Хрущев: – Ну, читайте.

Вознесенский читает свою поэму. Хрущев машет рукой и говорит, что она никуда не годится и заявляет: «Вознесенский, поймите, вы – ничто… Вы это себе на носу зарубите: вы – ничто».

Такое заявление мог сделать только распоясавшийся, одурманенный властью и уверенный в своей безнаказанности человек.

Потом Никита Сергеевич поднял на трибуну человека, который «скалил зубы», «очкарика».

– Вы кто? – спрашивает Хрущев.

– Я… я Голицын.

– Что, князь Голицын?

– Да нет, я не князь, – отвечает «очкарик», – я… художник-график. Могу показать свои работы.

Никита Сергеевич отказывается смотреть рисунки и предлагает Голицыну выступить. Тот не знает, о чем ему говорить. Хрущев возмущается: как так не знаете о чем говорить?

– Вы же вышли, – кричит он, – говорите!

Голицын отказывается.

– Может быть, – говорит он, – я стихи прочитаю.

– Какие стихи? – удивляется Хрущев.

– Маяковского, – говорит Голицын».

«И тут в зале, – продолжает свой рассказ Ромм, – раздается истерический смех, потому, что это нервное напряжение уже было невыносимо. Сцена эта делалась уж какой-то сюрреалистической, это что-то невероятное».

Были еще выступления писателей, поэтов, художников, скульпторов… И все они сходили с трибуны, незаслуженно обиженные и оскорбленные. Крепко досталось на этих встречах и Михаилу Ромму.

Наконец, Никита Сергеевич взял заключительное слово. Ну вот, – сказал он, – мы вас тут, конечно, послушали, поговорили, но решать-то будет кто? Решать в нашей стране должен народ. А народ – это кто? Это партия. А партия кто? Это мы. Мы – партия. Значит, мы и будем решать, я вот буду решать. Понятно?

Как не понять?! Все яснее ясного. Никита Сергеевич один в трех лицах– народ, партия и верховный судья. Он первый после французского короля Людовика XIV, жившего в XVII веке, по-своему перефразировал сказанные им крылатые слова: «Государство – это я».

Не всем нравилось всевластие Хрущева. В 1957 году девять из одиннадцати членов Президиума ЦК решили укротить Никиту Сергеевича. Ему бы по-хорошему уйти в отставку. Но он воспротивился этому и антихрущевскую группу, в которую входили Молотов, Коганович, Маленков, Булганин… обозвал антипартийной и, с помощью подоспевших к нему подхалимов, исключил из партии и выслал из Москвы. Так Хрущев расправился с теми, кто помогал ему войти в большую жизнь и перед кем он еще вчера заискивал и разыгрывал из себя шута.

В этой истории ему помог министр обороны маршал Жуков. В трудную минуту Хрущев бросился к нему и, роняя слезы, молил: «Георгий, помоги. Я тебе этого никогда не забуду».

Георгий Константинович, можно сказать, грудью встал на защиту Никиты Сергеевича. Он сказал, что не допустит его отставки и, если нужно будет, обратится к армии.

Взбунтовавшиеся члены Президиума ЦК, не желая обострять обстановку, смирились. Хрущев одержал победу. Гроза миновала и он, как и обещал, вспомнил о маршале Жукове. В знак «благодарности» Хрущев измазал его грязью, обвинил в бонапартизме, в желании учинить дворцовый переворот, в нескромности и прочих смертных грехах. Георгия Константиновича сняли с поста министра обороны и отправили на пенсию. Полководец, не проигравший ни одного сражения в смертельной схватке с фашистскими полчищами, защитивший Москву, Ленинград и взявший штурмом Берлин, пал жертвой хрущевских интриг.

Все это было сделано по-иезуитски. Хрущев отправил Георгия Константиновича в Белград с дипломатической миссией для установления дружеских отношений с Тито, а сам тем временем предпринял меры, порочащие маршала. В срочном порядке было созвано внеочередное заседание Президиума ЦК, на котором принято решение провести по всей стране собрания партийного актива военного ведомства. На собраниях Жукова обвиняли в нарушении партийных норм, узурпации власти в войсках, насаждении в армии культа своей личности, принижении значения партийно-воспитательной работы.

Находясь в Белграде, Жуков даже не подозревал о том какая встреча готовится ему на Родине. Узнал он об этом от генерал-лейтенанта Штеменко, начальника Главного разведывательного управления, который под большим секретом (Хрущев запретил кому-либо сообщать Жукову о творимой над ним расправе) сообщил о происходящих событиях в столице и по всей стране. Георгий Константинович поспешил в Москву. Но было уже поздно. Никита Сергеевич перекрыл маршалу все дороги к наступлению и защите, оклеветав его по всем направлениям.

На второй день после возвращения маршала в Москву был созван пленум ЦК. Над полководцем состоялся суд скорый и неправый. Такого поражения Жуков не знал никогда. Он не мог находиться рядом с теми, кто его предал, и под торжествующим взглядом Хрущева покинул зал.

У каждого человека есть свой звездный час – время, когда он достигает желаемого. Хрущев считал своим звездным часом XX съезд партии, состоявшийся в 1956 году, где он выступил с докладом «О культе личности».