На другой день, рано утромъ, я былъ уже на мели и расчищая песокъ, почувствовалъ подъ ногами нсколько боченковъ, но не могъ ихъ выкопать. Тутъ же нашелъ я большой свертокъ свинцу, но такой тяжелый, что у меня не достало силы поднять его. Взявъ съ собою только тесу и досокъ я перенесъ ихъ на берегъ; потомъ возвратился къ корабельнымъ отломкамъ, захвативъ съ собою два топора, посредствомъ которыхъ мн удалось отколоть нсколько кусковъ свинцу. Это я длалъ такъ: приложивъ къ свинцу остріе одного топора, я колотилъ по обуху его обухомъ другаго топора до тхъ поръ, пока часть свинца не была перерублена.

15-e число Мая было послднимъ днемъ моихъ работъ надъ остатками корабля. Весь почти день я дйствовалъ желзнымъ рычагомъ, стараясь достать боченки, и такъ сильно раскачалъ ихъ, что при первомъ прилив всилыло ихъ нсколько на воду и съ ними всплыли также два матросскіе сундака; но такъ какъ втеръ тогда дулъ съ земли, то ничего не прибило къ берегу, кром нсколькихъ кусковъ дерева и одной бочки съ бразильской соленой свининой, которая отъ воды и песку такъ испортилась, что совершенно не годилась въ пищу.

Вс вышесказанныя работы продолжались почти дв недли, и въ теченіе этого времени я запасся разныжи нужными для меня вещами, особливо же тесомъ, досками и свинцомъ.

Однажды, прогуливаясь по берегу морскому, я нашелъ черепаху, — это была первая, которую я встртилъ на остров. Почти цлый день употребилъ я на приготовленіе ея. Внутри черепахи находилось до 60 яицъ. Мясо черепашье показалось мн чрезмрно вкусно и деликатно, потому что я съ давняго времени лъ только мясо птицъ и козъ, которое мн очень прілось и наскучило.

Въ половин іюня мсяца, два или три дня стояла дождливая погода. Дождь, казалось мн, былъ холодный, и я чувствовалъ ознобъ. Но такъ какъ чувствовать ознобъ въ жаркомъ климат — вещь необыкновенная, то я приписалъ причину его моему болзненному состоянію, что и оправдалось впослдствіи. Ночи проводилъ я почти безъ сна, во мн было лихорадочное состояніе: то бросало меня въ жаръ, то въ ознобъ, и сильно болла у меня голова. Захворавъ, я страшно испугался, что со мной нтъ никого, кто бы могъ помочь мн въ моемъ состояніи. Я молился Богу; но какъ молился? — почти не понимая, о чемъ я молюсь, потому что мысли мои мшались, говоритъ одно состояніе человка, живущаго вн общества, одинокаго! — думалъ я. Зврь родится, живетъ и умираетъ почти безъ всякой посторонней помощи; только одинъ человкъ, подверженный болзнямъ, съ пеленъ и до могилы, безпрестанно нуждался въ чужомъ вспомоществованіи. Недостойны наслаждаться жизнію т люди, которые изъ бездлицъ заводятъ вражду съ своими ближними и не принимаютъ изъ гордости услуги отъ тхъ, съ которыми они враждуютъ. Еслибы они находились когда-нибудь въ моемъ состояніи, то узнали бы, какъ долженъ быть дорогъ человкъ для человка.

Я захворалъ 16 іюля. Чрезъ три дня посл сего лихорадка такъ усилилась, что я пролежалъ въ постели весь день, безъ пищи и безъ питья. Меня томила жажда, и я былъ такъ слабъ, что не могъ встать съ постели и сходить за водой. Я опять молился, говоря: Господи, обрати лице Твое ко мн; Господи, помилуй меня. Вотъ молитва, которую я произносилъ и которую не переставалъ повторять въ теченіе двухъ-трехъ часовъ до конца пароксизма. Потомъ уснулъ. Проснувшись ночью, я почувствовалъ, что мн стало легче, только былъ слабъ и хотлъ пить. Воды не было ни капли. Нужно было оставаться въ постели и дожидаться утра. Я опять уснулъ и видлъ страшный сонъ, который я вамъ сейчасъ разскажу.

Мн казалось, что я сижу на земл, за стной моего жилища, на томъ самомъ мст, гд сидлъ во время бури, слдовавшей за землетрясеніемъ. Я увидлъ, что какой-то человкъ спускался ко мн изъ черной, густой тучи, окруженный вихрями огня и пламени. Съ головы до ногъ, онъ весь блисталъ подобно вечерней звзд и глаза мои помрачились отъ этого свта. Я не могу вамъ описать того ужаса, который былъ во мн при взгляд на его грозную осанку. Когда онъ коснулся ногами земли, она поколебалась, точдо также, какъ и въ прошедшемъ землетрясеніи, и засверкали со всхъ сторонъ молніи.

Сойдя на землю, онъ сталъ подходить во мн, вооруженный длиннымъ копьемъ и намревался убить меня. Остановясь отъ меня въ нсколькихъ шагахъ, онъ произнесъ страшнымъ голосомъ слова, еще боле страшныя для маня: «посл многихъ испытаній и внушеній свыше, ты не обратился на путь истинный: такъ умри же сейчасъ, нераскаянный гршникъ!» При этихъ словахъ онъ поднялъ свое страшное копье, чтобы умертвить меня.

Это видніе страшно поразило меня. Не только во время самаго сна я былъ объятъ необыкновеннымъ ужасомъ, но и посл пробужденія моего этотъ ужасъ сохранялся во мн во всей сил, не смотря на то, что уже былъ день и здравый смыслъ доказывалъ, что все это было не больше какъ сонъ.

Увы! — едва ли я имлъ какое-нибудь понятіе о Божеств. То, чему я научился въ дом моего отца, было забыто. Вс добрыя наставленія, данныя мн прежде, изгладились отъ постоянно дурной, разгульной жизни, проведенною мною въ теченіе восьми лтъ съ моряками, которые были безнравственны и безрелигіозны до высочайшей степени. Въ продолженіе этого времени мн никогда не приходило на мысль обратиться къ Богу и удивляться Его премудрости, благости и милосердію, или погрузиться внутрь самаго себя и понять свою бдность и ничтожество. Я находился въ какомъ-то огрубніи, изъ моего сердца было изгнано стремленіе къ добру и отвращеніе отъ зла. Я сдлался безпеченъ, грубъ и испорченъ въ той же мр, въ какой находилась большая часть матросовъ, бывшихъ товарищей моихъ; я слдовалъ только внушенію своихъ порочныхъ мыслей и природнымъ побужденіямъ.