Упит Андрей Мартынович
Шрифт:
— Разве это починка! Дайте мне, я супу в карман, завтра будет готово, пусть пастух в обеденное время забежит за челноком.
Но у хозяйки были свои планы.
— Ну что там! Большой Андр под вечер пойдет в Вайнели, Осиене тоже нужно кое-что починить. Кто в такую даль до Ансонов побежит. Да и разве дождешься, когда ты починишь?!
Тележник не успел обидеться — Лиена внесла чайники, хозяин вошел с бутылкой.
— Вспрыснуть нужно, — смеялся он, — чтобы новая телега не скрипела.
— На железном ходу не скрипит, — ответил тележный мастер, — но вспрыснуть не мешает. Какой красивый чайник вы купили!
Он протянул палец, чтобы пощупать выпуклые красные розы на пузатых боках чайника, но обжегся и подул палец. Это он сделал с знанием хорошего тона: хозяйка Бривиней знает свое дело, настоящий огонь подает на стол.
Хозяйка приподняла крышку маленького чайника и посмотрела.
— Не крепкий! Возьми, милая, заварки и подсыпь еще.
Лиена принесла из шкафчика зеленовато-серую восьмушку перловского [24] чая с серебряной надписью и двумя пальцами всыпала щепотку в чайник; по комнате разошелся приятный аромат.
24
Имеется в виду когда-то популярный в России и в Латвии чай фирмы Перлова.
Хозяин с удовольствием посмотрел на чистые, красивые руки девушки: потому так хорошо и пахнет, что она заварила. Мастер находил, что ему не пристало наблюдать за батрачками, он оглянулся в сторону, где у окна за ткацким станком стояла Лаура, и потрогал свой шейный платок — хорошо ли заколота булавка.
У старшего батрака нашлось какое-то дело около дома, он закашлял под окном. Лаура рассмеялась.
— Мартынь куда-то бежит по двору, не позвать ли?
— Позови, позови, как же без него! — ухмыльнулся в бороду Ванаг.
Лаура постучала в окно. Мартынь Упит вошел с вожжами в руках, он ведь так торопился повесить их рядом с хомутом на половине испольщика. Удивленный, разинул рот — не знал, даже и не предполагал, что здесь выпивают, — и попятился назад к дверям. Но хозяйка уже шла с третьим стаканом. Насупившись, он бросил в угол вожжи и нехотя, совсем нехотя, подсел к столу.
Ванаг, не обращая внимания на эти обычные фокусы, набросал в стаканы куски сахара, следя за тем, чтобы во всех было поровну. Стоя за спиной тележника, хозяйка смотрела на приготовления, считая куски.
— Шесть, — сказал господин Бривинь, — это моя мера. Если грог не сладкий, он неприятный.
— Да, неприятный, — подтвердил тележник и пощупал кадык, — тогда я его и в рот не беру.
Мартынь Упит все время ерзал на скамейке: говорить, во что бы то ни стало говорить, иначе сочтут, что дождаться не может, пока хозяин размешает сахар.
— Не берешь! Расскажи лучше, как это ты на рождество чистый спирт хватил из бутылки Яна Ансона!
У Мартыня Ансона были дела поважнее, чем слушать болтовню этого пустомели.
Он вытряхнул из мундштука обгоревшую папироску, бросил на пол у печки и с силой продул мундштук. Вытащил коробку с табаком и кусочек бумаги и ловкими пальцами стал скручивать новую.
Бривинь тем временем успел переглянуться с женой и крикнул в открытую дверь на кухню:
— Лиенушка! Позови-ка сюда Андрова папашу.
«Лиенушка!..» Лаура презрительно поджала губы. Хозяйка принесла четвертый стакан. Осис вошел довольный, видимо польщенный, что и его не забыли, и без особого приглашения сел рядом с Мартыном Упитом. Тележный мастер уже закурил и дважды затянулся; оперся локтем о стол, руку с растопыренными пальцами поднял кверху, между указательным и средним торчала дымящаяся папироска из желтой бумаги. Испольщик потянул носом.
— Что это ты подмешиваешь? Вроде как мята!
— Да, — отозвался Мартынь Ансон, — перечная мята. У Екатерины в этом году уродилась — только и знает кричит, что весь сад скурю. Но я стараюсь рвать по утрам, когда она носит пастуху завтрак. Одну полную горсть на фунт, больше не надо.
— Кажется, раньше ты примешивал что-то другое?
— Да, но все эти травы цветут осенью, в одно время с вереском, я и бросил: дыхание спирает, если чуть сильнее затянешься — язык дерет.
— А от мяты не дерет?
— Нет, только к вечеру жжет немного.
Мартынь Упит презрительно рассмеялся.
— Кой черт заставляет тебя примешивать эти травы, если от них язык жжет.
Тележник в ответ на такую глупость только повел плечами.
— А запах?
— Это да, — смутившись, согласился старший батрак.
Ванаг постучал ложечкой по стаканам: зазвенели чистым звоном, значит, готово. Ложечку положил на стол, а то заденешь рукавом и опрокинешь всю сахарницу. Поднял свой стакан и кивнул головою: