Мы знаем о Вас все. Нас интересуют лишь детали. Так что рассказывайте. И учтите при этом вот что. Лагеря бывают разные - дальние и ближние, тяжелые и не очень. Не поймите меня превратно: лагерей-санаториев у нас нет, но от Вас лично зависит — пошлем мы Вас на север, на лесоповал, или еще дальше - в Заполярье, где и леса нет.

Пожалуйста, подумайте о жене - Вы ей снились вчера - и о детях. Не надо смотреть на меня как на заклятого врага. У меня тоже есть дети, и я смотрю на них открытыми глазами, я честно исполняю свой долг, свой служебный и партийный долг.

Мои жена и дети, слава Богу, живы!
– отбрил его Борис Николаевич.

Не надо всуе упомянуть Творца в ад... во Втором СССР. Учитывая прошлое и настоящее поведение членов Вашей Семьи, они все попадут к нам. И от Вашего решения сейчас зависит их будущее, когда они окажутся здесь!

И вообще: проявите сознательность. Вы ведь член партии, Вы меня понимаете. Я всего-навсего старший следователь, но докладывать наркому будут по моим материалам... И оставьте свои страхи. Да, мы применяем физические методы воздействия. Иногда. Это право нам дано для выявления опасных вражеских замыслов. Но Вас никто больше пальцем не тронет. Вы же остались патриотом, я верю, что Вы хоть и оступились, но готовы помочь родному государству... Ведь так? Я вижу - Вы никак не можете успокоиться. Я оставлю Вам несколько листов бумаги, вот ручка. Папиросы, пожалуйста, спички. Не курите? Ну тогда вот бутылка водки. А хотите, мы запустим Вас в воспоминания какого-нибудь алкоголика? Такого же, как Вы сами...

Это был самый сильный искус. Борис Николаевич на земле мог терпеть все: боль, страх смерти, позор, но не алкогольную ломку. В аду он выдержал даже ее.

Находились среди жерт|в НКВД люди, отважившиеся заявить на следствии и на суде о применении пыток. А иные из прокуроров, не успевшие освоить новейшую технологию государственного террора, предлагали занести заявления истязаемых в протокол. Когда об этом стало известно наркому внутренних дел, он потребовал от Вышинского пресечь все попытки оклеветать органы. В архиве сохранилось письмо Генерального прокурора на имя Берии, в котором он сообщает, что дал указание не фиксировать провокационные заявления.

Ельцин, стоически переживший на земле физическую боль и болезни, держался геройски: дерзил, заявлял о принуждении, пытках, писал жалобы, которые никто не рассматривал...Тогда к нему применили своего рода «метод контрастного душа: от «хорошего следователя» передали «плохому» - полковнику Лихачеву, который сразу ему заявил:

«Помни, что ты теперь уже не кандидат в члены Политбюро, а арестант, и разговоры с тобой будут коротки. Если будешь запираться в своих показаниях, будем бить тебя, как «Сидорову козу».

МГБ мне партийные должности не присваивало и не оно меня их будет лишать! А применять избиения подследственных в Советском Союзе никому права не дано. Лихачев заявил:

«Этот вопрос согласован где надо, мы самостоятельно не избиваем.

Но позволь, я же пока только подследственный и никем не разжалован, не приговорен!

«Иди сюда, - и Лихачев подвел допрашиваемого к окну, из которого была видна улица.
– Вон видишь там народ, вон где подследственные, а ты уже осужден, от нас на свободу возврата нет, дорога одна - только в исправительные лагеря». Или в магилу!

Затем экс-предизента повели к министру МГБ Абакумову. Тот тоже посчитал своей обязанностью прежде всего предупредить арестанта:

«Будешь упорствовать, будем бить и искалечим на всю жизнь».

Но в Советском Союзе не допускаются подобные методы ведения следствия, это напоминает «ежовщину».

«Я тебе покажу «ежовщину», еще раз говорю, не будешь давать показания, искалечим на всю жизнь и все равно добьемся от тебя нужных показаний».

На протяжении месяца Ельцин проводил бессонные ночи в кабинете следователя Самарина. Обычно вызывали на допрос часов в 10-12 дня и держали до 5-6 часов вечера, затем в 10-11 часов вечера до 5-6 часов утра, а подъем в тюрьме был в 6 часов утра. Арестант понимал, что это тоже один из методов следствия, чтобы заставить говорить то, что нужно чекистам. Экс-президента обвинили в участии в заговоре, во главе которого стоит Жуков, против Сталина.

Я этого маршала никогда лично не встречал, ни в каком заговоре не принимал участия и точно знаю благодаря своему посту президента России, что Жуков никогда не был организатором несуществующего заговора против Сталина.

«Бывал на банкетах у Жукова и Буденного и других?»

– Нет!

«Врешь, перестань упорствовать, нам все известно».

Если вам все известно, что же вы от меня хотите? Уличайте меня тогда фактами.

«Я буду тебя уличать не фактами, а резиновой палкой».

Капитан Самарин схватил подозреваемого за плечи, ударил по ногам и повалил на пол. И началось зверское избиение резиновой палкой, причем били по очереди, один отдыхает, другой бьет, при этом сыпались различные оскорбления и сплошной мат. Ельцин так и не узнал, сколько времени они калечили его. В полубессознательном состоянии Бориса Николаевича унесли в «бокс». И так продолжалось в течение четырех дней и днем, и ночью.

На пятый день его опять вызвал заместитель начальника следственной части полковник Лихачев.