Мужчины сразу же вышли. Любушка выкинула за дверь горящие головешки, выхватывая их рукавицами из печурки, Паша собрала в меховой мешочек кружки и ложки. Несъеденный хлеб, галеты, сахар в пачке и две банки консервов остались на столе — вдруг кто голодный забредет в избушку. На дверь они накинули ржавый замок, никогда, видимо, не знавший ключа, привалили дверь колодой — от медведей.

Вокруг по-прежнему было черным-черно. Возле трактора топтались фигуры, освещенные факелом, — Володька держал над собой палку с горящей паклей. Он обернулся к избушке, нетерпеливо крикнул:

— Эй, принцессы, кончай копаться, поехали!

Паша побежала к кабине, Любушка — к саням. Володька все еще крутился с факелом возле кабины. Корреспондент крикнул ему из саней:

— Не забудь, через два часа буди меня!

— Ладно! — отозвался Володька.

— А зачем вас будить? — спросила Любушка корреспондента.

— Светить дорогу надо, — ответил он. И в сердцах добавил — Этому трактору не в сопки ехать, а в металлолом.

Трактор тронулся, сани заскрипели. Впереди с чадящим факелом шел Володька, освещая дорогу ослепшему трактору.

— Вижу, вижу!.. Володька вышел наперерез!.. Корреспондента вижу!.. Сбоку заходит! — наконец-то сообщил Слава.

Он стоял на крыше кабины, приложив к глазам бинокль, рядом сутулился доктор, тоже вооруженный биноклем. Любушка влезла на ящики, а Паша взобралась на борт саней. Глазам было больно смотреть в сторону солнца, глаза слезились, потому Любушка и Паша не видели того, что видели в бинокли Слава и доктор.

— Зря он туда бежит! — тревожно говорил доктор, не отрываясь от бинокля, приложенного к очкам.

— Почему зря? — отвечал Слава. — Они друг друга заметят.

— Володя его не видит, чего доброго, еще подстрелит!

— Да нет, Володька сейчас в перелесок нырнет!

Час назад Володька заметил в бинокль оленей. Два белых, один темный мирно паслись на терраске сопки, километрах в трех от трактора. Слава приглушил мотор, чтобы тарахтение, далеко разносившееся на морозе, не вспугнуло рогатую троицу. Корреспондент и Володька побежали с ружьями к терраске.

Сперва Любушка видела террасу, оленей и корреспондента с Володькой, торопившихся по замерзшему, в пятнах снега, болоту. На пути к терраске им нужно было пересечь два леска, широкую впадину и еще один островок жидкого леса. Но в первом же леске охотники пропали и больше не показывались. Потом пропали олени: медленно прошли по кромке террасы и скрылись в темном островке леса. У Любушки от напряжения начало щипать глаза. Сколько ни промокала рукавицей слезы, они снова накатывали, и в глазах все сливалось: болото, терраса, островки леса.

Слава и доктор нервничали:

— Куда они делись? Прохлопают рогатых!.. Ну вот, так и есть: сейчас в лес махнут.

— Я говорил Володе: нужно Тимку брать!

— Тимка напугать может, — отвечала доктору Паша. — Тимка с оленями давно не работал.

Ничего не подозревавший Тимка беззвучно сидел, закрытый в кабине, а доктор с Пашей продолжали обсуждать его собачьи достоинства.

— Оленегонная лайка всегда останется оленегонной, — утверждал доктор. — Это уже как ремесло.

— Тимка ленивый стал, — отвечала Паша. — Тимка жирный стал, дикого оленя не догонит.

— Да какие они дикие? Небось откололись от стада и бродят.

В общем-то ни диких, ни других блудивших по тайге оленей стрелять не разрешалось. На сей счет существовало немало всевозможных запретов, ежегодно — и не единожды в году — публикуемых в газетах и множимых на канцелярских машинках. О запретах все знали, но не всегда следовали им.

Раздался далекий, похожий на щелчок выстрел. И еще один.

— Есть! Белого хлопнули!.. Второй хромает! Юрий Петрович, второго видите?.. Влево, влево смотрите!.. Володька за ним бежит!

— Не догонит, далековато… А белый подымается.

— Где, где? Не вижу…

— Нет, вроде бы лежит…

Потом уже и Слава с доктором перестали что-либо видеть. И выстрелов больше не слышалось.

— Наверно, белого разделывают, — предположил Слава. — Или за недобитым погнались.

— Вдвоем они тушу не дотащат. Тяжеловато.

— Надо подъехать, — сказал Слава. И уже решительно — Да, поехали!

Слава, доктор и Паша быстро переместились в кабину. Трактор поволок сани в направлении терраски, где недавно мирно паслась тройка оленей.

Доехали до первого леска. Слава с доктором снова влезли на крышу кабины, принялись кричать в два голоса;

— Эгэ-гэй!.. О-го-го-о!.. Э-э-э-эй!..

На зов никто не откликался — ни голосом, ни выстрелом. И никто не появлялся из леска. Прождали около часа, время от времени кричали. Никого и ничего!.. Наконец послышались выстрелы — где-то там, откуда трактор повернул к террасе. Слава опять взобрался с биноклем на крышу кабины.