– Старая Деревня – неплохой район…

– Но не центр?

– Но и не окраина, как ты говоришь. А потом, Анна Ивановна любила Лидию…

– У попа была собака, – затянула Вика.

– Прекрати! Сейчас же! – закричала Лера. – Ты не представляешь, до какой степени она тоскует. Больно смотреть.

– Ага, знаем мы. Ты не в курсе, что именно тот, кто больше всех слезы льет, в итоге оказывается виноватым?

– Она ни при чем!

– А племянник так не считает! Сам Федору сказал.

– И чего это он стал с Федором делиться сомнениями? – прищурилась Лера. – Тебе это подозрительным не кажется?

– Тут вообще одни подозрения, а толку – ни шиша. Вон сколько народу рядом. Как из них выбирать? – покачала головой Вика. – Но племянник, как я поняла со слов Федора, точит зуб на твою Анну Ивановну. Из-за того, что тетка к чужому человеку относилась лучше, чем к родным.

– А сам как с теткой поступил? И вообще, Анна Ивановна была самым близким человеком для Лидии Сергеевны. Роднее, чем все племянники. Потому Лидия Сергеевна и заботилась о ней.

– Вот это племяннику и не понравилось.

– А сколько ему лет?

– Должно быть, прилично.

– Ничего себе! А семья у него есть?

– Да. Позвоню-ка я твоему мужу.

Пока Вика разговаривала с Федором, Лера решила отчитаться перед Отшельником, ведь благодаря его советам она так успешно провела день. Она возилась с письмом долго, стараясь ничего не упустить. Вика бегала туда-сюда, тормошила ее и мешала, отвлекая от дела. Но Лера не откликалась на призывы послушать версию.

Наконец кто-то позвонил, и Вика отстала от подруги, переключившись на телефон. Лера догадалась, что обеспокоенные заказчики предпринимают новую попытку пригласить Вику куда-то. Та изображала нешуточную занятость и отказывалась. Заказчики настаивали. Разговор затягивался, и Вика ушла в другую комнату держать оборону. Лера облегченно вздохнула и быстро дописала отчет. Просматривая письмо перед тем, как отправить, она вспомнила слова Отшельника: никому не доверять. За потоком новой информации она как-то позабыла о них. «Федора и Вику можно вычеркнуть из черного списка, – решила она, – ведь все, что узнала я, совпадает с тем, что рассказали они. И Отшельник отправил меня не в западню, а туда, куда надо. Значит, тоже не враг». Оттого, что можно было успокоиться и никого из ближнего круга не подозревать, стало легче. Оставался Потапыч.

Она отправила письмо и вернулась на кухню. Вика еще говорила по телефону и взмахом руки из комнаты показала, как все это ей надоело. Лера жестами ответила, мол, работа есть работа, ничего не поделаешь, и отправилась варить кофе.

Уютно пристроившись в кресле и прикрыв глаза, она наслаждалась заполнившим кухню ароматом, и память, откликаясь на родной запах, услужливо раскидывала перед ней картины воспоминаний. Не важно, плохих или хороших. Это не имело значения. Ее сумбурная жизнь, преломленная в призме времени, виделась иначе. Она была исполнена какого-то смысла, уже не являлась случайным нагромождением разных событий, произошедших с ней. И сами события больше не казались такими уж случайными, их нужно было только сложить в правильном порядке, чтобы понять, куда они ее вели.

В тот день, когда Лера вернулась в Питер насовсем, бабушка не дала долго предаваться мечтаниям и сразу отправила ее в университет узнавать подробности поступления.

– Сходи и на психологический, глядишь, одумаешься. Все-таки поближе к медицине, – напутствовала она внучку, так и не смирившись с ее желанием изменить семейной профессии.

– Обещаю. – Лере не хотелось объясняться снова.

И она вышла в раскаленный город. Прохожие, мокрые от жары, стремились поскорее спрятаться от палящего солнца. Стены домов, казалось, плавно стекали на мягкий асфальт. Даже Лере, привычной к южному солнцу, было некомфортно в этом вязком зное.

На Васильевском острове она по привычке свернула на Стрелку. Спустившись к самой воде, где воздух сохранял жалкий намек на свежесть, немного перевела дух. По обычаю, заведенному дедом, оглядела «панораму» с севера по часовой стрелке. Петропавловская крепость, облепленная загорающими, выглядела нелепо. Представить, что главный каземат страны со временем превратится в пляж, для жителей века девятнадцатого, наверное, было невозможно. А теперь такое положение вещей никого не удивляет. Пока Лера пыталась разглядеть знакомые очертания в зыбком мареве, грянул полуденный залп, и она заторопилась.

Выполняя обещание, Лера первым делом отправилась на факультет психологии. Там оказалось пустынно и тихо, подсказать дорогу к деканату было некому. Она долго петляла по коридорам, несколько раз попадая в тупики и возвращаясь назад, но так никого и не встретила. Увидев очередной поворот, устремилась к нему в надежде отыскать живую душу – ей показалось, что оттуда раздавались звуки. Через несколько шагов она отчетливо услышала собачий лай.

Откуда здесь взялись собаки? И вдруг в сознании всплыло слово «виварий».

«Опыты, – подумала она, – здесь проводят какие-то опыты над собаками».

Лай становился громче, но понять, откуда он исходит, было невозможно. Лера продолжала машинально двигаться вперед, уже не помня, куда и зачем пришла. Этот надрывный лай, переходящий в поскуливание, словно загипнотизировал ее, и она, охваченная непонятным чувством, стремилась вперед, к самому источнику страдания. На своем недолгом веку Лера повидала множество собак: злобных и смешных, недоверчивых и дружелюбных. Но никогда не слышала, чтобы животные так выли. В этих звуках было что-то сверхъестественное, мистическое, запредельное. Словно какая-то живая душа, предчувствуя свою судьбу, жаловалась высшей душе, отправившей ее на землю в поисках страдания. Эта отчаянная обреченность и покорность судьбе, это смирение и безнадега заставляли сжиматься Лерину душу до крохотной точки, чтобы только не слышать ничего подобного. Это было ей не по силам.