опасался, что они будут ждать тебя там?

– Не сомневался, - сказал Доусон.
– Но это не имело значения. Я вчера о них вообще не думал.

Главное - мы с тобой провели замечательный день.

– Неужели тебя не возмущает то, что они делают?

– Не особенно.

– Как это? Просто не обращаешь внимания? Даже зная, что они за тобой охотятся?
– Аманда

ощутила, как адреналин волной прокатился по ее телу.
– Это что, тоже связано с твоим

идиотским представлением о своем уделе в качестве одного из Коулов?

– Нет, - едва заметно покачал головой Доусон.
– Я и не вспоминал о них, моя голова была

занята тобой. С тех пор как ты впервые вошла в мою жизнь, в ней больше ни для кого нет

места, потому что я люблю тебя.

Аманда опустила глаза.

– Доусон...

– А ты не должна этого говорить, - остановил ее Доусон.

– Нет должна, - настойчиво повторила Аманда и поцеловала его в губы.
– Я люблю тебя, Доусон Коул, - естественно, как дыхание, прозвучали ее слова.

– Знаю, - сказал он, нежно обнимая ее за талию.

Гроза выжала из воздуха влагу, сохранив голубое небо и благоухание цветов. С крыши, правда, еще падали отдельные капли, которые приземлялись на папоротник и плющ, отчего

те блестели и переливались в чистом золотистом свете. Доусон сидел, обняв Аманду, а она

тесно прижималась к нему, наслаждаясь ощущением близости.

Аманда снова завернула в бумажку клевер и спрятала его в карман, затем они поднялись и в

обнимку отправились прогуляться вокруг дома. Дорожку, по которой они ходили накануне, размыл дождь, а потому они шли прямо вдоль кромки цветочного поля. Они завернули за

дом, располагавшийся на невысоком, но отвесном берегу реки Бэй, расстилавшейся перед

ними широкой гладью, реки такой же широкой, как и река Ньюс. У берега по мелководью

бродила, высоко поднимая ноги, голубая цапля. Чуть поодаль на бревне грелись на солнышке

черепахи.

Они постояли так какое-то время, любуясь этой красотой. Затем медленно побрели назад к

дому. На крыльце Доусон притянул Аманду к себе и поцеловал еще раз. В приливе любви она

ответила на его поцелуй, но когда они наконец оторвались друг от друга, послышался

приглушенный звон мобильного телефона, который напомнил Аманде, что у нее где-то есть и

другая жизнь. Она медленно опустила голову. Доусон повторил ее движение, и их лбы под

продолжавшийся звон телефона соприкоснулись. Аманда закрыла глаза. Казалось, этому

звону не будет конца, но как только он все-таки умолк, Аманда открыла глаза и посмотрела

на Доусона в надежде, что он поймет ее.

Он кивнул и открыл дверь, пропуская внутрь Аманду, которая обернулась, поняв, что Доусон

за ней не последует. Доусон присел на ступеньку, а Аманда, превозмогая себя, направилась к

ванной. Вынув из сумки телефон, она по пути посмотрела на «пропущенные вызовы».

К горлу внезапно подступила тошнота, а в голове бешено закружились мысли. Сбрасывая с

себя одежду, она машинально стала составлять для себя список того, что ей предстоит

сделать и что сказать. Включив воду, она, к счастью, обнаружила в шкафчике шампунь и

мыло и, встав под душ, попыталась смыть с себя охватившую ее панику. Аманда вытерлась

полотенцем, снова оделась и как следует высушила волосы, затем слегка подкрасила лицо

– минимум косметики она всегда носила с собой.

Очень быстро она заправила постель и прибралась в комнате - положила на место подушки, слила остатки вина в рукомойник и выбросила бутылку в ведро под раковиной. Подумав, не

взять ли мусор с собой, она в конце концов решила оставить все как есть. Два полупустых

бокала со столиков возле кровати были вымыты, вытерты и убраны в буфет. Так она заметала

следы.

Но что делать с телефонными звонками? Пропущенными вызовами. Сообщениями.

Придется лгать. Мысль о том, что придется рассказать Фрэнку, где она была, внезапно

показалась ей совершенно невозможной. И ей даже страшно было представить, что могут

подумать дети. Или мать. Нужно было все это уладить. Нужно было что-то делать, однако

внутренний голос настойчиво шептал ей: «Знаешь, что ты натворила?»

«Да. Но я люблю его», - отвечал другой.

Раздираемая противоречивыми чувствами, Аманда стояла в кухне и еле сдерживалась, чтобы