Дефо Даниэль
Шрифт:
Легко поврить тому, что мною было скаозно сейчасъ, если принять въ соображеніе мои прежнія дла. — Во время своихъ несчастій, которымъ я подвергался почти непрестанно, никогда я не подумалъ, что они посылались въ наказаніе мн за мои преступленія, за неповиновеніе отцу и на худую жизнь, за отчаянную мою поздку на пустынные берега Африки. Я не обращалъ никакого вниманія на то, чмъ могло кончиться это путешествіе, и не просилъ Господа, чтобы Онъ направилъ меня на путь истинный и защитилъ отъ дикихъ зврей и людей, которыми я былъ окруженъ со всхъ сторонъ. Я дйствовалъ тогда какъ безсловесное животное, по инстинкту.
Когда я былъ принятъ радушно добрымъ капитаномъ португальскаго корабля, у меня не было никакого чувства признательности. Посл, когда я претерплъ кораблекрушеніе близъ теперешняго моего острова, когда ежеминутно былъ готовъ погибнуть въ волнахъ, совсть моя не тронулась, и я все это приписывалъ одному случаю, а не рук Провиднія.
Правда, будучи выброшенъ на островъ и видя, что кром меня никто не былъ спасенъ изъ моихъ товарищей, я чувствовалъ восхищеніе сердечное, какой-то восторгъ, похожій нсколько не истинную благодарность; но это чувство происходило отъ той радости, что я спасенъ и живъ. Радость моя нисколько не отличалась отъ радости, которую чувствуютъ обыкновенно матросы, достигшіе земли посл кораблекрушенія. Они посвящаютъ первыя минуты пьянству и спшатъ скоре забыть все прошедшее въ стаканахъ съ виномъ и тарелкахъ съ кушаньемъ.
Землетрясеніе, само по себ ужасное явленіе природы, прямо указывающее на невидимую силу, которая одна держитъ въ своихъ рукахъ бразды всей воеленной, мало повліяло на меня. Лишь только оно прошло, какъ мои душевныя потрясенія, страхъ и вс впечатлнія во мн изчезли, и я не думалъ уже боле о суд Божіемъ.
Но когда я сдлался боленъ и смерть представлялась глазамъ моимъ со всми ужасами ея, когда вс силы мои истощились отъ болзни, тогда совсть моя, усыпленная столь долгое время, пробудилсь во мн. Я упрекалъ себя въ прежней моей жизни, которая вооружила противъ меня божеское правосудіе. Милосердый Господи! велико мое несчастіе — сказалъ я. Если болзнь моя продолжится, то я долженъ умереть въ этой пустын одинокій, безъ всякаго пособія и утшенія. Слезы текли изъ глазъ моихъ, и я впалъ въ глубокое и продолжительное молчаніе.
Въ этотъ промежутокъ времени мн представлялись полезные совты отца моего и вмст съ этимъ слдующее предсказаніе его: «сынъ мой, если ты, противъ воли моей, подешь странствовать, то Богъ не благословитъ тебя, и будешь посл горько раскаяваться въ твоемъ поступк.» Вотъ теперь-то начинаютъ исполняться слова отца моего — сказалъ я самъ себ, и рука Божія наказуетъ меня. Здсь никого со мною нтъ, никто меня не слышитъ, никто не подастъ мн ни утшенія, ни совтовъ, ни помощи. Боже милосердый, помоги мн! ибо скорбь моя превышаетъ вс силы мои.
Можно положительно сказать, что въ этотъ день я въ первый разъ въ моей жизни молился съ такимъ усердіемъ и раскаяніемъ; но возвратимся къ разсказу.
Было двадцатое число іюня. Проснувшась утромъ, я почувствовалъ, что мн стало легче, и всталъ съ постели. Предполагая, что лихорадка снова возвратится ко мн чрезъ день или два, я поспшилъ приготовить себ кой-что на случай возобновленія болзни. Прежде всего я наполнилъ большую четыреугольную бутылку водою и, прибавивъ туда нсколько рому, поставилъ ее на стогъ около моей кровати. Потомъ, отрзавъ кусокъ козьяго мяса, изжарилъ его на угольяхъ, и сълъ небольшую часть его; и ужину же приготожилъ себ всмятку три яйца черепахи. Закусивъ немного, я пошелъ прогуляться, но былъ такъ слабъ, что съ трудомъ несъ ружье свое, безъ котораго никогда не выходилъ изъ дома. Поуставши довольно, я слъ на землю, и сталъ разсаатривать мор, которое было тогда спокойное и гладкое, совсмъ безъ волнъ, точно зеркало. Мн приходили въ голову разныя мысли.
Что такое земля? — спрашивалъ я самъ себя. Что такое море, по которому я такъ много плавалъ? Что такое я самъ и что такое другія живыя существа — животныя, зври, птицы, рыбы? Откуда это произошло?
Положительно врно то, что все сотворено какою-то невидимою, всемогущею силой. Она создала землю, море, воздухъ, небеса и все живущее надъ ними. Какая же это сила?
Естественно, я пришелъ къ тому заключенію, что эта всемогущая сила — Богъ. Онъ сотворилъ все видимое мною. Если Богъ сотворилъ вс эти вещи, то Онъ и управляетъ ими, и ничего не происходитъ безъ воли Божіей, слдовательно, я нахожусь въ такомъ печальномъ положеніи на Его вол.
Для чего Господь такъ поступилъ со мною?
Что я сдлалъ такое, за что несу наказаніе?
Задавъ себ эти вопросы, я вдругъ почувствовалъ утрызенія совсти и какъ бы слышалъ ея голосъ, упрекавшій меня: несчастный! ты богохульствуешь, спрашивая, что ты сдлалъ. Посмотри внимательно на твою прошедшую безпорядочную жизнь, и самъ узнаешъ вину свою. Ты лучше бы спросилъ, чего ты не сдлалъ и зачмъ не погибъ въ такое продолжительное время. Напримръ, отчего ты не утонулъ во время бури, бывшей въ первомъ твоемъ путешествіи? Отчего ты не погибъ въ схватк съ корсаромъ изъ Сале? Почему онъ не догналъ тебя посл твоего побга, и что бы тогда съ тобою сталось? Почему ты не былъ съденъ дикими звряжи на берегахъ Африки? Наконецъ отчего ты не погибъ вмст съ твоими товарищами, а былъ выброшенъ волнами на берегъ этого острова? Посл всего этого смешь ли ты спрашивать: что я сдлалъ?
Смущенный этими доводами моей совсти, я всталъ съ земли задумчивый и съ грустнымъ раскаяніемъ побрелъ къ своему убжищу и перелзъ черезъ стну, какъ бы отправляясь спать; но я былъ сильно взволнованъ, и благотворный сонъ не приходилъ ко мн. Я слъ на свой стулъ и зажегъ ночникъ, потому что наступила ночь и сдлалось темно.
Во мн начинались уже признаки приближающейся лихорадки; какъ вдругъ мн пришло на умъ, что бразильцы не употребляютъ никакого лекарства кром табаку. Табакъ имъ служитъ лекарствомъ отъ всхъ болзней, какія бы он ни были. Я зналъ, что въ одномъ изъ сундуковъ моихъ былъ большой свертокъ этого растенія.