Янтарный сок
вернуться

Боброва Элла Ивановна
Шрифт:

4. Происхождение грома и молнии

Жили двое сирот, говорится в предании, брат и, старше его, сестра. Ни семьи, ни друзей, кто в беде пожалел бы их; только сами они друг о друге заботились, жили дружно и не ропща. Спали в старых другими покинутых хижинах, ни о чем не прося людей. Это было во время великого голода; и считали все люди сирот только бременем: «Почему нам чужих кормить, разве маю своих, плоть от плоти детей у нас?» — говорили не раз они. Спят сироты. А люди, гласит так предание, из селенья ушли и сирот там оставили беззащитных, совсем одних. Вот проснулись они, а кругом запустение. Безутешно заплакал брат; но, как старшая, брата сестра успокоила, обещала, как прежде, о нем лишь заботиться. Взявшись за руки, прочь пошли. Далеко от селенья вдвоем побрели они: надо что-то найти поесть. Все длинней на снегу становились тени их; но ни крова, ни пиши. Подкралось отчаянье, есть хотелось им все сильней. В безысходной беде стали зверю завидовать: быстрым зайцем хотели стать; то лисой обратиться желали пронырливой — но в зверей превратиться никак не могли они, и никто их мольб не слыхал. Стали громко кричать: «Лучше б стать нам тюленями!» Оставались они детьми; оставались сиротами всеми забытыми. Шкура, меха, кремень — это все, что с собой они, уходя, захватить могли. Но вот вскрикнули раз, став на мех и топча его: «Громом, громом хотим мы стать!» Загремел, по преданью, тут мех под ногами их. Ударяя кремнём о скалу все ж неистово, продолжали они кричать: «Стать бы молнией!..» Кремень рассыпался искрами. Вознеслись в небо брат с сестрой; и злым людям упреки шлют, гневные, быстрые — громом, молнией огневой.

5. Земля велика

Но Ворон-отец не всегда на детей своих гневался. Коль помнили люди традиции, чтили закон, он щедро им дичь посылал, чтобы люди охотились, а после удачного дня и над миром задумались. Раз жили два друга-охотника в те времена Красивы, искусны во всем и дружны были жены их. Охотились вместе, досуг свой любили делить, подолгу о мире умели вдвоем рассуждать. Но чудо ли: сколько б ни мчались вперед на санях они, куда бы ни двинулись — всюду тянулась земля. Ужель невозможно доехать хоть раз до границ ее, а, может, окажется вправду она бесконечною? Но в путь не пустившись, об этом разведать нельзя; и, плача, друг с другом охотников жены прощаются. Расстались друзья, чтобы правду мире узнать, от солнца и к солнцу — два разных избрали пкти По снегу и льду мчались быстро зимою холодною, а летом охотились, свой пополняя запас. Вперед и вперед — много лет длилось их путешествие. Охотники сами, их жены в дороге состарились. Им рядом с санями теперь было трудно идти. Но дальше и дальше стремились. Уж выросли дети их; потом поженили охотники взрослых детей с детьми из семей, что встречались в далеком пути. Так с разных сторон по земле подвигалось два племени. Все медленнее подвигались в дороге охотники, их дети вели; но они не забыли идей своих. А смерть отвергали: «С друзьями сначала мы встретимся…» всегда говорили. И вот, как преданье гласит, сошлись, наконец, на земле два кочующих племени. Хоть старшие видеть друг друга уже не могли, но, следуя голосу, здесь обнялись вновь друзья. Охотники старые, плача от радости, молвили: «Поистине наша дорога была далека. Гораздо обширней и больше земля, чем мы думали.» Сказали — и четверо все успокоенно умерли. Так древние люди узнали: земля велика.

6. Происхождение индейцев, белых и эскимосов

В то время древнее, не так, как ныне, жил лишь один народ, гласит преданье. Раз вырастил один охотник дочь. Не мог никак ее он замуж выдать: упрямо отвергала женихов и зло над ними иногда смеялась. Обузою считал отец ее; но дочь не отвечала на упреки. Не раз кричал он ей в припадке гнева: «За пса тебя я выдам моего!» Ответом было, как всегда, молчанье. И вот однажды, говорит преданье, зашел к ним на ночь человек чужой, одет был в рыжую собачью шкуру. С упрямой девушкой он ночь провел — в пса рыжего вновь утром превратился. Так дочь узнала, что сдержал отец свою повторно-гневную угрозу. «Вот он, жених твой!» — бросил он с презреньем, «Теперь ты выйдешь замуж, наконец!» Ночные повторялись превращенья. И стала дочь семьи ждать прибавленья. Вот день настал: щенки — ее приплод — визжа, на шкуре меха копошатся. Но как детей она их полюбила и не могла на крошек насмотреться. Отца же визг их скоро в гнев привел. Дочь с мужем-псом, с ее детьми-щенками — Всех он отвез на остров отдаленный, но псу за мясом плыть домой велел. Короткое так продолжалось время, устал отец нести и это бремя. Однажды пес приплыл за мясом вновь; наполнил полмешка отец камнями, а сверху мясом их чуть-чуть прикрыл. Пошел на дно пес, громко, по-собачьи, причитывая о своей семье. На острове же поселился голод: отец лишь поначалу ежедневно возил немного мяса, но потом кормить не захотел семью большую: «Вас много, накормить всех не могу я!» Дочь гневом вспыхнула от слов отца и отомстила за убийство мужа: созвав детей голодных, отдала им своего отца на растерзанье. В отчаянье она: как дальше жить? Быть может, где-то ждет детей спасенье… Два каяка для них смогла построить, использовав подошвы от сапог. Вот с севера пришел на помощь ветер, и, плача, мать кричит: «Плывите, дети, вас где-то примет лучшая земля, вы жизнь построить сможете иную». Прижав к себе оставшихся детей, в слезах она от моря отвернулась. Каяк был первый вынесен волной — и племя выросло индейцев смелых. Спаслися предки всех народов белых, когда к земле пристал каяк второй. От тех, что не смогли покинуть остров, произошел род древний — эскимосов.

7. Человек роптал и наказан был

В те времена и у вещей была душа; вселялись духи в них и вещи оживали. Так, говорят, на землю ниспадал огонь, и свежий, рыхлый снег светился, пламенея. Могли мгновенно сочным мясом обрастать нередко даже кости съеденных оленей. Тогда владели люди силою волшебной и неразлучен с духами был человек. Лопата независимо врезалась в снег; Гарпун сам в море метко поражал тюленей, и даже дом, поднявшись над землей, вослед летел, когда пускались люди в новый край охоты. На шум летающих домов не раз роптал один лишь человек, как говорит преданье. Но услыхали духи жалобы его; и потому с тех пор, как людям в наказанье, дома летать уже не могут над землей и люди вновь и вновь должны дом строить свой. Все вещи на санях должны теперь везти и навсегда волшебной силы лишены.

8. Покинутый духами, человек познал одиночество

Но духи еще не совсем человека покинули. Не видя их, знал он, что ими всегда окружен. В лесу, на охоте иль дома в знакомом селении неслышно орудовал духов народ Ижеркан. И знал человек: коль сама рядом хижина строится, то тут же народ Ижеркан, как все люди, живет. Хоть этот народ обладал тайной силой волшебною, с людьми торговал он, людей к себе в дом приглашал. И духи соседями людям всегда были добрыми. Не знал одиночества, счастливо жил человек. Но возненавидел один их: с речами он злобными обрушился раз на невинный народ Ижеркан: «Кто просит их иглу свои строить в нашем селении. Зачем они вечно за нами идут по пятам?» Ножом своим воздух вокруг рассекая, он вырезать пытался невидимых духов народ Ижеркан. Хоть стона не слышал никто; но на снег окровавленный уставились в ужасе люди, по крови узнав, что ранены духи, соседи людей безобидные. С той самой поры Ижеркан, так преданье гласит, ушел от людей. Никогда больше люди не видели, чтоб строились иглу волшебною силой вокруг. И люди остались одни оттого, что обидели Народ Ижеркан, что всегда человека был искренний друг.

9. Человек посеял зло (Агдлак)

Злых духов не было тогда на всей земле, и человек не знал о силе зла вначале. Он сам их породил, он сам посеял зло — об этом говорит старинное преданье. Когда-то жил отец двух юных дочерей. Лишь меньшую из них без меры обожал он; а дочку старшую так сильно невзлюбил, что раз избавиться совсем пришел к решенью. Построив иглу, он сердито поволок дочь старшую, не тронутый слезами и криками ее; тяжелым блоком снежным вход заложив, он на смерть дочь обрек. А младшей дочери он приказал с угрозой к закрытой хижине совсем не подходить. Но дочь ослушалась: к сестре своей любви и жалости полна, ей пищу выносила. Через отверстие в стене она тюленье бросала мясо, чтоб не дать ей умереть и так спасла ей жизнь. Но говорит преданье, что раз из хижины ей крикнула сестра: «Я чувствую, теперь что становлюсь другою, как будто бы вся шерстью обросла. Не надо приносить мне больше в иглу мяса Сестра в слезах в ответ: «Нет, нет, ты жить должна.» Но вот отец открыл, что вопреки приказу через отверстие в стене сестру кормила дочь. «Не смей ее кормить, пусть в хижине умрет!» — так на любимицу обрушился он с гневом! Но молча дочь его, сестру свою любя делила мясо с ней, сама недоедая. Но раз отпрянула, сестру не узнавая, через отверстие лишь на нее взглянув. Всё шерстью обросло сестры несчастной тело и стала обликом она совсем другой. Но прежним голосом сестру она просила: «Оставь селение, уйду и я потом. Вот эти колышки возьми, сестра, с собою; и помни, что по ним тебя узнаю я. Как Агдлак выйду я из иглу на свободу.» Случилось, что отец решил уйти с семьей, чтоб дочь-любимица сестру свою забыла. Пожитки все свои на сани погрузил и с женой и дочерью оставил он село. Вот тут из хижины, закрытой блоком снежным, дочь-Агдлак вырвалась и вслед им понеслась. Сестра, вкруг колышки по снегу разбросав, погоню чувствуя, в сугроб лицом зарылась. И меньшую сестру лишь Агдлак пощадил. Отца и мать догнав, им мстя за все страданья, он на куски порвал. Вот так зло породил сам человек. От зла погиб он, по преданью.

10. Сирота Негивик и ее подводное царство

Однажды жила, так гласит преданье, одна средь людей сирота Негивик. Никто не жалел ее; но в селенье терпели ее, а о пропитанье заботилась только сама сирота. Лохмотья служили одеждой ей, жизнь трудной была среди черствых людей. В край новой охоты решили люди однажды селением всем уходить. Свои каяки они все связали и так удалось им паром построить, запасы свои на паром погрузить. Нашли они место для многих вещей, для старых и малых в селенье людей. Когда ж сирота Негивик к парому приблизилась, чтоб уголок там занять, «Уже места нет!» — закричали люди, «Полны каяки нам и так здесь трудно…» Так все отказались в каяк ее взять. А между собой: «Пусть умрет здесь она, давно надоела бездомная нам.» От берега вот уж паром отчалил. Осталась одна сирота Негивик. И плача, она всех людей молила с собой ее взять, ей не дать погибнуть — все люди к мольбам ее были глухи. Остаться ж одна Негивик не могла, и вслед каякам она бросилась вплавь. И все ж, на паром ее не пускали, а многие даже смеялись над ней. Когда посиневшей ее рукою за край каяка удалось вцепиться, отрезал ей пальцы один из людей. В холодной воде тут исчезла она, но вынырнуть вновь помогла ей волна. Вцепилась другой за каяк рукою — урезали пальцы и этой руки. Тогда Негивик утонула в море. Родились из пальцев ее тюлени, моржи, рыси, много животных морских. Сама сирота Негивик с той поры, владычица царства тюленей и рыб. И если нарушат ее законы животных в свой дом запирает она; и люди охотятся понапрасну пока Негивик сменит гнев на милость, и вновь каяки закачает волна. Вот так человека поступок злой дух создал всесильный в стране морской.

11. Спасительная смерть

В то время давнее была лишь островом земля. Корнями с дном морским огромный остров не был связан И долго человек на острове плавучем том не умирая жил; ведь смерть об острове не знала. Мужчина брал жену. Потом у них росла семья. Людей на острове все больше, больше становилось. Не стало места для детей новорожденных, и было острову невмочь нести всех и кормить. Вот накренился он, корнями в воду погрузился: ведь с дном морским корнями не был связан он совсем. И ужас обуял тогда на острове людей: как долго выдержать их сможет материк плавучий? Но вдруг раздался крик одной отчаянной старухи: «Пусть смерть приходит к нам, уж нет всем места на земле!» И словно в тех словах скрывалась колдовская сила, спасительная смерть людей на острове нашла — к народу эскимосов смерть пришла.