– Мне нужна комната, в которой было бы две кровати.

Женщина замерла с раскрытым ртом.

– Господин, у нас есть еще комната с пятью кроватями, но три из них заняты. Вы ведь не захотите...

– Нет. В таком случае, принесите сюда еще одну кровать, - приказал Мориньер.

Хозяйка озадаченно почесала нос.

– Хорошо, господин.

Мориньер огляделся по сторонам. Комната, и в самом деле, была недурна. По крайней мере, она выглядела достаточно чистой. И снизу сюда не слишком доносился шум. Окна, сейчас настежь открытые, выходили в относительно тихий дворик. Правда, именно в этот момент в нем выясняли отношения две женщины - соседки. Они так энергично спорили, что хозяин гостиницы, в которой теперь остановился Мориньер, не выдержал женского визга и вышел во двор разобрать спор и утихомирить скандалисток.

Мориньер выглянул в окно еще раз и вернулся к кровати.

Он кивнул Ноэлю, притащившему, наконец, в комнату его вещи, и кинул в раскрытую ладошку обещанный экю.

Удостоверившись, что экю настоящий, а не сон и не обман, маленький озорник ухмыльнулся и восторженно посмотрел на гостя, чей грозный вид его вначале немного испугал.

Но теперь он пришел к выводу, что заработанный им экю искупает все, и с чрезвычайно довольным видом спросил:

– Что-нибудь еще, господин?

– Принеси сюда вина получше, фрукты и побольше каких-нибудь сладостей.

Тут лицо мальчишки вытянулось окончательно, и он мгновенно исчез, будто испарился.

А Мориньер, довольный тем, что, наконец, остался один, принялся аккуратно распаковывать принесенные мальчишкой вещи.

Глава 17. Дитя приютское

Примерно в два часа пополудни, вскоре по окончании часовой мессы, высокий худощавый священник постучал в двери сиротского приюта, расположенного на территории монастыря кармелиток.

За узкой кованой дверью, украшенной ромбами, что-то заскрипело, заскрежетало. Монахиня, приотворившая дверь, выглянула в образовавшуюся щель.

– Что вам угодно, господин аббат?
– осведомилась сухо.

– У меня дело к матери-настоятельнице, - ответил в тон монахине человек в черной сутане.

Монахиня помедлила. Потом, раскрыла дверь пошире, посторонилась.

– Прошу, - впустила иезуита вовнутрь.

Из глубин приюта раздавались детские голоса и плач. Строгий женский голос кого-то отчитывал. Тянуло сыростью.

Наполненная звуками темнота пахла чем-то кислым и малоаппетитным.

Вслед за монахиней человек поднялся по узкой лестнице с качающимися перилами и скрипучими ступенями. Монахиня распахнула дверь, впустив сноп света в темноту коридора.

– Проходите сюда.

Комната, в которую его привели, оказалась достаточно светлой. В ней на одной стене располагалось несколько узких окон, отделенных одно от другого небольшими простенками. Все они теперь были распахнуты настежь.

– Матушка сейчас к вам выйдет, - пообещала монахиня и удалилась, оставив в помещении ощутимый шлейф неудовольствия.

Человек в черном одеянии прошелся по комнате, которая, невзирая на все старания хозяев, носила отпечаток давней и неистребимой нищеты. Белые стены были покрыты пятнами плесени. Очевидно, с плесенью старались бороться. Но последняя неуклонно побеждала.

Наконец, дверь снова отворилась. Вошедшая женщина была как сестра-близнец похожа на предыдущую. То же тусклое, утомленное выражение лица и поджатые губы.

– Прошу прощения за вторжение в вашу обитель, - произнес иезуит - Меня к вам, матушка, привело дело, касающееся одного из детей, находящихся на вашем попечении.

– Я слушаю вас. Прошу, присядьте, - она сама села и сложила смиренно руки на коленях.
– О ком именно вы говорите?

– О Дени, сыне графа де Брассер. Он поступил к вам прошлым летом.

Аббатиса нахмурилась. Губы ее стали совершенно бледны и тонки.

– Это ребенок из семьи, поднявшей свое оружие против короля.

– Вот именно, - сурово сказал иезуит.

Настоятельница с тревогой взглянула в холодное лицо гостя.

– Это дитя еще очень мало, но уже исполнено гордыни и ненависти. Это нельзя осуждать, но следует всячески искоренять.

– Мы с этим разберемся, - священник поднял глаза на висевшее на стене распятие.

Казалось, когда он говорил "мы", он имел в виду себя и самого Господа. Настоятельница дрогнула пальцами.