Беатов Александр Георгиевич
Шрифт:
Сашка засмеялся. Водка начинала действовать. Испуг от встречи с хулиганами проходил.
— Они-то, тоже — городские! Куда уж дальше! Оказывается есть ещё и деревенские!
— Видишь, оказывается, правильно рассуждаешь! Деревенские у них отбивают баб, потому что своих не хватает. И видно, завидуют, что они — "городские". Так и эти могут завидовать, что мы — "городские", ещё более них, потому что мы — из Москвы… Но видно сейчас это оказалось не самым главным, потому что деревенские им, видно, здорово насолили…
— Да, деревенские, видать сильны! — хихикал Сашка. — Видать всех баб перетрахали..!
— Главное, запомни, через некоторое время добавил Володя. — Никогда не показывай виду, что боишься. Думаешь, я не боялся? Ещё как! Всегда смотри в глаза… Ему, ведь, нужно было проделать весь этот ритуал, чтобы самоутвердиться. Если бы он увидел, что я боюсь, то наверное бы ударил… Потому что понял бы, что я слабее, и сопротивляться не буду. А тут… я вёл себя не совсем типично… Не так, как он ожидал… Это его смутило и остановило от драки…
— А зачем, говоришь, смотреть в глаза?
— А затем, что он — как животное. А когда животному смотришь в глаза, то оно не выдерживает. Потому что чувствует, что ты сильнее его, сильнее психологически. А если ты сильнее — значит лучше не связываться. Ведь оно не умеет рассуждать и анализировать, как мы сейчас… И если что-то не вписывается в его стереотип, то вызывает подсознательное опасение.
— Значит, ты, выходит, загипнотизировал самого "Бурого"! — воскликнул Сашка. — И надо ж, верно-то как! И кличка даже у него! Действительно, всё, как в мире животных!
Друзья рассмеялись.
Скоро водка была допита и все сигареты выкурены. Молодые люди направились в обратный путь. По дороге дворник сочинил четверостишие, записал его в блокноте и прочитал Саше:
Будет падать ледяная глыба, Оторвавшись от карниза крыши, Под которым буду проходить я. Промахнётся, думаю, она!— Где же здесь рифма? — удивился Саша.
— А рифма не нужна ответил дворник. — Я — автор и поэтому я отменяю все рифмы! Это, старик, называется "белым стихом"!
Они благополучно добрались до станции, сели в электропоезд и вернулись в Москву. Расставаться не хотелось, и Володя пригласил Сашу к себе домой. Сашка остался у него ночевать, а утром, с увесистым свёртком, в котором была завёрнута Библия, он ехал на работу, заранее уже мечтая поскорее оказаться дома.
На Заводе он отпросился с обеда, выдумав, что нужно провожать какого-то родственника на вокзал. Забрав свёрток с Библией из заводской камеры храниения, куда он сдал его утром, к вечеру, благодаря большому количеству чая, Саша почувствовал себя в состоянии сосредоточиться на чтении. И в то время, как родители смотрели по телевизору какой-то довоенный фильм, он заперся в своей комнате и стал читать.
До поздней ночи Саша просидел над Евангелием от Матфея, оказавшемся глубоко созвучным его мыслям и чувствам. Оно тронуло его так, что читая повествование о Распятии, он склонялся над книгой и, как маленький мальчик, тихо плакал. Чувство глубокого сострадания Христу наполняло его душу…
Юноша ненадолго заснул и, проснувшись по будильнику, ощутил необыкновенную радость — несмотря на то, что нужно было идти на Завод. И эта радость была связана с тем новым, что он нашёл для себя в ночном чтении и чего ещё не осознал до конца, но что каким-то чудом вошло в его душу и осталось там.
Весь следующий день он пробыл как бы во сне, механически выполняя работу и не обращая внимания ни на понукавшего мастера, ни на Игоря, пристававшего с шутками и звавшего в коридор покурить.
И на следующий за этим день, после другой ночи, проведённой за чтением, Саша пребывал в ещё более необыкновенном состоянии души. Как будто снова был влюблён. Но совсем не такою любовью, что испытывал раньше. Это было чувство самого Бога, с которым он как-то существом своей души соединился и от соприкосновения с Ним испытывал необыкновенный экстаз.
Три дня пребывания в этом возвышенном состоянии души остались навсегда в его памяти. Это было счастливейшее время его жизни, когда он не замечал недосыпов, грубости окружавших сотрудников, однообразной работы, когда он забыл о своих страхах перед мастером и грядущей службой в армии, — забыл самого себя и свой "комплекс неполноценности ПТУ-шника", — предавшись одному: вот, сейчас, стоило только подумать о Боге, как Он заполнял Собою всё его сознание и сердце, отдаваясь физическим резонансом всего его существа и приводя душу в безумный и безмерный восторг…