Кроме того, я сочинил большую шутливую панегирическую статью «Штрихи к феномоказусу юбиляра». Всё, что Некрасов натворил хорошего в литературе, утверждал составитель альбома, удалось только благодаря регулярному употреблению спиртного и неиссякаемой страсти к захмелению.

Вторая часть трактата называлась «Спутник алкофила».

С придуманным календарём биоритмов писателя Некрасова, предвозвещающим заветный миг, когда запоя не миновать до конца двадцатого века! С номограммой для определения требуемого количества водки с учетом климатических поясов и погодных условий. С таблицей водочного эквивалента, указывающей, чем можно, в случае острой нужды или по бедности, заменить сто грамм водки. С законом падающей бутылки, научно описывающим периоды взлёта и спада запоя.

С двадцатью НЕ-канонами «Зап'oю – non-stop!» Некоторые из них и сейчас не потеряли своей актуальности:

Не пей лёжа!

Не пей назло!

Не пей всякую дрянь!

Не пей, не почистив зубы!

Не якшайся!

Не выступай!

Не гони!

Не казнись!

Не ленись сам бегать за водкой!

Не показывай, как надо пить!

Не добавляй в темноте!

Не теряй счёт дням!..

Ну и тому подобное…

И главная гордость, прославившая меня впоследствии в компетентных кругах, – «Диаграмма состояний горящей души». Описание эволюции процесса писательского опьянения – от изящного приёма первой рюмки водки до заглатывания последнего стакана в уже клинически бесчувственном состоянии…

Юбилей не заставил себя долго ждать. Празднество наметили выправить в два этапа.

Так как Владимир Максимов и Ефим Эткинд взаимной приязни никоим образом не питали, их нельзя было собирать вместе. Но и обойтись без них было ни в какую.

Поэтому решили, что Эткиндов и Гладилиных надо пригласить вечером, накануне званого обеда с Максимовым и всеми остальными гостями.

Но эта остроумная диспозиция грозила пойти насмарку…

Канун своего семидесятилетия Виктор Платонович самостоятельно ознаменовал добротной утренней выпивкой. Подремав, он добавил днём, а к вечеру уже ходил в томлении по квартире, потягивал потихоньку. Всё шло к тому, что запой начнётся именно завтра. И юбилейное торжество будет испоганено.

Я решился на крайний шаг – подошёл к В.П. и кротко изложил свои опасения: так, мол, и так, приходят гости, а юбиляр, видать по всему, накушается до отключки. Что делать, ума не приложу. Всё будет в лучшем виде, уверенно успокоил наш писатель, волнение неуместно, он себя знает…

Насчёт лучшего вида я был настроен очень скептически, знание самого себя тоже ничего хорошего не предвещало, но в двери уже звонили.

Гладилин приволок огромный пук гладиолусов, держа их, как статуя колхозницы со снопом пшеницы, обеими руками.

– Семьдесят штук, как семьдесят лет! – горделиво истолковал тайный смысл подарка.

Да куда же это всё ставить, засуетились все, но Вика сообразил, принёс из кабинета металлическую корзину для бумаг, установили в неё гладиолусы, поставили на столик возле телефона.

Маша Гладилина простодушно держала в руках бутылки – водку и шампанское, олицетворявшие мужественное и романтическое начала.

Тут же пришли и Эткинды – Ефим Григорьевич с Катей Фёдоровной.

Мила им сразу шепнула, что писатель сейчас слаб нервами и нетвёрд духом, пить при нём нельзя, может окончательно сорваться, а потом, как говорится, рога в землю! Поэтому, извините, будет лёгкое чаепитие.

Но на таком празднике мужчины настроены были выпить, да я и сам припас бутылку. Посему пока Вика, якобы за носовым платком, отлучился в кабинет добавить пару глотков из припрятанной флакушки, обговорили само собой очевидную уловку – водку подкрашивать заваркой и пить из чашек.

Выпили по чашке, попросили ещё чайку.

Закуски особой не было, печенье да варенье, сыр и прочая мелочь. Плавный и корявый вначале разговор оживился настолько, что стал напоминать птичий базар в период гнездовья. В.П. пару раз выскальзывал из-за стола, наведывался к загашнику, но держался на удивление молодцом.

Подливал себе настоящего чаю и пялился на гостей. Что за чёрт, удивлялся, пьяным им вроде быть не от чего… Катя Фёдоровна и Маша веселились и пили шампанское, я тоже не скучал, мама с Милой дёргались.

Профессор Эткинд вдруг громче всех захохотал и объявил, что он намерен выкинуть некий фокус и просит внимания.

– Да наш Фима забалдел, господа! – с радостью изумился В.П.

Ловко схватил чашку Эткинда и понюхал.

– Ха-ха-ха! – с ехидцей произнёс, чрезвычайно довольный своей прозорливостью.

Водку допили уже не скрываясь…

В табельный день, 17 июня 1981 года, я помаячил пару минут в коридоре возле Викиного кабинета, не смея приступить к деликатной миссии, с которой, собственно, и был послан Милой с юбилейного утра пораньше.

Вика читал на тахте в кабинете.

– Книга вместо водки! – неискренне засмеялся я, ища, с чего начать. – Запою дана достойная отповедь?

Юбиляр благосклонно оторвался от газеты.

– Говорят, что могучим средством от алкоголизма является шаровая молния – после её удара выживший чувствует к водке отвращение. Неплохо было бы проверить! – улыбнулся Вика. – Нет ли у тебя знакомых алкоголиков?