Шрифт:
— О каком унижении вы говорите? — Ее яркие глаза впились в Вебера. — Ничто не сможет унизить меня, если это поможет мне найти убийцу Нанны Бирк-Ларсен. Если вы знаете, где был Хартманн, скажите. Или уходите. Не отнимайте у меня время.
Вебер молчал несколько секунд в нерешительности, но потом качнул головой:
— Не могу. Извините.
— Спокойных снов, — сказала она и открыла ему дверь на улицу.
Лунд забрала Марка с вечеринки и повезла его к Вибеке. В машине работало радио. Передавали новости об аресте Хартманна по подозрению в убийстве Нанны и о том, что вопрос о снятии его кандидатуры с предстоящих выборов будет поднят на ближайшем заседании избирательной комиссии.
— А можно сделать потише? — буркнул Марк.
Она выключила радио.
— Хорошо повеселился?
Ее мозг никак не мог отвлечься от дела Бирк-Ларсен.
После долгой-долгой паузы он наконец выдавил недовольно:
— Угу.
— Я знаю, что всю эту неделю ты не ходил в школу. — Она оторвала на мгновение взгляд от дороги, глянула на сына, ожидая какой-нибудь реакции, которой не последовало. — Понимаю, тебе нелегко возвращаться в класс после того, как со всеми попрощался. Прости, что так вышло. Но уроки пропускать нельзя. Марк?
Он уставился в окно, в проносящуюся мимо них дождливую ночь.
— Я не потерплю этого, понятно?
Он что-то взвешивал в уме.
— А можно мне поехать к папе на пару дней?
Она смотрела на черную мокрую дорогу перед собой.
— Когда ты говорил об этом с Карстеном?
— Можно?
— Нет, нельзя. Когда ты с ним говорил?
— Но почему нет? Я же и так все время с бабушкой, а не с тобой.
— Ты знаешь своего отца. Он обещает, а потом… забывает.
Он вздохнул и уставился на приборную доску.
— А ты потом огорчаешься. Я этого не хочу. И к тому же они только-только переехали, у них своих забот полно.
— Он сказал, что не против.
— Когда вы разговаривали об этом? Скажи мне когда?
— Я не твой подозреваемый.
— Где ты был всю неделю? Чем занимался?
Он снова отвернулся к окну:
— У папы в доме уже все устроено. И у них есть комната для меня.
— Все равно этого не будет.
Марк демонстративно съехал на сиденье вниз, обхватил себя руками. Что поделаешь — переходный возраст.
— Я понимаю, Марк, тебе пришлось нелегко. Но ты не переживай, скоро я разберусь с делами. Ничего не изменилось, мы все те же.
— Все изменилось! Ты отлично это знаешь.
— Марк…
— Я не хочу больше говорить об этом.
— Марк…
— Это моя жизнь! — крикнул он пронзительно. — Я не принадлежу тебе!
8
Суббота, 15 ноября
В девять утра Марк стоял перед домом Вибеке со своими вещами. Лыжи, хоккейная клюшка, спортивные сумки и небольшой чемодан. Руки в карманах, на вид старше своих двенадцати лет. Лунд не смогла удержаться, подошла к нему, аккуратно застегнула доверху молнию на куртке, поправила воротник.
— И так хорошо, мам.
— Не хорошо. Сегодня холодно.
Все явственнее ощущалась зима, ветер кусал лицо. Еще один год подходил к концу. Марк рос, отдалялся от нее. Он не уклонился от ее прикосновения, и за это она была ему благодарна.
Сын не отрываясь смотрел вдаль, ему не терпелось уехать.
— Папа едет.
Блестящий красный «сааб». Спортивные шины, тонировка на окнах — мужские игрушки. Марк с радостной улыбкой смотрел на машину.
— Пока, — сказал он, потом собрал вещи, бросил их на заднее сиденье, сам плюхнулся на переднее.
Карстен опустил стекло. Выглядел он прекрасно: темное пальто, модные очки. Волосы слишком длинны для полиции, но с полицией он давным-давно распростился. Как и с ней самой. Карстен был честолюбив, но Лунд никогда не понимала природы его честолюбия. Оно измерялось не достижениями, как привыкла она, а деньгами и должностями.
Человек, за которым она когда-то была замужем, с которым спала и которого любила, улыбнулся ей, и на его безмятежном менеджерском лице мелькнуло что-то похожее на сожаление, даже на стыд. И один раз ты ударил меня, припомнила Лунд. Всего лишь раз. И — нет, я не напрашивалась.
Блестящий красный «сааб» покатился по булыжной мостовой. Лунд махала и улыбалась вслед им обоим и перестала в тот миг, когда машина завернула за угол.
— Привет!
Рядом с ней стоял Майер, в нескольких метрах — его припаркованная машина. Она и не заметила, как он подъехал.
— Он уезжает?
— Всего на несколько дней, — сказала она резче, чем хотела.
— Сначала швед. Теперь вот сын. Надеюсь, ваша мать не собирается вас покинуть.
Она не сразу решила, как оценить его слова. Нет, в его странном характере не было жестокости. Он был и прост, и сложен одновременно. И ей это даже нравилось.