Отгоняя недостойные тамплиера мысли, Гюи перекрестился, чем заслужил еще один неприязненный взгляд де Пейна.

– Поздно креститься, де Меро. Вы сделали столько ошибок, что ни одна исповедь и ваше никому уже не нужное покаяние не исправит дело к лучшему. Как же нам теперь поступить с вами?

– Может быть, воры не успели спрятать или передать украденное, мой господин? – подал голос Бертран.

– Я бы не надеялся на это! – уничижительно процедил магистр. – Тела обыскали, и не обнаружили ничего, кроме мешочка с золотыми. С учетом того, что какой-то негодяй тайно впустил другого через окно - они вполне могли выбросить вещь поджидавшим снаружи сообщникам. А те под шумок ушли незамеченными.

– Но тогда…

– Довольно! – оборвал Бертрана магистр – Я сыт по горло вашей глупостью, небрежностью и нерадением.

Де Пейн уже забыл, что в карауле внутри и снаружи мечети Аль-Акса находились другие люди.

– Хорошо же вы служите Господу нашему и сей обители, господа! Сейчас же приказываю вам сдать оружие сержанту и проследовать в ваши кельи. Что с вами делать - решит собрание братьев. Пока же советую поразмыслить над содеянным. Властью, данной мне королём Иерусалима и Святым престолом, запечатываю ваши уста обетом молчания. Если вы скажете кому-то хоть слово о причинах ночной схватки, и я об этом узнаю - вы никогда не выйдете из подвалов Ордена. Ступайте с Богом!

В душной клетке, расположенной под зданием храма и служившей когда-то кладовой, время тянулось подобно старому мулу, поднимающемуся на Сионскую гору. Мучаясь от жажды и ноющих болей на месте выбитого глаза, Гюи де Меро смотрел в крохотное окошко под потолком и пытался найти способы, как выбраться на волю. Тщетно. Все его размышления заканчивались выводом, что побег – самый худший вариант для обоих узников. Клеймо дезертиров будет для них несмываемым пятном позора. Если удастся выбраться живыми из Иерусалима и покинуть Святую землю - то они станут изгоями. Единственный выход из такого положения - записаться в наёмники или уйти в леса. Ничего себе перспектива для рыцарей – оказаться в шайке разбойников!

Нет. Тут надо крепко подумать, сопоставить события, слова и поступки всех, замешанных в эту историю.

Взять, к примеру, украденную святыню рода Зайдов. Сопоставив поведение магистра и слова юноши, де Меро с жуткой душевной тоской понял, что вся история сарацина является правдой. Четырнадцать лет назад Гуго де Пейн, основатель ордена тамплиеров, почти апостол, рыцарь, бывший примером для Гюи, или ограбил родственников Зайда, или, по меньшей мере, знал об этой подлости. Слишком уж явно магистр скрывал некоторые подробности и обстоятельства создания ордена тамплиеров, слишком много секретов хранил в своей душе. А разве можно считать совпадением, что сбежавший сельджук оказался ночью в казармах храмовников вместе с госпитальером? Вспоминая речи и прямой взгляд араба, де Меро решил, что только одним коварный Энже мог бы заманить вспыльчивого юношу в обитель Ордена: обещанием вернуть утраченную вещь арабам. Зачем был нужен сарацин Раймону? Этот вопрос некоторое время смущал ум Гюи, однако и здесь, поразмыслив, он нашел разгадку. Скорее всего, ушлый госпитальер, узнав всё, что нужно, о мусульманской реликвии, задумал похитить её. Ему необходим был сообщник, а заодно он решил избавиться от свидетеля. Очень разумно! Вещь похищена, а один из разбойников – сарацин - мёртв. Поднять тревогу, вызвать суматоху, на глазах у стражи пырнуть юношу ножом - и под шумок скрыться. Очень умно. Не вмешайся в замыслы монаха-иоаннита де Меро с Бертраном, кто бы подумал искать вора среди госпитальеров и паломников? Скорее всего, тамплиеры бы вырезали половину мусульманского населения Иерусалима в поисках украденного. Впрочем, руководители Ордена Святого Иоанна едва ли признаются в том, что Раймон числится в их рядах. Частенько бывало, что, если рыцарь компрометировал дело, которому служил - его имя тайно выскабливалось из пергаментных списков братства. Потом ищи ветра в поле. Так делали госпитальеры, не чурались порой подобных методов и тамплиеры. С учетом того, что ни Гюи, ни Бертран не могли вразумительно, без вреда для себя выдвинуть обвинения против Раймона Энже, тайна ночного происшествия, очевидно, так и останется тайной. Только вот копьё…

Де Меро, услышав за дверью далекие шаги караула, отвернулся от окошка. Вот и ужин. Дни измеряются временем от завтрака до вечерней трапезы. Поздняя месса означает наступление ночи. Но сначала - ужин. Это святое. Сначала стражник, разносящий еду, идет к Бертрану. Судя по скрипу дверей и звону посуды, тот находился чуть ли не в противоположном конце подвала. Затем пищу приносят сюда. Кусок лепешки, жидкий бараний суп и треснувшая глиняная плошка с мутной водой. Меро, привыкший к постам, безропотно съедал всё подчистую. Вот и сейчас, зная, что силы ещё пригодятся, он не оставил даже крошек хлеба на полу.

«Мыши перебьются», - эта мысль позабавила его. Он представил себе разочарованные мордочки и удивлённые глазки маленьких созданий и мысленно попросил у них прощения за свою жадность. Поднявшись с вороха соломы, барон размял затекшие ноги и повернулся к стене, где белели нацарапанные нательным крестом замысловатые схемы. Ещё одна загадка не давала ему покоя. Начертив по памяти расположение входов, келий и колонн мечети Аль-Акса, линию бегства госпитальера, Гюи пытался понять, куда тот мог деть украденную вещь. Поскольку в одежде убитых ничего не нашли, а Меро был к тому же уверен, что вряд ли у злоумышленников был третий сообщник - барон сделал вывод: копьё, о котором упоминал магистр, спрятано где-то внутри казарм тамплиеров. Но где? Все укромные уголки давно проверены стражей. Наверняка обыск был тщательным и долгим. Если это - ценное для де Пейна оружие, некая фамильная святыня, то наверняка искали так, как искали золото иудеев и мусульман после резни в Иерусалме 16 июля 1099 года. А потом, копьё – не иголка. Хотя почему такая уверенность, что это копьё или другое оружие? Зачем строить догадки, полагаясь на слова де Пейна? Слишком много тумана в его речах. Верить ли им? Тогда что могло быть ценно для убитого сельджука? Он что-то говорил о реликвии рода Зайда. Это мог быть меч, украшенный драгоценными камнями и золотом. Это, возможно, был посох какого-то почитаемого мусульманами нищего или самого пророка. Или серебряная фигурка языческого идола, инкрустированная слоновой костью, или амулет. Впрочем, амулет слишком мал, и после похищения он оказался бы на шее араба. А потом, вряд ли магистр польстился бы на языческого божка или посох. В первом случае статуэтка давно была бы переплавлена де Пейном в слиток. Братству всегда не хватает денег. А во втором, зная о любви магистра к оружию, можно предположить, что он бы не упустил случая нацепить меч, а не прибрать к рукам какой-то старый посох. Покрасоваться перед близким кругом рыцарей и магистру приятно. А так, с посохом, пошли бы слухи, домыслы, появились бы ненужные вопросы. Нет, это не малахитовый кубок царя Соломона и не черепаховый гребень царицы Савской. О таких трофеях можно только мечтать.

«Господи, какой бред я несу! Была бы жара - тогда понятно. Тогда бы я сказал, что мозги начинают закипать от всех этих загадок», - думал узник.

Вспомнив о жаре, Гюи подумал о другом: «В подземелье становится слишком холодно, а при мне нет даже плаща», - эту мысль прервал звук тяжёлых шагов по коридору. Зазвенел ключ, перебираемый на связке чьей-то рукой, заскрипел засов.

– Вот и ночь, брат Гюи, - в клетку протиснулся давний знакомый Меро, лотарингский рыцарь, а ныне хромой монах брат Иоганн. Три года назад здоровому как медведь тамплиеру сарацинская стрела задела позвоночник. Он долго не ходил, а когда поправился, оказался не в силах поднять меч. Тамплиер стал увечным, никому не нужным ветераном, и мог передвигаться, только согнувшись в три погибели. Теперь бедняга заведовал подвалами ордена. Монаха часто одолевала скука, и он не прочь был провести время за разговорами.

– Я тут подумал: ночи стали прохладнее, солома у тебя старая, да и кучка невелика, - он бросил под ноги Меро свежую охапку сена.

– Теперь теплее будет, - буркнул калека.

Меро подошёл к бывшему соратнику и, не зная, как выразить свою благодарность, взял Иоганна за локоть.

– Ох, и попадёт тебе за разговоры со мной! Спасибо, брат. Ты прав. Сыро здесь, вот и холодно. Да ты садись.

– Пустяки, постою. Потом встать будет ох, как не просто.

– Да-да, конечно, - Меро смущённо хлопнул старого вояку по плечу.
– Прости ты меня, дурака. Совсем забыл.