Шрифт:
Глухонемая старушка флегматично созерцала происходящее – ни одна мышца на её суровом лице не дрогнула. Она давно поняла, что впутана в войну, причин и целей которой не знает.
Отступать поздно. Сторона выбрана за неё, и метаться от одних к другим смысла нет: всё происходящее, с чьей стороны ни гляди, одинаково бессмысленно.
И молчаливым стражем следовала она по тропе войны, мирясь со всеми тяготами и лишениями фронтовой жизни.
Глава 13 Не быстро дело делается, да быстро сказка сказывается
Понадобилось время и консультация Шалтая, прежде чем Сгущёнкин разобрался: в чём, собственно, суть и куда он попал. В тот памятный вечер «нашествия» Сгущёнкин так ничего и не понял. Шум, гам, агитация и никакого толку. В общем-то, разъяснив ситуацию и поставив все точки над «I», Сгущёнкин понял, что первое впечатление его не обмануло: всё происходящее в доме по улице Салтыкова-Щедрина, это: шум, гам, агитация и никакого толку.
Ввязываться в войну, бессмысленную и беспощадную, Сгущёнкин не стремился. Всё взвесив, Сгущёнкин понял, что примыкать к кому-либо – дело гиблое. Необходим нейтралитет. И Сгущёнкин решил «пребывать в раздумьях», «внимательно взвешивать аргументы» и «находиться в процессе жизненного выбора». На этой определённой волне неопределенности Сгущёнкин и вошёл в социальную жизнь дома по улице Салтыкова-Щедрина.
Утречком сидят Сгущёнкин с Шалтай-Болтаем, чай пьют, а малыш Толечка по полу ножками-ручками перебирает. И тут – на тебе: звонок в дверь, и заявляется религиозная коалиция пенсионерок – одна в пенсне, другая – глухая. И вот, та, что в пенсне, начинает рай прочить.
А Сгущёнкин, вопреки жгучему желанию оспорить и развенчать её теорию (если бы рядом не сидел Шалтай он, может, и не сдержался бы, но Шалтай мерно кивал головой, это кивание возвращало равновесие), спокойно, а иногда с долей воодушевления отвечал:
– Вы так правы! Так правы! Но для меня решение, связанное с религией и духовным миром, очень серьёзно! Очень! Не могу я так, с кондачка. Я подумать должен.
– Да над чем тут думать! – возмущалась Марфа Петровна (она всерьёз опасалась, что «клиента» переманят). Но тут же брала себя в руки и добавляла:
– Конечно, конечно, думайте себе на здоровье.
Только помните – врата рая не ждут! И каждый день вне веры – отдаляет Вас от вечного блаженства.
А днём дед Потап заявляется, по-мужски говорит об армии, о «д у хах» и с гордостью величает себя «дедом». Затем голос его становится нервным, а он сам – дёрганным. Дед Потап агитирует Сгущёнкина против фанатиков и женщин, и упирает на то, как трудно вести войну в одиночку: ты и в нападение, ты же и в оборону. И снаряды зарядить, и речи продумать, и раны самому штопать. И тонко так подводит к тому, что, мол, он, Сгущёнкин, настоящий мужик, что такой соратник в радость; и совсем уж прямым текстом:
– Присоединяйся, а?..
А Сгущёнкин – по накатанной, мол, подумать нужно, решение серьёзное.
Вечером парад гостей закрывает семейство интеллигентнейших шарлатанов во главе с Игнатом Савельевичем. Они стандартно сулят третий глаз, возможность заглядывать в будущее и бесплатный гороскоп.
Несмотря на то, что астрологи преобладали по количеству, по качеству, уступали, и силы всех трёх коалиций были примерно равны. Каждая из сторон не оценивала Сгущёнкина в «весовом» отношении более, чем на чайную ложку, но именно чайной ложки не хватало для перевеса. Сгущёнкин оказался той самой мышкой в сказке про репку.
Астрологи расписывали прелести звёздного неба и тайного знания. Получив бесцветное «подумаю», они чинно удалялись.
На следующий день всё повторялось.
Несколько раз все три коалиции встречались в «нейтральных водах» Сгущёнковской кухни, и старались вести себя пристойно – говорили не повышая голоса, и, вместо оскорблений, пользовались другими аргументами. Толечка во время переговоров становился главным рычагом давления, и гости играли с ним, кормили его и даже пеленали. Пару раз семейство астрологов приняло участие в банных процедурах Толечки.
– Молодец, папа – настоящий лидер, – думал Сгущёнкин-младший и бил ладошкой по воде, чтобы обрызгать гостей. Они жеманно выставляли руки вперёд, пытаясь укрыться от брызг, и это воодушевляло Толечку ещё больше.
– Скоро он всех здесь построит! И обратит в Сгущёнкиных, – радостно закончил мысль Анатолий и окатил астрологов волной богатырских размеров.
В общем, ничто, кроме надоедливых соседей, не предвещало бури.
Да и они по какой-то неведомой причине затихли. Впервые за долгое время кухонных бдений, Сгущёнкин остался в квартире один.