— Сеньор Кутильяс, где вы работаете и почему хотите покинуть Кубу? — спросил он.

Кутильяс надеялся скрыть свою принадлежность к «Бакарди» и сказал, что преподает инженерную химию в Университете провинции Ориенте в Сантьяго и что они с женой хотят отвезти ребенка в США на консультацию кардиолога.

— Хорошо, — сказал капитан, — только вам нужно принести еще разрешение от ректора университета.

Кутильяс выругался про себя. Ректор университета был назначен совсем недавно и слыл пламенным сантьягским fidelista. Однако Кутильяс сохранил невозмутимый вид и заверил капитана, что съездит в Сантьяго и привезет письмо.

— Прекрасно, а пока оставьте паспорт у меня, — сказал капитан.

Выхода не было — Кутильясу пришлось отдать паспорт.

Жена Кутильяса Роза в это время ждала в машине — с двумя сыновьями и багажом, готовая ехать прямо в аэропорт. Когда Мануэль Хорхе подошел к машине, Роза по его лицу поняла, что разрешения он не получил.

— Этот парень только что доказал, что нам надо во что бы то ни стало уехать с Кубы, — сказал Мануэль Хорхе жене. — Нельзя оставаться в стране, где творятся подобные вещи.

Роза решила остаться на Кубе и дождаться, чтобы Мануэль Хорхе все-таки получил разрешение. Однако несколько дней спустя младший сынишка Кутильясов умер от сердечной болезни. Мануэль Хорхе отчаянно хотел уехать и отправил жену с оставшимся сыном в Майами, а после этого наладил контакт с оппозиционным подпольем, надеясь найти способ тайно покинуть остров. Это был бы рискованный шаг — всякого, кто пытался уехать из страны «нелегально» и был пойман, ждала тюрьма, а иногда и хуже. В конце концов Кутильясу удалось отплыть на судне с грузом рома, подлежащего выдержке, вместе с полудюжиной других недовольных кубинцев, не взяв в собой ничего, кроме того, что на нем было надето. После шести страшных дней в море эмигранты все-таки добрались до Майами.

Даниэль Бакарди несколько недель взвешивал свои перспективы, однако после печальной встречи с Виктором Шугом, своим давним единомышленником и близким другом, решил присоединиться к исходу. Даниэль видел, что его старые союзники в правительстве предали его, а родственники, с которыми он спорил по поводу Фиделя, отвернулись от него, и вместе с женой Грасиэлой и детьми уехал с Кубы, но не в Майами, а в Мадрид. Там он несколько месяцев провел в уединении, ни с кем не общаясь, а затем связался с Пепином Бошем и вернулся в ромовый бизнес. Его сестра Ана Мария Бакарди, которая была замужем за врачом по имени Адольфо Комас, уехала с Кубы примерно в то же время. Ее муж больше месяца уговаривал ее покинуть страну, а двух своих сыновей призывного возраста они отправили во Флориду, пока еще было можно. Однако Ана Мария очень любила своего брата Даниэля, придерживалась его точки зрения на Фиделя и отстаивала ее почти до конца. К тому моменту, когда она все-таки решилась на отъезд, те, кто хотел получить американскую визу, должны были пройти сквозь огонь и воду враждебности кубинских властей. Дочери-подростки Аны Марии Амелия и Марлена были вынуждены целую ночь простоять в очереди в американское посольство, слушая шуточки fidelistas, которых специально посылали оскорблять кубинцев, решивших уехать в США.

Когда кубинцам все-таки удавалось получить разрешение на отъезд, им позволяли взять с собой лишь один-два чемодана. Они были обязаны подготовить полный перечень своих ценностей, домашнего имущества и счетов в кубинских банках и оставить все эти ценности правительству. Супруги Комас Бакарди отдали ключ от дома соседке и сказали, что она может забрать себе все, что захочет, — произведения искусства, антиквариат, мебель. Путешественникам разрешалось перевозить за границу только драгоценности, которые были на них, так что некоторые женщины приезжали в аэропорт разряженные, словно рождественские елки — они прицепляли серьги гирляндами одну к другой. При этом таможенники не стеснялись конфисковывать все мало-мальски ценное. Сын Пепина Боша уезжал из страны с женой и маленьким сыном. Малыш сжимал в руках серебряную кружечку. Таможенник бросил взгляд на кружечку и выхватил ее у ребенка.

Прошло меньше двух месяцев с момента правительственного захвата собственности «Бакарди» — и в компании не осталось практически никого из руководства и технических работников, однако работа винокурни и пивоварен не прервалась.

Правительство объявило, что теперь предприятие будет называться «Compa~n'ia Ron Bacardi (Naciomnalizada)», как будто смена собственности заключалась лишь в пометке в скобках. Компания так тесно связывалась с именем Бакарди, что менять название было немыслимо. После того как из нее ушли Ричард Гарднер и другие пивовары, правительство пригласило технических консультантов из Чехословакии, чтобы продолжить работу пивоварен. С заводом по производству рома дела обстояли хуже – однако вместе с самим оборудованием революционное правительство захватило и тысячи бочонков рома, подлежавшего выдержке, и этих резервов хватило бы на то, чтобы продержаться несколько ближайших лет.

Кроме того, новое руководство располагало услугами двух ветеранов производства рома — Альфонсо Матамороса и Мариано Лавиня, у которых на двоих было свыше шестидесяти лет опыта работы в «Бакарди». Лавинь пришел в фирму тринадцатилетним посыльным и дослужился до значительной должности. Когда в начале 1930 годов Пепе Бакарди отправили в Мексику, Лавинь поехал с ним. Альфонсо Матаморос работал под началом Даниэля Бакарди больше двадцати лет. Ни у Лавиня, ни у Матамороса не было почти никакого официального образования, однако благодаря практическому опыту они знали, в сущности, все необходимое для производства рома и были одними из немногих и в семье Бакарди, и вне ее, кто мог хотя бы отчасти восстановить «секретную формулу» рома «Бакарди».

С таким опытом и навыками и Лавинь, и Матаморос могли рассчитывать на должности на заводах «Бакарди» за границей. Более того — Даниэль Бакарди спустя несколько месяцев после отъезда из Сантьяго написал и Матаморосу, и Лавиню из Испании и заверил, что если им нужна его помощь, он к их услугам. Первые письма были перехвачены властями и не дошли до адресатов. Лавинь сумел получить третье письмо из канцелярии винокурни только когда коллега сообщил ему, что видел конверт. В письме Даниэль завуалированно предлагал Лавиню и Матаморосу покинуть Кубу под предлогом туристической поездки в Мексику или Пуэрто-Рико. «Думаю, вы все вполне заслужили отдых», — писал Даниэль. Он сообщил Лавиню фамилию одного сантьягского врача, который мог бы посодействовать в подготовке поездки, и предложил оплатить перелет и другие расходы самому Лавиню и его семье. Даниэль писал, что сам покинул Кубу лишь временно («я со дня на день собираюсь приехать и вернуться на работу»), и тщательно избегал всяких намеков на то, что советует Лавиню эмигрировать, — лишь утверждал, что после отпуска Лавинь вернется к работе «с новыми силами». Однако к этому времени тысячи кубинцев уже бежали с острова, и Лавинь прекрасно понял, к чему клонит Даниэль.