Шрифт:
– Он не хочет стричься. Мы сегодня стригли детей. А он спрятался. Вот - только нашли.
Иезуит внимательно смотрел на ребенка.
– Мне нравятся мои волосы, - сказал мальчик.
Монахиня продолжила:
– Это гордыня, а гордыня - грех, - сообщила она то ли ребенку, то ли гостю.
– Все это от дьявола.
Монахиня не заметила опасной ухмылки на лице священника, зато ее увидел ребенок, и его глаза расширились от удивления.
– У тебя красивые волосы, Дени, - сказал мягко иезуит.
Взглянул на настоятельницу:
– Не переживайте. С этим мы тоже разберемся. Переоденьте ребенка, матушка. Мы уходим.
Скоро мальчик вновь стоял перед иезуитом.
Глаза ребенка блестели. Он водил ладошками по темно-зеленому бархату своего костюмчика. И выглядел значительно более довольным, чем прежде.
– Это твоя одежда, Дени?
– Да, господин аббат.
– Ты очень вытянулся за этот год, - заметил иезуит, глядя на руки мальчика, смешно торчащие из рукавов.
– Дети быстро растут, - ответила матушка укоризненным тоном. И было не очень ясно, кому она желала бы направить свой упрек - то ли собеседника корила за непонимание, то ли воспитанников - за излишнюю ретивость.
Иезуит протянул матери-настоятельнице написанную им расписку.
– Возьмите.
Она не взглянула даже. Положила на край стола. Стояла, смотрела на ребенка, на мужчину. С какой-то непонятной ей самой ревностью отметила, как иезуит протянул мальчику ладонь, как доверчиво, с готовностью отозвался на этот жест гостя ребенок.
Когда иезуит с мальчиком подошли к двери, сказала вдруг озабоченно:
– Господин аббат... У нас теперь время обеда...
– Дени, ты хочешь есть?
– невинно поинтересовался священник, отпуская ладошку ребенка.
Но тот только сильнее ухватился за тонкую руку своего спасителя.
– Благодарю вас, матушка, - иезуит сдержанно улыбнулся.
– Я покормлю мальчика позже.
Они вышли на залитую солнцем улицу. После пребывания в приюте даже мужчине показалось, что воздуха, солнца и свободы на этой узкой, кривой улице как-то особенно много.
Сначала иезуит отправился с мальчиком в самое сердце города, где на одной из выходящих на центральную площадь улиц нашел дом портного.
Он шел наугад. Но, судя по всему, случай привел его к неплохому, а, главное, весьма сговорчивому, мастеру. Впрочем, кто бы в этом случае не стал сговорчив!
Когда мужчина с мальчиком зашли в полутемное помещение, называемое мастерской, старик работал на высоком помосте у окна. Он сидел, поджав под себя ноги, согнувшись, склонившись к разложенному на коленях платью.
Увидев посетителей, стал, кряхтя, подниматься. В спешке уронил с помоста ножницы. Они упали с грохотом, раскрылись, растопырили по сторонам лезвия.
Дени бросился, поднял ножницы. Когда старик спустился с возвышения, подал их ему.
– Спасибо, дитя, - смутился старик.
– У тебя доброе сердце. Простите, господин, - обратился к иезуиту.
– Сноровки уже не хватает. Возраст.
Склонил голову.
– Чем я могу быть полезен драгоценным господам?
Иезуит положил руку на голову ребенка.
– Нам нужен костюм. Вот для этого молодого человека. Готов он должен быть завтра утром.
– Завтра??
– портной от изумления пошатнулся.
– Это совершенно невозможно, господин аббат!
– Завтра, - повторил иезуит.
Он подошел к столу, высыпал на край его горсть золотых монет.
– Нам нужен костюм к завтрашнему дню.
Старик подошел поближе. Взял луидор, покрутил его в пальцах.
– Тут слишком много, - сказал тихо, оглядывая рассыпанные по столу монеты.
– Я знаю, - ответил иезуит спокойно.
– Это плата за спешку. А теперь покажите нам ткани, чтобы мальчик мог выбрать.