но сколько он вместит ездоков?..
– Четверых. Можно и пятого на заднее сиденье, да ведь я не заморыш какой-нибудь. Тесно будет. Так что на заднем сиденье – я и один из моих министров, а на переднем – шофер и мое Недреманное око.
– Далось вам это око! Оно что, заменит десяток-другой казаков?
– Заменит, полковник. Вдобавок и я суну в карман браунинг. Не обижайтесь. На поезд меня посадите послезавтра. О моей поездке, разумеется, никому ни слова.
Так вот и началось хуторское путешествие.
Министр внутренних дел мог бы, конечно, поставить на уши всю подмосковную полицию. Но что это даст? Только то, что террористы заранее прознают о маршруте и подготовят достойную встречу.
Герасимов, что скрывать, ревновал Недреманное око, вызванного из Саратова. Полковник Приходькин стал личным телохранителем. Полицейской формы не носил, а карманы сюртука крепко прошиты, выдерживают целый арсенал. Вот так: у премьера портфель с броневым листом внутри, у полковника – добрая пара браунингов, каким пользуются террористы.
Столыпин был в прекрасном настроении. Он давно не выезжал из Петербурга. Министр. Премьер. Какие уж там разъезды! Теперь радовался истинно по-студенчески. Глава всей полиции и жандармерии, а едет как частный побродяжка. Ну, единственное – на французском автомобиле. На пару с министром Кривошеиным, на которого легла, по сути, земельная реформа. На переднем сиденье – водитель и Недреманное око; один приглядывается к дороге, другой к ее обочинам. У водителя браунинг, у полковника карманный арсенал. Вот и все. Есть еще, правда, броневой лист и револьвер у самого премьера. Спутник-министр об этом даже не догадывается.
Руководил маленькой дорожной командой полковник Приходькин. Министр, как рядовой полицейский, беспрекословно слушался приказаний.
– Поднять верх.
Полковник мог бы и повежливее выразиться, но тогда это заняло бы слишком много времени да и внимание привлекло бы. Автомобильное ландо было снабжено откидным верхом, на случай дождя. Конечно, при остановке машины это сделали бы шофер и полковник, но тогда уж не сокроешься от прохожих.
– Деревни проезжаем в закрытом виде.
– В чемодане?.. – посмеялся Столыпин.