Шрифт:
Ведро начало взмывать вверх вслед за Сгущёнковской рукой, но проволока соскользнула, и армия крабов оказалась на свободе. Напуганные и в то же время разъярённые, они впились в нежное сгущёнковское тело, а пара десятков улетела в сторону Шалтая, пять из которых на нём и повисли.
Охотники на крабов, мирно сидевшие на камнях, только рты раскрыли, когда в начале очередного припева из воды с рёвом выпрыгнуло огромное существо и окатило их волной брызг, перемешанных с крабами разной величины.
– Люди-крабы! – завизжал один из охотников, когда секундный шок прошёл. – Это всё ваша проклятая песня! Они нападают!
Поддавшись панике, охотник вскочил и побежал, при этом удочку, завершающуюся ловушкой, выпустить из рук он как-то забыл. И железная ловушка с лёту звезданула Сгущёнкина по лбу. Он, облепленный крабами, пошатнулся, улыбнулся и упал без чувств.
Очнулся Сгущёнкин в ласковых руках Шалтая. Тот придерживал голову распластавшегося под тентом Сгущёнкина и водил перед его носом ваткой с нашатырём.
– Ну что, оклемался, бедненький? – заботливо спросил Шалтай и рассказал пришедшему в чувства другу о том, что тот пропустил.
Охотник, оглушивший Сгущёнкина, припустил по камням так, что только в путь. Даже пятки сверкать не успевали. Остановился только тогда, когда на полном ходу ткнулся своей удочкой в землю, и она как тормоз ткнула его в грудь. Удочку он отбросил, как врага, и скрылся в горах.
Второй же заметался по камню, с которого они охотились, с криками: чужие нападают!
Бултыхнулся то ли сначала в обморок, потом в воду, то ли в начале в воду, потом в обморок. Одним словом насилу откачали.
– Кум всё разрулил. Сказал, что за ведро, полное крабов, с нас деньги взымать не будет на первый раз. Но впредь нужно быть внимательнее, сегодня потренироваться, а завтра – новый клиент.
– Что-о-о-о?! – возмутился Сгущёнкин. – Какой ещё клиент? Нет уж. Я жить хочу. Мне ещё сына поднимать. Немедля в путь!
И они погнали навстречу новым приключениям.
Глава 30 Золотой рыбке заказана остановка
После крабьей охоты Сгущёнкин и Шалтай ещё некоторое время перебивались случайным заработком: то продавали пахлаву, то жареную рыбу, несколько раз фотографировались с детьми на солнечных пляжах в липких костюмах супергероев. Они соглашались на любую работу. К печали Сгущёнкина, эти подработки его не обогатили.
И вернувшись к Ирине, он впал в уныние.
Даже сын и Лиза не могли отогреть его сердца.
Если не деньгами, то чем можно покорить женщину? Всё тем же подвигом. Непременно в её честь. Да так, чтобы с пользой, чтобы практично вышло. К несчастью случай для подвига паталогически отказывался представляться. Сгущёнкин чах в ожидании: привидением слонялся по дому, постанывая от моральной неудовлетворённости.
Однажды утром Ирина не успевала отвезти детей в школу, и Сгущёнкин взялся их проводить до автобусной остановки. Там их должен был подхватить автобус и доставить прямиком на школьную территорию.
Автобусная остановка стояла на другой стороне широкой асфальтированной трассы, по которой то и дело на сверхъестественной скорости неслись фуры.
– Тэ-э-э-кс, – Сгущёнкин осмотрелся. – Что то не вижу перехода, – пробормотал он.
– Потому что его тут нет, – ответила Ксюша, восьмилетняя дочка Ирины – и повисла на руке Сгущёнкина.
– Как нет? – удивился Сгущёнкин.
– Как так нет?! – Сгущёнкин уже возмущался. – И как же вы до школы добираетесь?
– Ждём свободную дорогу и перебегаем, – ответил Пётр, белобрысый мальчуган, годом старше сестры.
– Что же это вы, каждый день рискуете жизнью?! – Сгущёнкин негодовал.
– Я этого так не оставлю! – он решительно развернулся. – Дети, за мной!
– Куда мы? – удивилась Ксюша.
– Домой, – ответил Сгущёнкин. – Домой…
– Ура!!! – закричали дети.
Сгущёнкин оставил детей дома, а сам отправился сокрушать муниципальные инстанции.
Утро не предвещало для депутата Пал Палыча ничего необычного. Он спокойно сидел в своем кабинете и развлекался тем, что перечитывал отчёты за прошлый год и сравнивал их с течением дел насущных. В круглом аквариуме на краю стола плавала по кругу золотая рыбка. Она причмокивала губищами, и её стеклянные глаза ровным счётом ничего не выражали.