Шрифт:
Гюи вспомнил, о чем они беседовали с пленником в полночный час, и дернул себя за ус. Не похоже, чтобы у сельджука могли оставаться товарищи на свободе. После вчерашней жаркой стычки живых среди арабов просто не могло быть.
«Зато... если связанного по рукам и ногам Зайда не мог спасти товарищ по оружию, то это сделал тот, кто жаждал проникнуть в тайну вчерашнего разговора…» - подумал вдруг Меро.
Застонав, он встал, подошел к столбу и внимательно осмотрел песок в радиусе пяти локтей. Судя по отпечаткам подошв, сельджук сопротивлялся изо всех сил, и, значит - догадка верна. Очевидно, что к заснувшему арабу подкрались сзади, заткнули рот, надели мешок на голову и оттащили к лошадям.
Гюи уже стоял в полусотне шагов от места стоянки рыцарей Тампля. Краем глаза он заметил, как возле палаток госпитальеров суетились люди.
– Не рано ли? – подумал не выспавшийся барон.
С перекошенным от головной боли лицом он снова наклонился к земле. Вот и отпечатки подкованных копыт. Однако человек, выкравший из-под носа у крестоносцев пленника, явно был неробкого десятка. Сотворить такое в непосредственной близости от спящих и не разбудить их - тут нужна сноровка. И, конечно, большая сила вкупе с горячим желанием.
Меро повернулся к насупленному, испачканному копотью костра рыжебородому тамплиеру.
– Вот что, мой друг, брось злиться. Тут что-то не так. Сдаётся мне, здесь закручивается дело с гораздо более интересной интригой, чем надоевшая тебе рутина по патрулированию дорог.
– Господин, позволь… – влез в разговор оруженосец, но, получив тычок от Бертрана, осекся и смиренно отошел к разложенным на дерюге доспехам. Он хорошо знал, что его наставник никогда понапрасну не упрекнёт его в нерадивости – а, значит, стоило до времени попридержать свой язык.
– К чему это ты упомянул про интригу? – упрямо наклонил голову Бертран.
– Даже если кто из арабов прокрался к нам в лагерь - он бы не смог миновать все посты. Госпитальеры, конечно, не чета нашим братьям, но охрану стоянок они нести умеют.
– Об этом и речь, брат! – мягко улыбнулся Меро. – Проникни сюда сельджуки - и мы бы все лежали с перерезанными глотками. А здесь попахивает предательством и подлостью.
– Андрэ! – Гюи обернулся к оруженосцу. – Ты провинился передо мной, но у тебя есть возможность искупить свою вину. Ступай сейчас к обозу госпитальеров и потолкайся там среди слуг и монахов. Узнай, не слышал ли кто-нибудь странных звуков этой ночью, да заодно посмотри, вдруг в поклаже шевелится что, или мычит кто-нибудь.
– Сделаю, – юноша кивнул и, дождавшись жеста, что его более не задерживают, стремительно вышел наружу.
– Думаешь, госпитальеры могли освободить араба? – недоуменно спросил нетерпеливый и скорый в суждениях потомок норманнов.
– Пока не знаю, Бертран, пока не знаю. Всякое бывало на Святой земле. Очень уж настойчиво вчера меня расспрашивал про пленника этот Энже. Он хотел знать, какие тайны хранит араб. А не хочу ли я обменять его? С учетом ночных событий - интересная картина получается.
– И что же такого неверный тебе рассказывал? Небось, про выкуп, да про своих сестер, изнасилованных при осаде Иерусалима, – рыцари не спеша вернулись в тень шатра.
– Да нет, друг мой. История его гораздо интереснее. Может статься, самому де Пейну ее передать стоит. Но до наших территорий еще добраться надо. И хорошо бы живыми. Пойдем, Бертран, попробуем разговорить ле Энже.
– Мой господин, - отбросив полог, закрывающий вход в палатку, внутрь ворвался оруженосец. Вид его был в достаточной степени взволнованный и обескураженный. – Госпитальеры уходят!
– Как - уходят? Куда?
– Вместе с паломниками. Уже свернули свой лагерь и седлают лошадей.
Бертран с Гюи переглянулись.
– Не очень-то вежливо. Но если я прав, то такой оборот дела вполне всё объясняет. Идем!
Де Меро, осторожно потрогав грязный платок, прикрывающий рану, вылез наружу.
Солнце, еще не войдя в полную силу, уже приготовило землю к новому дню. Яркие лучи потоками золотистого света заливали окрестные холмы. Травы, искупавшись в росе, источали терпкий густой запах. Уставшие за ночь цикады, как обычно в это время, искали тень и замолкали одна за другой. Над проплешинами песка прозрачными ширмами колебался разогретый воздух. Далеко-далеко несколько птиц, поймав крылом проснувшийся ветер, парили над степью.
Де Меро приоткрыл рот в скупой улыбке. Он был рад, что, пусть единственным глазом - но видит это утро и эти красоты, сотворённые Господом.
Чуть прихрамывая, рыцарь подошел к группе госпитальеров, седлающих мулов.
– Слава Богу, чудный денёк намечается, – сказал де Меро и поприветствовал Раймона ле Энже дружеским хлопком ладони по плечу. Затем, недолго думая, барон крепко взял повод гнедого жеребца растерявшегося монаха.
– Что это вы, ни свет, ни заря, а уже - в путь? Надеюсь, в такой спешке успели помолиться перед дорогой?