Шрифт:
Священник, сидящий во главе стола, вопросительно взглянул на одного из членов трибуналия. Получив от него согласие в виде еле заметного кивка головы, доминиканец взял со стола бумагу и стал читать:
– Жак де Моле – рыцарь ордена Храма… - Он намеренно опустил звание «Великий Магистр», чтобы лишний раз унизить тамплиера… - Святая Инквизиция с благословения Папы Климента V и короля Франции предъявляет вам обвинение по следующим богомерзким и противным для благочестивого уха пунктам. Вы в состоянии выслушать их и признать себя виновным?
Де Моле, опустив голову, молчал. Он уже понял, что всё решено. От него не ждут признаний. Главная цель суда – соблюсти положенный протокол и формальности.
Магистру зачитали обвинения, типичные для процесса по осуждению еретиков и осквернителей веры. Среди них были – идолопоклонство, содомия, отречение от Иисуса Христа, неуважение к мессе, сговор с мусульманами о сдаче им крепостей, отправление языческих обрядов. Все те же обвинения, буква в букву, были зачитаны ещё сотням и сотням тамплиеров, арестованных 13 октября, в пятницу.
А в замке Корбей чиновники Ногаре и палачи Святой инквизиции допрашивали Жоффруа де Шарни - Прецептора Нормандии, последнего в списке тамплиеров, дававших под пытками показания в ереси этой ночью.
Доминиканцы и королевские судьи лениво листали бумаги, разбросанные на дубовой столешнице. Заляпанные свечным воском и следами раздавленных мух, свитки выглядели грязной кучкой тряпья.
– Ваши собратья, эти еретики и содомиты, уже дали показания следствию, что они поклонялись тайной реликвии Ордена - дьявольской голове, изображённой в камне и расписанной красками, которую вы все называете Бафометом. – Представитель инквизиции, не поднимая головы от пергаментов, ждал ответа.
– Ложь и ещё раз ложь! Изображение головы - это образец высокого эллинского искусства во многих наших храмах. Она скопирована нашими резчиками камня в силу своего слабого разумения и способностей с ликов древних греческих богов. Если вы были в Греции - то вы видели их. Они вырезаны из мрамора на стенах многих дворцов в Риме. Их можно увидеть совсем рядом с базиликой Святого Петра и на многочисленных триумфальных арках. Это лицо самого Зевса. Его статуи есть и в самом дворце Папы римского.
– Прецептор Ордена с сожалением, как на неразумного ребёнка, смотрел на монаха.
– Мы поклонялись только лику Христа на плащанице, в которую было завёрнуто его тело после распятия.
– Ересь! Всё – ересь. Какая плащница, где вы её взяли?
– вспыхнул инквизитор. Не упорствуйте в своих заблуждениях и грехах.
Но прецептор, набрав в лёгкие больше воздуха, повысил голос:
– А чем тогда считать идолов и тварей на барельефах собора Нотр-Дам де Пари, кем считать епископа Гийома Парижского, заказавшего резчикам камня по своим рисункам эти дьявольские фигуры [120] ?
120
В 1230 году по Парижу пошла гулять молва, что епископ Гийом сошел с ума. Для украшения собора Нотр-Дам де Пари он заказал скульпторам серию странных барельефов по своим эскизам. Никто не понимал, что на них изображено: какие-то символы, животные, непонятные приспособления. Говорили, что епископ продал душу дьяволу и хочет осквернить церковь, поместив прямо при входе и на крыше собора всякую нечисть. Странные барельефы Нотр-Дам представляли собой ключ к тайной науке. Епископ прекрасно знал, что делает, но объяснять это никому не собирался. Гийом Парижский был алхимиком. По замыслу епископа, Нотр-Дам должен был стать каменным трактатом по алхимии, справочником тайной науки. Тот, кто разгадает значение символики барельефов, сумеет получить философский камень, или Великий магистерий, способный превращать обычные металлы в золото, исцелять болезни и останавливать время. По легенде, самому Гийому Парижскому удалось на закате жизни получить философский камень. По слухам, он спрятал его в одной из колонн собора Парижской Богоматери.
Тамплиер еле заметно усмехнулся, подавляя в себе желание расхохотаться в лицо монаху.
– Ты погряз в ереси, старик. Вы поклонялись не Иисусу Христу и распятию, а каменным идолам христопродавцев, нашедших убежище в ваших замках. Разве не вы прятали иудеев, разве не они учили вас колдовству и магии?
– Не дожидаясь возражений прецептора, инквизитор кивнул стоявшему рядом палачу:
– Клещи!
Мастер пыток неторопливо надел кожаные перчатки, вынул из огня раскалённые щипцы и зажал в них одно из рёбер тамплиера. Своды камеры потряс страшный крик боли. Запахло горящим мясом.
Де Шарни, сквозь пелену беспамятства, приходящего, как избавление от боли, еле расслышал очередной вопрос:
– Вы принимали в орден еретиков, отлучённых от церкви? Катаров, византийцев, рыцарей, уличённых в содомизме, разврате и покушению на власть Святого престола… так ли это?
Тамплиер нашёл в себе силы отрицательно покачать головой:
– Мы имели на это право. Сам Папа Римский специальной буллой дал нам эту привилегию – направлять на путь истинный сомневающихся, отпускать грехи в наших храмах и часовнях заблудшим овцам. Ваши бывшие покровители, отступившие от истинной веры Папы, тоже не без греха, - злорадно засмеялся прелат.
– Святая Инквизиция уже добралась до некоторых из них.
– Бенедиктинец закашлялся от едкого дыма жаровни, куда положили клещи с остатками обгоревшей плоти храмовника.
– Вырвать пару ногтей на ногах, чтобы был сговорчивее!
Палач кинулся выполнять приказ.
…Холодная струя воды привела де Шарни в чувство. Он хватал искусанными губами мутные потоки колодезной грязи, льющейся из ведра, поднятого кем-то над его головой. Рана на боку болела так, как будто кто-то вставил в неё нож и проворачивал, расширяя кровоточащую дыру, пытаясь достать до позвоночника. Ноги горели до самого паха. С рёбер клочьями свисала окровавленная кожа. Когда её сдирали, де Шарне не помнил. На полу образовалась красная лужа. На это место уже слетались мухи, привлечённые тяжёлым запахом крови.