Шрифт:
– Да ладно, чего уж там, - монах неловко прислонился спиной к железной коробке двери.
«Эх, был бы на его месте кто-то другой, двинул бы кулаком по тупой голове. Вышел бы сам, освободил Бертрана - и поминай, как звали, – подумал внезапно узник, отводя глаза в сторону от ключей, висевших на поясе искалеченного рыцаря.
– Нет, к чёрту искушение. Негоже так поступать с увечным, да к тому же старым знакомцем», - решил Гюи, а вслух сказал:
– Давай брат, двигай отсюда. Или ты забыл о запрете на разговоры со мной? – барон отошёл подальше от монаха. Но тот не уходил.
– Бог с ними, с запретами. Что со мной можно сделать и как наказать? Я и так уже наказан, дальше некуда, - в голосе рыцаря слышалась тоска.
– Что-то случилось? – Меро почувствовал неладное.
– Случилось, брат. Сегодня чёрный для ордена день. Войска, посланные на осаду какой-то маленькой крепости сарацин, потерпели поражение. И город взять не удалось, и потрепали нас изрядно. А вчера пришло известие о ещё одной неудаче под Дамаском. Многие из братьев полегли под сарацинскими мечами и стрелами. Некоторые в панике покинули поле боя. Говорят, арабы едва не пленили магистра. Его вышибли из седла копьем, но, слава Иисусу, наконечник сломался и застрял в сочленении доспехов, а оруженосцы - ле Шанэ и де Акр - оттащили его от лошади и перенесли под защиту лучников. Молодцы, дьявол их побери! Такой вес, столько железа! Хотя бы доспехи сняли. Но ведь дотащили. Еле в себя пришёл де Пейн. Вот такие дурные вести. Давай, рыцарь, молись об усопших, - хромой монах хлопнул де Меро по плечу, вздохнул и пошёл прочь. Хлопнула дверь, звякнул ключ.
Гюи, оставшись один, в смятении стал мерить шагами своё узилище. Мысли переполняли голову. Лёгкое головокружение заставило его сесть на солому.
– Мы бежали от сельджуков? Господи Иисусе… Сколько же наших погибло?
– забормотал он.
«Нет, этого не может быть. Удача ещё никогда не изменяла нам. Наверное, всё это произошло потому, что магистр был расстроен потерей своего фамильного сокровища, ценного ему, как память? Хотя какие ценности у нищего рыцаря Храма? – в задумчивости узник прислонился к холодной стене.
– Или амулет араба вернулся на круги своя? Господи, какой круг? Я хотел сказать: в это несчастное племя - род Зайда. Может, языческая святыня и подарила победу неверным? Что, разве идол язычников сильней нашей веры в Христа?» – Меро обхватил голову руками.
«Стоп! Что за бред? В мозгах – смятение и каша. Неужели я схожу с ума? Магистр сражён копьём? И это он - непревзойденный в прошлом турнирный боец? Он, говоривший, что Господь покровительствует ордену и хранит его от бед…»
И тут на барона снизошло озарение. Не замечая, что разговаривает вслух, он почти кричал:
– Иоганн что-то говорил о наконечнике. Да, да. Наконечник, наконечник сарацин застрял в доспехах. Вот оно! Вот что похитили воры. Не копьё, а всего лишь наконечник. Вот что имел в виду де Пейн, обмолвившись о копье. Вещь маленькая, легко спрятать внутри резиденции тамплиеров. Думай дальше, думай, Меро!
Барон взволнованно зашагал по камере.
«Почему для магистра так ценен этот наконечник, почему он был в таком гневе и почему он вспоминал о копье?»
Внезапно узник остановился, как вкопанный. «Копьё! Я знаю только одно копьё, которое бы имело такую ценность для магистра. Этот копьё Лонгина».
Слухи об этом копье давно будоражили умы крестоносцев. Многие связывали с ним невероятную удачу тамплиеров в боях. Тогда всё встаёт на свои места. Для де Пейна нет ничего дороже, чем эта реликвия.
«Но ведь оно было найдено неким Петром, бродячим монахом из окружения Раймунда Сен-Жиль, графа Анжу, рыцаря из катарских провинций. Но при чём здесь Святой Пётр, упомянутый госпитальером?» - барон лихорадочно вспоминал слова убитого им вора.
Горячая волна захлестнула сознание Меро. Жажда действий перебивала логику рассуждений.
Ещё совсем недавно гуляли в среде оруженосцев сплетни, что какая-то христианская реликвия попала в руки магистру при странных и загадочных обстоятельствах. Будто бы то ли сам де Пейн, то ли кто-то из его ближайшего окружения, нарушив кодекс рыцарской чести, похитил какие-то древние свитки в сокровищнице Храма Соломона или присвоили их обманным путём, обведя вокруг пальца короля Иерусалима.
– Боже мой, что же теперь делать? – Гюи закусил губу.
Сейчас неважно, как наконечник попал к тамплиерам. Если из-за утраты монахами реликвии становится реальной угроза святому делу освобождения Святой земли от агарян – значит, нужно вернуть копьё. Ещё не всё потеряно.
Задыхаясь от волнения и распирающей его догадки, де Меро подскочил к двери.
«Кажется, я знаю, где воры могли спрятать наконечник», - подумал барон и ногами стал колотить в дубовую, обитую железом створку.
– Ну же! Иоганн, скорее! Открой эту чёртову клетку! Иоганн, - кричал узник на весь подвал.
Удаляющиеся шаги хромого смотрителя подвалов стихли, потом зазвучали ближе.
– Что случилось?
– встревоженно спросил ключник, входя в камеру.
– Шевели своими хромыми ногами. Немедленно беги к магистру, скажи, что я знаю, где находится «вещь».
– Какая вещь?
– озадаченный тюремщик недоумевающе смотрел на барона.
– Неважно. Просто скажи… Да ступай же, наконец, и поторопись! – Гюи вытолкал монаха за дверь.