Шрифт:
Высунув от усердия язык, иногда касаясь его розового кончика уже порядком затупившимся пером, он аккуратно выводил на бумаге строчку за строчкой, зачёркивал, думал и снова писал.
Наконец, довольный своей работой, он откинулся в кресле и прочёл следующее:
Не верь глазам своим, открыв гробницу. Я не ушёл, как многие из павших. Я – запах роз на фоне звёзд вчерашних, слеза с пера на новую страницу в одной из книг, в Евангелье Пасхальном. Застёжка – ключ для щели тайника. Пуста рука для тайн исповедальных, отстав на вдох и шаг… …Вы думаете дом мой – саркофаг? …Но пуст Собор. Нет жизни вечной. Сосуд такой же пустотой наполнен безупречной, где щит и флаг - одно и то же, где львы резвятся у подножия в игре беспечной, где, наконец, уколет кожу стальной ажурный наконечник. Найдёшь? Не трать напрасно слов над тем, что скрыто. Возьмёшь? И будет кровь досыта. Ты станешь вдруг одним из тех, кто правит. Посеешь зло. Но твой успех бесславен. И злато скатертью столов - в пол страхом. И сталь в руке убьёт любовь под прахом. Подумай, отойдя на шаг, а верно ль? Мой дом, хрустальный саркофаг – Inferno.– Так-так-так, - довольно проговорил Мерон. Даже ему, знающему основные европейские языки, было крайне трудно составить из набора стихотворных строф - да ещё с примесью арабской вязи - весь этот текст в единое целое.
– Здесь и криптографы поломали бы головы несколько суток, не зная основ поэзии. Ай, да Федериго! – Бормотал австриец, оттирая измазанные пером пальцы.
– И на что всё это похоже?
Он поднял голову от листа бумаги. За открытым окном слышался шелест листвы, шаги часовых, птичий свист и далёкий, едва уловимый шум моря.
Прикрывающая арку окна белая лёгкая гобеленовая портьера тихо шевелилась под лёгким ветром, пропуская в комнату запахи цветов, соли и морских водорослей. Но Мерон ничего этого уже не замечал. Глядя в одну точку, он думал:
– Значит, наконечник Фридриха – это не легенда, рассказанная когда-то своим внукам одним из рыцарей тевтонского ордена времён крестовых походов…
«Если бы немец не записал рассказ о копье, а потомки и наследники замка не сохранили бы архив - кто знает, узнал ли бы Карл обо всём этом. Правда, небылицы о Фридрихе ходят давно».
Жильбер хорошо помнил, как его вызвал император и поручил расследовать все эти слухи с базарных площадей и рынков.
– Старые баллады в пивных – это вам не шутка, Мерон, - несколько раз повторил Карл.
Подтверждение правоты короля офицер нашёл в Kloster Maulbronn – цистерцианском аббатстве Маульброн на Юго-Западе Германии.
Боже мой! Сколько пришлось ему поездить и покопаться в монастырских хранилищах старых рукописей, пока он совершенно случайно не наткнулся на потрёпанный свиток! В нём какой-то монах в незапамятные времена записал часть сплетен, ходивших о Фридрихе. В старом, местами утраченном, тексте говорилось, будто молодой Фридрих выкрал у тамплиеров какую-то сталь, святыню Ордена, приносящую удачу, силу, власть и деньги.
И вот, после двух лет поисков, неудач, недовольства короля и насмешек товарищей, вместо того, чтобы добывать славу на полях сражений, Мерон застрял в старом норманнском дворце сицилийских королей.
Перед ним лежит записка, принадлежащая - в этом нет ни капли сомнения - руке самого Фридриха, легендарного императора, удачливого внука грозного Барбароссы.
– И здесь. Да-да, господа, здесь, - приговаривал Жильбер, как бы отметая возражения воображаемых оппонентов, - в этом маленьком кусочке пергамента говорится о каком-то наконечнике.
Может, не врут легенды - ведь, судя по собранию книг в императорских библиотеках, Фридрих был одержим магией и обретением власти над потусторонними силами.
Изучая кладовые старого дворца, офицер нашёл на изъеденных червями дубовых полках книжного хранилища и первую рукописную копию книги некого иудея Шимона бар Йохая «Зогар» (Сияние) [128] , и отдельные свитки Книги Пророков, Торы, и список с пергаментов основателя ордена францисканцев Франциска Ассизского. Там же стояли сочинения Фомы Аквинского, и даже «Дидаскалион», написанный аббатом Сен-Викторианского монастыря преподобным отцом Гуго.
128
Первая книга, положившая начало учению Каббала.
Мистикой и схоластикой были пропитаны даже сохранившиеся сочинения самого Фридриха.
И вот одно из них лежит перед ним.
– Очевидно, что это – или послание, которое нужно ещё понять, или одна из странных шуток короля. Так, хорошо, начнём с первой строки, - Мерон поднёс к глазам бумагу и стал читать:
«… Не верь глазам своим, открыв гробницу.
Я не ушёл, как многие из павших…»
– О какой гробнице речь? Ну, конечно же, о могиле Фридриха! Я её видел третьего дня, когда осматривал Кафедральный собор, построенный Роджером. Там действительно есть несколько плит над могилами самого Роджера, его жены Констанции Норманнской, Фридриха и Констанции Арагонской [129] Печальное зрелище… - Мерон вздохнул, поднял глаза к потолку, перекрестился и неожиданно для себя отвлёкся.
129
Кафедральный норманнский собор Палермо представлял собой трёхнефную базилику Гуальтеро в виде латинского креста, завершающуюся тремя апсидами. В 1250 году четыре угла собора были увенчаны изящными башнями, а в 1260 году к юго-восточной части собора была пристроена ризница. О внешнем виде базилики можно судить по восточной части современного собора, сохранившей свой первоначальный арабо-норманнский вид – узкие стрельчатые окна, многочисленные переплетающиеся ложные арки, утончённые инкрустации, растительные орнаменты. В этом соборе были погребены императоры и сицилийские короли из дома Гогенштауфенов Генрих VI и (по официальным источникам) Фридрих II, а также их супруги – Констанция Норманнская и Констанция Арагонская. В новую базилику из старого собора было перенесено тело Рожера II.
Перед внутренним взором встал сам красавец-собор. Узкие стрельчатые окна, многочисленные, переплетающиеся ажурные арки, тонкая резьба по камню создавали впечатление изящной лёгкости, странной для католического собора. Лишь трёхнефная базилика в виде латинского креста, завершённая тремя апсидами, говорила о том, что это не мусульманская мечеть, а христианская церковь.
– Арабо-норманнский стиль, будь он неладен, - пробормотал Мерон, стряхивая с себя наваждение, вызванное воспоминанием о красоте постройки, созданной неизвестными архитекторами и каменщиками. Так, идём дальше… Что значит: «…я не ушёл…»? Куда же ты делся, о, король? Чувствуется, ты хорошо поработал над легендами о себе, прежде чем уйти из жизни. В старых песнях, записанных тем самым неизвестным монахом обители Маульброн, говорится, что король не умер. Дай бог памяти вспомнить, - офицер наморщил лоб. Ах, вот…