Вероятно, его предложение помочь Лавиню и Матаморосу эмигрировать свидетельствовало о том, как много значили два ветерана «Бакарди» лично для Даниэля и как он тосковал по товарищескому духу, царившему на заводе по производству рома, — но дело было не только в этом: Даниэль не хотел, чтобы революционное государство воспользовалось их опытом и познаниями в производстве рома. Кубинские власти тоже это понимали — видимо, поэтому письма Даниэля и были перехвачены. В конечном итоге обоим ветеранам было бы крайне трудно получить разрешение на выезд, даже «в отпуск».

Более того, хотя Бакарди и их друзья из высшего общества массированно покидали остров, кубинцы вроде Матамороса и Лавиня гораздо хуже могли представить себе эмиграцию — они были связаны с островом куда более глубокими узами, который, пожалуй, не было у состоятельных светских людей. У Бакарди за границей были родственники, которые помогли бы им встать на ноги, а у некоторых — даже банковские счета, недосягаемые для кубинского правительства, а Матаморос и Лавинь были скромного происхождения. Когда революция расколола кубинцев на классы, Альфонсо Матаморос и Мариано Лавинь оказались на той стороне, которая обычно оставалась на родине. Лавинь бережно спрятал письмо Даниэля в ящик, где держал все связанное с «Бакарди», и там оно и пролежало до конца его дней. Прошло более сорока лет — а дочь Лавиня Фелисита так же бережно хранила письмо и иногда задумывалась, какой была бы ее жизнь, если бы отец вывез семью с Кубы, когда Даниэль ему это предлагал. «Он остался по семейным обстоятельствам, — говорила она, — это не имело отношения к политике».

Из тысяч кубинцев, эмигрировавших в 1960 и начале 1961 года, большинство были убеждены, что вскоре вернутся на остров, что Фидель долго не продержится — его сместят более прагматичные партнеры по правительству, а может быть, и народ восстанет против него, как против Фульхенсио Батисты. И в самом деле, против Фиделя и его соратников стали применять те же методы, которые практиковали и они сами во время революции.

Крестьяне в горах Эскамбрай — группировка, которая была независимой даже во время борьбы с Батистой — снова взялась за оружие, на сей раз против тяжелой руки правительства.

Беспомощные попытки Батисты подавить восстание многому научили Кастро, и он ответил на партизанские выступления в горах Эскамбрай с такой силой и жестокостью, на какие Батиста никогда не отважился бы. Заручившись помощью советских специалистов-контрразведчиков, Кастро отправил в горы выслеживать партизан тысячи вооруженных солдат. Пойманных инсургентов с гор Эскамбрай зачастую казнили на месте; кроме того, Кастро позаимствовал у испанских военных прием «реконцентрации», который они использовали во время войны за независимость: он приказал переместить с места на место целые деревни, где партизаны пользовались поддержкой. Деревенских жителей массово переселяли в западную часть Кубы, где за ними пристально наблюдали. То, как успешно Кастро подавил сопротивление, обескуражило американское правительство, которое полагалось на партизан с гор Эскамбрай как на рычаг для более масштабного движения сопротивления против Кастро. Тогда ЦРУ решило организовать армию эмигрантов, которая должна была следующей весной начать полномасштабное вторжение на Кубу.

Результатом была с треском провалившаяся операция в заливе Свиней в апреле 1961 года. Новый президент США Джон Ф. Кеннеди, опасаясь, что операцию сочтут военным вмешательством Соединенных Штатов, запретил использование военных баз США и приказал, чтобы все тренировочные лагеря располагались вне пределов США.

Едва ли не в последнюю минуту он сделал местом вторжения не Тринидад на южном побережье Кубы, а «не такой броский» залив Свиней. Кроме того, он отменил серию авиационных налетов, которые должны были уничтожить военно-воздушные силы Кастро. В результате армия стала беззащитной перед воздушными атаками. Войска Фиделя Кастро вскоре окружили вторгнувшуюся армию и взяли в плен почти 1200 из 1300 эмигрантов, сумевших добраться до берега.

Среди бойцов-эмигрантов был и Маноло Пуиг, старший брат и партнер по олимпийской гребной сборной Рино Пуига, менеджера по продажам пива «Атуэй», который был арестован в Гаване в октябре прошлого года. Маноло был потрясен арестом Рино и вызвался добровольцем в разведывательное подразделение, которое шло в авангарде основных сил. Разведчиков, однако, быстро обнаружили, Маноло попал в плен и был расстрелян. Рино Пуиг в тюрьме на острове Пинос получил горестные вести спустя несколько дней — с добавлением, что Маноло не дрогнул до конца. Оставшиеся четырнадцать с половиной лет в тюрьме Рино черпал силы в мыслях о том, как храбро держался его брат перед лицом смерти, и впоследствии говорил, что выжил в тюрьме только благодаря тому, что вдохновлялся его примером.

Разгром в заливе Свиней стал поворотным пунктом — и для Кубы, и для США, и для Фиделя Кастро, и для кубинских эмигрантов, и для оппозиционеров, которые так и не оправились от поражения. Кастро назвал нападение «вторжением, оплаченным янки», а его провал рисовал как «первое поражение империалистов в Америке». В речи, посвященной Первому мая, он впервые объявил, что кубинцы — «социалистический народ» и не нуждаются в выборах. Победа Кастро в заливе Свиней еще больше раздула его популярность на острове и настолько деморализовала силы оппозиции, что они так никогда и не смогли бросить правлению Кастро серьезный вызов. В декабре 1961 года Кастро, уверенный, что власть закреплена за ним, объявил, что Куба будет следовать «марксистско-ленинской программе, составленной в точном соответствии с объективными условиями нашей страны».

Был ли он коммунистом с самого начала? Ответа на этот вопрос нет — в основном потому, что сам Кастро высказывался по этому поводу противоречиво. Во время прихода к власти и примерно два года после этого Кастро настаивал, что он не коммунист, и даже критиковал коммунистические системы. Даже летом 1960 года он утверждал, что кубинская революция должна «вырулить между капитализмом, который морит людей голодом, и коммунизмом, который решает экономические проблемы, но подавляет свободы — свободы, которые так дороги человеку» (курсив автора). Подобная риторика стяжала Кастро поддержку прогрессивных кубинцев, которые не были сторонниками коммунизма, — например, Даниэля Бакарди.