В ставке и в центральных военных учреждениях имелось множество талантливых организаторов, но у них были связаны руки. На фронте не хватало снарядов, войска шли на пулеметы врага без артподготовки, а в тылу ржавели десятки миллионов снарядов... Как мне рассказывал товарищ Сталин, позже Красная Армия не смогла их утилизировать даже к 1950 году! В крупных городах возникали голодные очереди, а на железнодорожных станциях и складах гнили мясо и масло. Железнодорожный транспорт был якобы перегружен, а, по подсчетам генерала Маниковского, железные дороги были загружены от 30 до 95 процентов. Многочисленные устные и письменные обращения военных к Вам ничего не давали. Наконец, вмешательство императрицы и Распутина в дела армии лично оскорбляло многих генералов.

И тогда военщина выступила против Вас! Генералитет ухитрился все гвардейские полки (традиционную опору царской власти) отправить на фронт. А подавляющее большинство войск Петроградского гарнизона составляли запасные батальоны, которыми в основном командовали так называемые офицеры военного времени — бывшие студенты, инженеры, преподаватели. Вполне естественно, что первые не жаждали попасть на передовую, а вторые — не симпатизировали самодержавию.

В конце 1916 — начале 1917 годов Вы неоднократно выражали желание, чтобы полки гвардии поочередно приходили в Царское Село на «отдых». Но все эти пожелания бойкотировались подчиненными, спускались ими на тормозах, причем наиболее активную роль в противодействии этим планам играл генерал Гурко. Отсутствие надежных войск поблизости и сыграло роковую роль в Вашей судьбе! А еще близорукость и глупость — Ваша и царицы, не распознавших, что у них под носом зреет революция!

При чем тут Аликс?
– возмутился ее любящий муж.

Ленин засмеялся своим звонким колокольчатым смехом:

В январе-феврале 1917 года начальник охранного отделения в Петрограде подавал бесконечные доклады министру внутренних дел Протопопову. Цитирую!

9 января: «Тревожное настроение революционного подполья и общая распропагандированность пролетариата».

28 января: «События чрезвычайной важности, чреватые исключительными последствиями для русской государственности, не за горами».

5 февраля: «Озлобление растет... Стихийные выступления народных масс явятся первым и последним этапом на пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной из всех анархической революции».

Все эти доклады Протопопов с легкой душой клал под сукно. Почему, господин министр?

Ведь Ее величество категорически объявила: «Революции в России нет и быть не может. Бог не допустит...»

Царица заплакала:

Да, я виновата! Но меня можно простить: я болела! Вот пусть врач скажет!

Из рая спустился, как всегда, на выручку своей постоянной пациентки, Евгений Сергеевич Боткин, сын великого русского медика Сергея Боткина, лейб-медика Александра II и Александра III. Сыновья светила тоже стали врачами: знаменитый Сергей и куда более скромный, но необычайно добрый, душевный Евгений. 15 января 1914 года он перенес трагедию: его сын был убит, так как не хотел сдаться в плен немцам.

В то время императрица проводила часы в постели, пытаясь победить боль в сердце. У нее немели руки, она задыхалась. Приглашенные именитейшие европейские светила не нашли у нее сердечной болезни, определили расстройство нервов — и потребовали изменить режим.

Аликс не терпела, когда кто-то не соглашался с нею — это касалось и диагнозов ее болезни... Вот почему к ней был приглашен мягкий и в то же время очень талантливый Евгений Сергеевич. С одной стороны, это как бы продолжало традицию лейб-медиков Боткиных, с другой — покладистый врач тотчас прописал пациентке простейшее лекарство: лежать без движения.

Я сделал это не потому, что не понял ее истинного состояния, просто считал, что такой «рецепт» лечит нервы. Знакомый диагноз успокоил царицу, перечить ей — означало усилить губительное для нее возбуждение, - объяснил персональный эскулап императрицы.

– Вовсе не сердце больное заставляло её писать идиотские письма мужу, а инфантильность, полное незнание жизни народа и дурь!
– фыркнул дьявол.
– Почитай-ка свои опусы, дурында!
– приказал он Александре Федоровне.

– «25 февраля... Бесценное, любимое сокровище. Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающи... то хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, - просто для того, чтобы создать возбуждение — и рабочие мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам. Но все это пройдет и успокоится, если только Дума будет вести себя хорошо...»

Свое полное согласие с подругой по несчастью тотчас выразила казненная французская королева Мария Антуанетта:

Правильно! Я тоже удивлялась, глядя на восставших из-за голода парижан: «У народа нет хлеба? Пусть кушают пирожные!»

Николай горестно вздохнул:

Как раз в тот день, 25-го вечером, мне доложили о беспорядках, которые третий день бушевали в городе... 26-го я получил телеграмму от военного министра: солдаты отказывались стрелять в бунтовщиков и переходили на сторону их. Я повелел Хабалову — начальнику Петербургского военного округа — немедля прекратить беспорядки. К несчастью, он оказался полной посредственностью из тех, кого списывают в тыл во время войны...