— Прости…

— За костром следи, – зевнул Лок и тут же уснул.

Утро вставало пушистое и серое, в хлопьях снегопада. Лес, придавленный ночной метелью, молчал и, казалось, уснул ещё глубже.

Лок, радостный, умылся снегом и, скача вокруг костра, шумно восторгался приготовленным Гими завтраком.

— А ты молодец! – хлопнул он финикийца по плечу. – Ничего, не переживай. Конечно, мы сейчас с другой стороны кряжа, но мы же на острове. Выйдем мы к твоим. Как рука?

— Ничего… – несмело улыбнулся Гими.

— Ты под шубу её сунь, – посоветовал Лок. – Держи в тепле. А то пальцы без движения отморозишь. Идём?

— Идём… – вздохнул Гимильк.

Лок помог ему пристроить за плечами мешок и уверенно пошёл меж деревьями. Гими побрёл за ним.

Мальчишки провели в лесу дней пять. Припасы закончились, но Локу удавалось бить птиц, и на голод Гими пожаловаться не мог. Беспокоило другое: рука. Она ныла и болела, пальцы распухли, и по ночам мальчик с трудом мог уснуть. Если бы дневные переходы так не выматывали, возможно, он не мог бы уснуть вообще.

Сны были странными, обрывочными. Иногда, приоткрывая глаза, Гимильк видел над собой склонённое лицо Лока, чувствовал тёплые пальцы на сломанном запястье – и боль словно бы отступала…

Правда, мальчик не мог поручиться, что то был не бред.

Днём, осматривая руку, Лок качал головой, сжимал губы, а потом преувеличенно бодро улыбался.

Иногда юный финикиец ловил на себе странный взгляд товарища. Словно тот то ли хотел сказать что-то, то ли сделать… и всякий раз почему-то останавливался.

Впрочем, Гими уже было всё равно. Навалились слабость и апатия. Глаза заливал липкий пот, тошнило, и на привалах он едва мог проглотить несколько кусочков. По ночам теперь дежурил только Лок, и у Гимилька ещё доставало силы удивляться выносливости товарища. Железный он, что ли?

На шестой день Лок, разбив лагерь и поудобнее устроив друга на лежанке у костра, отправился на охоту.

Гими лежал, с трудом приподнимая веки и просто наслаждаясь покоем. Не хотелось ничего. И, кажется, было даже наплевать, когда вернётся Лок. Лок не пропадёт… а ему…

Ему так хочется спокойно лежать… и чтобы ветер вздыхал в вершинах… И день сменялся ночью…

"Я умираю", – пришла очень ясная и спокойная мысль, но не вызвала никаких эмоций.

Скрипнул снег. Гими лениво приоткрыл глаза – и, забыв про слабость, вскинулся на лежанке, проклиная себя за беспечность.

Сидя на снегу, на Гимилька внимательно смотрел через костёр белый тигр.

Гими

Гимильк схватил ртом воздух и осторожно скосил глаза на лук и стрелы, брошенные чуть поодаль, за мешком с вещами. И ведь только руку протянуть… а вдруг зверь прыгнет?

Боги, стрелу ещё надо наложить… прицелиться… и всё это время хищник станет дожидаться выстрела?…

Губы задрожали. Недавние мысли о смерти показались вздором.

Вот она, смерть. Смотрит через костёр…тёмно-синими глазами. И неужели… неужели сейчас всё и случится?

Тигр наклонил голову, понюхал снег у костра. Гими осторожно подвинул руку поближе к луку. Чуть-чуть.

Как же это зверь не боится огня? Подошёл к самым угольям… Впрочем, может, костёр гаснет, поэтому? Эх, ну надо же было так глупо!… И что стоило веток вовремя подкинуть!

Зверь негромко фыркнул, словно усмехнулся. И вдруг ударил лапой по сваленным горкой поленьям, оставленным Локом, выкатил брёвнышко покрупнее и втолкнул в костёр. А потом повернулся и задними лапами зашвырнул в огонь зелёные сосновые ветки. Пламя, урча, взвилось, ожило, затрещало. А тигр обернулся, глянул на Гими и вдруг… мальчик потряс головой… тигр подмигнул!

Гимильк сидел, не шевелясь. Он ещё боялся, но страх уступал место удивлению… замешательству.

Тигр медленно, не делая резких движений, обошёл вокруг костра и приблизился к ребёнку. Шкура переливалась в лучах зимнего солнца как снег. Как серебро.

Хищник подошёл, лапой наступил на лук, и, пристально глядя в глаза Гимильку, отрицательно покачал головой. А потом взял в зубы дорожный мешок и протянул мальчику.

Гими осторожно взял своё имущество здоровой рукой. Отодвинул за спину.