Вампирша кивнула.

– Нет, это не может быть правдой, - неуверенно сказал Винсент, давно замеченным Мирой жестом закрыл лицо ладонями: только глаза и лоб... Заговорил быстро, задумчиво:

– Да я вспомнил. Я шёл к тебе на встречу, но в парке была только твоя кукла. Вся изуродованная... Как я испугался за тебя, когда увидел её! Потом появились они - carere morte... Со мной был дядя... ещё Агнесса, Лира... Они погибли?!
– он замолчал, снова вскочил... после долгой паузы закончил:

– Да, погибли! Помню. Они мертвы, как и я. Какая... дикая ночь! Всё было подстроено, но я поздно понял это. Идиот! Трижды идиот!

Он несколько раз в ярости стукнул кулаком в стену. Минуту постоял молча, с любопытством, удивлением изучая, как тут же затягиваются раны на костяшках пальцев и наконец сказал то, чего давно со страхом ждала Мира:

– Что ты сделала со мной...
– не вопросительно, только удивлённо. Как-то растерянно.

Винсент снова оглядел комнату, теперь так, словно увидел впервые: и шкаф у окна, и запертую дверь, и темноту среди дня.

– Где мы находимся?
– хрипло, почти беззвучно спросил он.
– На мне чужая одежда. А что означает этот шкаф у окна?

Мира вздохнула, но не отвела настороженный, молящий взгляд от его лица.

– Ха-ха! Думаешь, если я захочу выйти... да хотя бы и на солнце! Это, - он постучал по шкафу, - меня остановит?

Вампирша разжала губы.

– Винсент, пожалуйста, - жалобно попросила она, вставая со стула.

Он сел, обхватив голову руками, и надолго наступила тишина.

– Это же тюрьма, тюрьма, - прошептал Винсент; поднял голову, первый раз за утро посмотрел ей в лицо: взгляд пристальный, внимательный, светлый, как у ребёнка, впервые в жизни столкнувшегося с несправедливостью.
– За что?!

Мира сломалась, опустилась у двери на пол, по-прежнему закрывая выход из комнаты своим телом, простонала:

– Не мучай меня!

– Прости, - тихо, скованно сказал Винсент.

– Быть вампиром не так страшно, как ты думаешь. Послушай! Днём ты прячешься, зато ночью - абсолютная свобода. Чтобы утолить голод, не обязательно убивать. Если не эксплуатировать без необходимости возможности преображения и отдыхать днём, можно насыщаться небольшим количеством крови... даже тебе.

– Что ты говоришь! Что ты говоришь! Замолчи!
– он пристально посмотрел не неё.
– Что значит "даже мне"?

– Низшие хорошо контролируют голод, но не Высшие. Ты потерял много крови перед обращением и теперь из тех carere morte, кто боится солнца. Проклятие будет стремиться взять над тобой верх. Если ты научишься обуздывать его, сможешь обходиться немногими каплями. Но это трудный путь и безрадостная...
– Мира не закончила.

"...жизнь?"

– Нужно убить кого-то, чтобы завершить превращение. Кого ты убила для меня? Агнессу?

Мира, сжавшись, жалко смотрела на него.

– Уйди, - тихо сказал Винсент.
– Уйди... из комнаты.

Мира поднялась у двери, в смятении ломая руки.

– Уйди, - повторил он также ровно, невыразительно.

– Я не оставлю тебя.

– Это я уже понял!
– он вспылил, но быстро взял себя в руки.
– Уйди, пожалуйста.

Вампирша опомертью выскочила в коридор.

"Что я сделала?!" - повторяла она снова и снова, измеряя шагами узкий коридор от двери до двери.

Она не чувствовала облегчения: "Он такой же, как и прежде, не безумец и не зверь!" Запоздалое понимание обрушилось на неё и разбило в пыль, она удерживала себя за плечи, чтобы не рассыпаться, больно, глубоко вцепляясь в кожу острыми ногтями.

"Боже, боже, боже, что я сделала?! Я погубила его!"

Старая мысль: "Что же делать?!" вновь стучала в висках. Отныне бессмысленный вопрос. Бессмертие - безысходность. Один путь: вперёд. В Пустоту. В "Никогда".

Мира едва не завыла в голос, готовая уступить безумию, ринулась обратно в комнату.

– Послушай же!
– крикнула она с порога.
– Всё поправимо! Раньше я думала, что нет, но теперь верю, знаю! Помнишь, как ты пытался исцелить меня? Тебе это почти удалось! Да, Дар способен это сделать! Владыка ушёл из парка, испуганный твоей силой. Дар исцеляет, значит, нужно просто найти нового Избранного, того, к кому перешёл твой Дар! Послушай меня...