— Рада, что вы с нами, Троэльс, несмотря на все, что вам пришлось испытать.

— Его заставили испытать, — поправил ее Вебер вполголоса.

— Спасибо, Маи, — сказал Хартманн. — Простите, мне нужно кое с кем поговорить.

В зале появился Бремер, он читал на ходу какие-то документы. Заметив идущего к нему Хартманна, он воскликнул:

— А, ты пришел, хорошо. Давайте начинать.

— Нам нужно поговорить.

Репортеры раскрывали блокноты, доставали ручки.

— Нет, Троэльс, не сейчас.

— Вы знали, что деньги Олаву Кристенсену переводил Хольк, а не я.

Бремер сунул руки в карманы брюк, откинул голову, посмотрел на него из-под прикрытых век:

— Кто тебе это сказал? Нет, не говори, дай-ка сам угадаю. Кто-то из департамента Холька? — Бремер улыбнулся. — Ну, разумеется. Эти-то всегда умели подстелить соломки.

— Вы знали, — повторил Хартманн с нажимом.

— Конечно же нет! — Он похлопал Хартманна по плечу. — Троэльс… тебе пришлось несладко. И это сказывается. Тебе нужно бороться со своей вспыльчивостью.

Хартманн не попался на удочку — не стал реагировать на этот вызов.

— Послушай, — Бремер попробовал зайти с другой стороны, — сейчас в департаменте Холька переполох, они знают, что я собираюсь проводить завтра закрытое слушание. Они что угодно придумают, лишь бы свалить вину на кого-то другого. — Искренняя улыбка, подмигивающий глаз. — Ты прошел через ад. Я вполне могу понять твою подозрительность. Хольк и, возможно, кое-кто из его людей дурачили всех нас. Нам нужно вместе навести порядок. Ты согласен?

Хартманн молчал.

— Или ты веришь им, а не мне? — спросил Поуль Бремер. Снова хлопнул Хартманна по плечу, снова засиял улыбкой. — Ну вот и хорошо. Пойдем, пора начинать.

В зал торопливо вбегали опоздавшие журналисты. На подиуме уже хозяйничал Бремер, оглашал превосходно подготовленную вступительную речь о том, каким шоком стало для всех разоблачение Холька и как особенно тяжело пришлось одному из членов совета, на которого несправедливо пали подозрения.

— Мы все слышали, какие чудовищные обвинения выдвигались против Троэльса, — говорил Бремер, покровительственно кладя руку на плечо Хартманна. — Ни на миг я не усомнился в том, что они ложные. Но политики обязаны реагировать на события адекватно, и мы так и делали, из лучших побуждений, хотя и ошибочно. Теперь мы решили объявить в ратуше перемирие. Мы забудем о наших разногласиях во имя блага Копенгагена…

Хартманн повернулся к нему.

— Вы возглавляете комитет по финансам, — сказал он, и микрофон, стоящий перед Бремером, усилил его голос.

Мэр оборвал речь, уставился на Хартманна.

— Что? — спросил он.

— Вы возглавляете комитет по финансам.

Теплота и улыбки вмиг исчезли из его облика.

— Обсудим это позднее, — сказал он тихо и жестко.

Но Хартманна было не остановить.

— Разве мог комитет не знать, что это Хольк перечисляет деньги и кому? Разве такое возможно? Вы лгали мне…

Бремер заикался, разрываясь между аудиторией и Хартманном.

— Как… как мы все согласились…

Хартманн отвернул от него микрофон.

— Либеральная группа не станет участвовать в этом фарсе, — заявил он, глядя, как журналисты яростно застрочили в блокнотах. — Если мы сделаем то, чего так хочет Поуль Бремер, мы никогда не узнаем правду о действиях Холька и о том, кто был его соучастником.

Один из политических комментаторов с телевидения крикнул из зала:

— Что вы имеете в виду, Хартманн? Поясните!

— Я хочу сказать, что мэр знает гораздо больше о произошедшем, чем говорит мне, вам или полиции.

Растерянный взгляд Бремера метался между Хартманном и лидерами других партий.

— Пока мне больше нечего добавить, — сказал Хартманн. — Либералы будут рассматривать грядущие выборы так же, как любые другие. Мы будем бороться за каждое место, и мы будем бороться, чтобы победить.

Он сошел с подиума. Репортеры разделились: одна половина ринулась с вопросами за ним, вторая — за Бремером.

Вернувшись после пресс-конференции в кабинет, Хартманн распорядился, чтобы его помощники связались со всеми спонсорами, которые отказались поддерживать либералов. Необходимо было объяснить ситуацию им и искать новых.

Скоугор села на телефон. Вебер в задумчивости вцепился в свою лохматую шевелюру:

— Газетчики задушат нас, если мы немедленно не дадим объяснений, Троэльс. И что мне им сказать?

— Как только я уточню все у Стокке, мы опубликуем заявление. Договорись с ним о встрече.