Лучше всего помнил сказанное Мориньером перед самым выходом из кареты: "Следите за мной и не будьте многословны". Дени следил. Пытался держаться так же, как и его наставник.

Перебирал мысленно:

"Спина прямая, плечи расправлены, руки свободны. Походка должна быть уверенной, слегка пружинистой. И обязательно естественной".

Это, последнее, давалось Дени труднее всего. На занятиях он возмущался: "Как можно держать в голове столько правил и при этом выглядеть естественно?"

Услышав однажды его вопль, Мориньер засмеялся:

– Это главная трудность, мой дорогой! И главный закон. При дворе и на поле боя, на балу и в спальне, вы всегда будете ограничены правилами. Успех же придет к вам только тогда, когда вы научитесь при всем этом нагромождении порядков и законов быть свободным.

Дени очень старался не ударить лицом в грязь.

Думал о спине, руках, походке. Последняя требовала особого внимания. Не до конца зажившая нога при всяком неловком движении напоминала о себе. Дени старался не морщиться и не хромать.

Чувствовал на себе любопытные взгляды. Боялся оступиться.

У самого входа в святая святых замешкался на мгновение, охватил взглядом столпившихся у дверей. Заметил, что его наставник приветствовал кивком головы немолодую темноволосую женщину с горделивой осанкой. Сделал то же самое. Женщина рассмеялась.

Больше ничего понять и разглядеть не успел. Двери распахнулись, и они вошли в большую, светлую и очень холодную комнату.

Дени, остановившийся позади Мориньера, незаметно огляделся.

Окна в комнате были распахнуты настежь. Ветер шевелил портьеры и играл локонами дам, безмолвной группой стоявших справа от короля. Чуть поодаль расположились и кавалеры - несколько человек, показавшихся Дени на одно лицо. Все они стояли неподвижно, благоговейно наблюдали за тем, как его величество кормил своих спаниелей.

Брал медленно с подноса, который держал высокий, худой мальчик годами чуть старше Дени, печенье, подавал его собакам. Спаниели взвизгивали от нетерпения, кружили вокруг. Виляли хвостами с таким энтузиазмом, что, казалось, те сейчас отвалятся. Когда его величество опускал руку с печеньем, налетали, наскакивали на руку. Получив угощение, отпрыгивали в сторону, проглатывали его в мгновение ока и снова возвращались за подачкой.

Увидев вошедших, король молча взял из рук мальчика салфетку, вытер руки. Поднялся со стула.

Мориньер сделал пару шагов вперед, склонился в приветствии. Его примеру последовал и Дени. Выпрямляясь, едва не потерял равновесие.

– Так вот каков он - этот ваш маленький белокурый ангел, о котором только и говорят в последнее время во дворце!

Услышав мягкий королевский голос, Дени очень удивился. Поднял глаза. И удивился еще больше. Монарх улыбался.

Дени почему-то был уверен, что король - суров, даже угрюм. От изумления Дени забыл о приличиях. Улыбнулся в ответ. Потом, увидев, что его наставник поблагодарил его величество поклоном, покраснел, закусил губу, склонился еще раз.

Людовик коснулся плеча мальчика:

– Кто вы, юноша?

– Я - Дени, ваше величество. Сын графа де Брассер.

Король бросил короткий взгляд на Мориньера. Кивнул. Сделал знак придворным - убирайтесь!

Те вереницей потянулись к выходу.

Король сцепил руки в замок.

– Что случилось с вашими родителями, Дени, сын графа де Брассер?
– спросил буднично.

– Они умерли, сир.

– Давно?

– Больше года, ваше величество.

Людовик перевел взгляд на Мориньера.

– Граф де Брассер бывал при дворе?

Если бы Мориньер не знал короля, он мог бы подумать, что этим вопросом Людовик предваряет сакраментальное: "Я его не помню".

Просители, услышавшие однажды из уст монарха холодное "не помню!", могли быть уверены, что получили окончательный, бесповоротный отказ.

Но Мориньер знал Людовика. Он понял, что король все очень даже хорошо помнит. И знает - даже то, чего мог бы и не знать.

Ответил спокойно:

– Конечно, ваше величество. Пока позволяло здоровье. Граф в последнее время тяжело болел. Подагра.

– Подагра? Неприятная болезнь.
– Поманил Мориньера рукой.
– Идите за мной, граф. А вы, Дени, покормите пока моих собак.