А монах, не обращая внимания на страдания тамплиера, продолжал допрос так, как будто соглашался с фактами, изложенными на лежащей перед ним бумаге:

– Вы погрязли в богомерзкой роскоши. Вы, ваш магистр де Моле и казначей ордена, виновны в расхищении королевской казны, хранящейся в Тампле. Вы давали ссуды врагам французской короны, в том числе королю Англии, мятежным баронам Тулузы и Фландрии.

Прецептор постепенно приходил в себя.

– Мы зачастую имели одну лошадь на двоих. Мы давали обет воздержания и нищеты. Двадцать тысяч братьев-рыцарей погибли в песках Палестины, в том числе семь великих магистров. [121] А что до казны? Мудрое решение короля, поручившего нам управлять его финансами и сбором налогов, приносило Франции полмиллиона ливров дохода в год.
– Губы де Шарне трескались, из них сочилась сукровица, смешиваясь на подбородке с потом и слёзами.

– Займы - это наша привилегия, святая обязанность и специальность. Это знают и паломники, и короли. Никто так надёжно не ведёт денежные дела, как мы. Ни евреи, ни ломбардцы, ни генуэзцы. Разве мы виноваты в доверии, которое нам оказывают монархи?

– Подвесить его на дыбе, а ноги - в испанские сапоги! Я заставлю тебя признаться, упрямый старик!
– монах вышел из себя и брызгал слюной в лицо тамплиеру.

Острый крюк дыбы глубоко вошёл под ребро.

– Признаю, грешен, признаюсь в ереси, довольно! Что ещё вам нужно от меня?
– Де Шарни извивался на крюке, как кукла, которую дёргают за нитки на деревенской ярмарке...
– Какие вам ещё нужны признания? Хотите, я скажу, что это я предал и распял Иисуса? Пишите! Да-а-а, это я, я – Прецептор Ордена, Понтий Пилат, Иуда и Каин!

Инквизиторы многозначительно посмотрели друг на друга. Один из них повертел кривым пальцем у собственного виска, но тщательно записал всё сказанное тамплиером.

Ещё кровоточили раны на теле Великого Магистра после первых пыток, а король Филипп Красивый осматривал свои новые владения в Париже – величественную крепость Тампль на правом берегу Сены. Расположенная позади церквей Сен-Жан-ан-Грев и Сен-Жерве, она состояла из двух самостоятельных замков – один внутри другого. Старый был построен ещё при отце ныне здравствующего монарха, Филиппе Августе*, новый – совсем недавно. Защитой крепости служила высокая единая стена с массивными воротами, отделанными бронзой.

Филипп, скрываясь в Тампле во время бунта парижан, уже тогда оценил великолепие и богатство внутренних покоев новых строений. В них тамплиеры принимали важных гостей, включая августейших особ Англии, предпочитавших останавливаться не в Лувре, а у храмовников. Всё это теперь принадлежало королю.

Правда, его люди не обнаружили баснословных сокровищ тамплиеров, но общая стоимость конфискованного имущества в Париже и в остальных командорствах ордена, по оценкам казначейства приближалась, к двум миллионам ливров.

Король медленным шагом хозяина вошёл в старый замок, в котором, как он знал, находились личные покои Великого Магистра и помещения, предназначенные для членов Капитула.

Продвигаясь по коридорам и комнатам, разглядывая высокие своды залов, украшенные знамёнами Ордена, Филипп достиг кабинета Жака де Моле. Он не ожидал увидеть здесь суровую аскетичную монашескую обстановку монастыря. Тамплиеры и здесь оказались верны своим обетам. Комната выглядела скорее кельей, чем богато убранным залом. Король повернулся к Гийому де Ногаре:

– Так где же то, ради чего мы затеяли весь этот фарс с процессом? Монахи оказались порядочнее моих министров. Они не растащили мою казну, оставив её в кладовых Тампля, и теперь я буду подозревать… наверно, вас, Ногаре, в будущих хищениях.

Филипп потрогал вытертую обивку старого кресла.

– Не тамплиеры, а вы, Гийом, выставили меня чудовищем в глазах всей Европы. Давайте, чёрт возьми, преподнесите мне то, о чём прожужжали всем уши!

Нервный тик исказил черты лица французского монарха.

– Где она - реликвия, которая принесёт мне власть над миром? Где этот заветный ключ, открывающий спрятанные временем двери в будущее и к сокровищнице небывалого могущества? Где копьё, приносящее удачу? Где описания обрядов и тексты заклинаний? Что делали Ваши шпионы в этих стенах?

Король в бешенстве пнул попавший ему под ноги белый плащ с красным крестом.

– Ради чего я содержу всех Вас – ленивых бездельников, способных только на мелкие интриги против дряхлых стариков?! Ваши два миллиона конфискованной собственности Ордена, которую ещё нужно продать, не окупят и половины затрат на подготовку и проведение процесса! Вы меня разочаровали, Ногаре.
– Король вытер пену, выступившую в уголках рта от ярости и гнева.
– Кровь Христова! Мне нужен результат! Если это необходимо - спустите с каждого, носивший красный крест на плаще, семь шкур, но узнайте, где сейчас находится святыня! Мне плевать на мифическое золото де Моле! Орденов, подобных храмовникам, у меня ещё достаточно. Вон - госпитальеры под боком. Евреи и ломбардцы потихоньку возвращаются со своими деньгами. Чувствуют, что скоро получат в качестве залогов всё конфискованное имущество тамплиеров: ухоженные земли, мельницы, дома и флот храмовников! Я разрешаю любые методы. Мобилизуйте ваши уши в Париже и провинциях, поставьте цели перед вашими шпионами в Италии, Англии, Испании, Португалии, Германии. Не жалейте денег людям особенным, талантливым в сыске, глазастым совам с нюхом ищеек. Действуйте, Ногаре, действуйте, а не то я припомню, что вы – беглый дворянин из Лангедока, славный потомок катаров [122] ! Я обвиню вас в ереси, как и тамплиеров.
– Король в бешенстве покинул комнату, хлопнув перед носом у своего советника тяжёлой дубовой дверью.

Бывает так: плывёшь по течению жизни, в спокойных водах приятных дел и снов, перебираешь рукой привычные, тёплые на ощупь чётки дней, вдыхаешь еле уловимый запах краски открытого фолианта или старой рукописи и вдруг… Река убыстряет ход, случай меняет твой привычный уклад бытия, события становятся гребнями высоких волн, уносящими твою маленькую лодку в неизведанное. А впереди в клочковатом тумане (такой бывает от залпа пушечных орудий) слышится гром водопада, который вот-вот вырвет из рук рулевое весло, оборвёт тонкую нить фарватера и затянет тебя в бездну. И бесполезно пытаться плыть против потока, напрягая все силы, потому что уже пробил колокол судьбы. Вот он стучит в твоё сердце стальным наконечником, разрывая грудь, оголяя нервы. Бездонная чаша обрыва смотрит в глаза единственным чёрным оком, и ты в оцепенении не можешь отвести взгляд. Твоё ли это падение в водоворот, твой ли крик ужаса кляпом застревает в горле? Но - странное дело… Полёт вниз замедляется. Ещё пара ударов об острые края неизбежного - и он прекратился вовсе. Ты видишь со стороны своё лицо, растерянное, озадаченное, удивлённое чередой превращений. Ожидание краха оказывается сетью встречных слов, странных, таинственных, призрачных. Кто это зовёт тебя? Кто прошептал в ухо тайну выхода из тупика? Стальная пружина предназначений толкает тебя наверх, и ты оказываешься совершенно в другом измерении, в другой стране, в другом параллельном мире. Здесь все говорят загадками. Здесь за каждым углом тебя подстерегает либо опасность, либо истина истин. Потока мелкой суеты, ленивой дрёмы, тихого болота прежнего неспешного, сытого состояния разума уже нет. Ты идёшь по узкой тропе, по верёвочному мосту, по канату между жизнью и смертью. Свет поиска освещает грань ещё непознанного - узкую полоску бритвы. Да, да. Ты ступаешь именно по ней, срываясь и взрезая ладони - ведь ты хватаешься за острый край, чтобы не упасть. Твоя рубашка промокла от крови. Это инстинкты толкают тебя плечами на лезвие судьбы, чтобы, сорвавшись, зализав раны, снова подняться и идти. И, спотыкаясь на ненадёжных тонких подошвах усталости, пронизанных гвоздями неуверенности и желаний повернуть обратно (их собрали твои пятки, сделав шаг в сторону), ты спрашиваешь себя: «Ради чего я терплю лишения, голод, жажду, опасность быть убитым или раненым? Зачем сопротивляюсь приглашению гостеприимных обочин - опуститься у края дороги, чтобы уснуть, а после пробуждения с облегчением узнать, что все мои беды оказались страшным сном?»