— Ты разлюбил её? – прошептал Эет.

Ему почему-то стало жутко.

То чувство, что горело в нём, любовь к Госпоже, словно стало неким маяком. Оно согревало в леденящие минуты отчаяния, дарило силы, когда их, казалось, уже неоткуда было черпать, вело и направляло… и сама мысль, что можно лишиться этого внутреннего огня, повергала в ужас.

Вир криво улыбнулся.

— На тебе Заклятье, Эт, – ответил он. – Ты не сможешь разлюбить Ринн… а главное – не захочешь. А я…

— Ты?

— Я люблю Фрери. Но я начинаю сомневаться, что люблю живую девушку, а не собственную мечту. Я люблю Фрери, а не Фрейю. Я не знаю Фрейи… Понимаешь?

— Нет.

Вирлисс закусил губы.

— Меня мотает, Эт! – почти со злостью воскликнул он. – Всё, что было между нами – оно действительно было. Но мы – это по-прежнему мы?

— Ты – да, – твёрдо ответил Эет. – А она тем более, потому что ей не с чего меняться. Она мертва. Мертвее нас с тобой.

— Она богиня, а я просто немёртвый, – тихо ответил Вир, отворачиваясь. – Она в Асгарде. И кто знает…

— Я не знаю. И ты не знаешь. Ты любишь её?

— Эт…

Эет встал и, ни слова не говоря, забрал со стола Вирлисса портрет Фрей.

— Думаю, он тебе не нужен, – только и сказал юноша. – Не мучай себя. Разлюбить – не преступление.

— Эт! – Вир распахнул глаза, и в них боль смешивалась с недоумением. – Эт, поставь!…

— Спокойной ночи, – Эет, не говоря более ни слова, вышел из комнаты друга.

Вирлисс потерянно смотрел на осиротевший стол. В душе царила полная пустота, словно вместе с Эетом из комнаты ушла Фрери.

Чувства накатили с такой силой, что Вир, не помня себя, вылетел в коридор.

— Эт! – он заколотил в комнату друга. – Эт, верни!… – кричал он, забыв о спящих мальчишках. – Верни мне её!… Эт, будь человеком!…

Эет не открывал.

Коротко взвыв, Вирлисс развоплотился и прошёл сквозь двери.

Эет стоял к нему спиной и смотрел на падающий за окном снег.

— Отдай!

— Ты что-то для себя решил? – обернувшись, холодно осведомился золотоволосый юноша.

— Что тебе башку мало свернуть! – рявкнул Вирлисс, пытаясь выдрать у Эета из рук картину. – Психолог доморощенный выискался! Не смей её больше трогать!…

— Тогда больше не говори того, что я сегодня слышал, – ответил зомби, выпуская портрет.

— Придурок! – фыркнул Вирлисс, хлопая дверью.

Эет рассмеялся, глядя ему вслед.

Гими

Гими, задыхаясь, отпрянул от замочной скважины. Он проснулся от криков и стука в коридоре, но выглянуть не посмел. И сейчас увидел, как из комнаты Эхета, словно ошпаренный, вылетел незнакомец и скрылся в дверях напротив, хлопнув ими так, что эхо прокатилось по всему коридору.

Сперва Гими подумал, что это сам Эхет – хотя зачем ему было колотиться в собственную спальню? – но в полоске света, выбившейся наружу в краткий миг, когда открывались двери, мальчик успел заметить, что волосы у человека не золотистые, а…

Гими сглотнул.

Он никогда не видел людей с такими волосами.

Сердце прыгало в горле. Губы пересохли от страха.

Наконец, решившись, мальчишка выскользнул в коридор и постучал в комнату Лока.

— Лок! Лок, ты спишь? – зашептал он.

Замок щёлкнул, и в приоткрывшейся щели возникло остренькое личико рыжего мальчишки.

— Ну? Чего орёшь?

— Я не ору… – растерялся Гими. Лок, не вступая в препирательства, втянул друга в тёмную спальню. – Это не я орал… Ты тоже от криков проснулся?

— Проснёшься тут, – буркнул Локи. – Уснуть не успел!

— Лок, кто живёт у тебя за стенкой?

— Никто не живёт, – снова буркнул Лок, отходя к окну. Снег перестал, выглянула луна, и её голубой свет ярко сиял на рыжих волосах мальчишки.

— Ну, не за стенкой. А через комнату? Ближе к залу!

— Никто не живёт! – чуть раздражённей ответил Лок.

— Но я только что видел, как туда зашёл человек! – сверкнул глазами Гимильк. – Это он сейчас на весь коридор кричал.

Лок вздохнул.

— Гими, Эет ведь предупреждал, чтобы ты не совался, куда не просят. Наверное, сам хозяин бродит?

— У Эхета волосы золотистые. А у этого…

— У этого?… – широко ухмыльнулся Лок.

— Серебристые, – прошептал Гимильк.