— То есть у короля Иствана сейчас идеальное положение, чтобы стать чрезвычайно важной фигурой, с поддержкой Великобритании, Франции и Германии.

Мистер Донингтон помолчал, словно взвешивая информацию, слетевшую с его уст.

— Я встречался с его величеством лишь однажды, но он произвел на меня впечатление чрезвычайно одаренного молодого человека. Он многого мог бы достичь, если бы посвятил себя делу Лютении.

— А вы думаете, он еще далек от этого? — живо спросила Ксения.

Мистер Донингтон, кажется, чуть стушевался, но виду не подал.

— Уверяю, ваше высочество, я ни в коей мере не имел цели делать какие бы то ни было заявления в адрес его королевского величества.

— Разумеется, нет, — с великодушной готовностью отозвалась Ксения. — Но меня беспокоит, что я не знаю его намерений в точности.

Мистер Донингтон наклонился к ней.

— Полагаю, ваше высочество, — очень тихо произнес он, — что вы можете помочь его величеству!

— Помочь? — по лицу Ксении скользнуло недоумение. — Но в чем?

— Хотя бы в том, чтобы принести мир в Лютению.

— А там неспокойно?

Теперь пришел черед удивиться мистеру Донингтону.

— Я был уверен, ее величество королева вам сообщила об этом.

— Да, все именно так, вы не ошиблись, но я… смутно представляю себе… что происходит… — Ксения приложила руку ко лбу и слегка опустила ресницы, мысленно вообразив подле себя Джоанну, наблюдающую за ней.

— В студенческой и рабочей среде — одна за другой манифестации. Народ взбудоражен, — нейтрально проговорил Сомерсет Донингтон. Он несколько поколебался, однако затем последовало открытое заявление: — Если потерять над всем этим контроль, это может стать угрозой монархии.

Бах!

— Должна ли я понимать вас так, мистер Донингтон, что король будет вынужден отречься от престола? — на одном выдохе произнесла Ксения, сама не слыша себя — так ей было страшно. Шутка ли — она ведет с дипломатом политический диалог!

— Боюсь, подобного нет пока в моих мыслях, — поспешно ответил мистер Донингтон. — И, если вообразить себе такого рода катастрофу, Великобритания будет ввергнута в беды немалые.

Он пристально посмотрел на Ксению:

— Вот почему, ваше королевское высочество, всего, что хотя бы отдаленно может иметь отношение к подобной национальной трагедии, надо будет избежать — чего бы это ни стоило.

— Понимаю, — сдержанно молвила Ксения, потуже стягивая на груди концы шали. — И благодарю вас, мистер Донингтон, что были со мной столь откровенны. Я вам чрезвычайно признательна.

— Если я поведал вам что-либо, что обеспокоило ваше королевское высочество, прошу меня извинить.

— Я всего лишь просила вас не таить от меня правды, — обворожительно улыбнулась ему Ксения — кажется, так улыбаются принцессы своим высокородным подданным? — И рада, что вы говорили со мною открыто.

— Вы очень любезны, — элегантно склонил ровную спину в поклоне дипломат Донингтон.

Позже, обдумывая такой непростой для себя разговор, Ксения ужаснулась. Ведь что получается? Это было бы настоящей трагедией: для короля — потерять трон, а для Лютении — потерять независимость. Мать рассказывала ей о династии — предыдущий король был дружен с ее дедом. И еще мама ей говорила, что из всех балканских стран Лютения, по ее мнению, — красивейшая.

— Там высокие горы, покрытые снегом, — вспоминала она. — И есть долины, где текут реки. Земля — плодородная, а у людей счастливые лица…

Это было совсем не то, что Сербия, которая, как она знала, не понравилась ее матери, или неуютная Босния, с ее мрачным народом и малосъедобной пищей.

Как жаль, что она тогда не расспросила маму поподробнее о Лютении! И все же за то короткое время, что она там пробудет, она сделает все возможное, чтобы понять, что происходит в этой стране, и предупредить Джоанну.

Во время остановки в Вене Ксении страстно хотелось увидеть прекрасную императрицу, которой все восхищались, но которая, по рассказам, жизнь вела жалкую и несчастливую — в суровом дворце Габсбургов, притесняемая грозной свекровью. В мыслях об императрице Ксения вдруг поняла: она же ровным счетом ничего не знает о родителях Иствана! И при первой возможности исподволь подвела разговор с Гиюлой к обсуждению королевы-матери.

— Мадам, а не окажете ли вы мне такую любезность, не расскажете ли о матери короля Иствана! — попросила она, когда та упомянула ее в рассуждении о наследуемых чертах характера.

— О, жаль, что вы не были с ней знакомы, ваше высочество, — пылко подхватила тему фрейлина. — Она была очень, очень мила! И приятна в общении.

«Была»! Вот, значит, что! Значит, мать короля умерла… А сам он, оказывается, рос единственным ребенком в семье.

— Это очень печально — расти одиноким, без братьев и без сестер, — грустно заключила мадам Гиюла, заканчивая свой короткий рассказ, — так что вся страна лелеет надежду, что семья молодого короля будет большая.