– Это ты с ним так поступил? – спросил Пафнутьев.

– Нет, он сам... Вернее, мне показалось, что ему помогли.

– Показалось?

– Если уж быть откровенным, а с тобой, Паша, я всегда, если помнишь, откровенен весь, до конца, без утайки, что, собственно, и дает мне право надеяться на понимание и снисхождение, столь необходимые в нашей с тобой, Паша, работе, не только полезной для общества, но и опасной...

– Остановись, – Пафнутьев устало махнул рукой и сел на подвернувшийся стул. – Что здесь происходит?

– Захожу минут десять назад и вижу картину не просто неожиданную, а, можно сказать, жуткую.

– Это и есть личный бомж Объячева?

– С этим гражданином мы сегодня утром пригубили по глоточку виски.

– Представляю себе этот глоточек! Один в петле болтается, а второй впал в безудержное словоблудие.

– Горько! – воскликнул Худолей оскорбленно. – Горько слышать подобные слова от человека, с которым судьба свела меня на годы и какие годы! – Худолей безутешно качнулся из стороны в сторону.

– Так и будете раскачиваться?

– Я, Паша, для тебя уже не живой, да? Уже покойник?

– Что здесь произошло? – спросил Пафнутьев, прерывая худолеевские причитания.

– Убийство.

– Или самоубийство?

– Нет! – горячо воскликнул Худолей и, как это бывало с ним в такие моменты, прижал к груди полупрозрачные свои ладошки, так похожие на мороженые тушки морского окуня.

– Может быть, вы с ним столько выпили, что ему больше ничего не оставалось, как сунуть голову в петлю?

– Через три минуты после того, как я утром вышел из этой забегаловки, он сам помчался в дом. На своих двоих.

– Зачем? Вам не хватило?

– Паша! – воскликнул Худолей. – Не надо так со мной! Я очень обидчивый. А в обиде я страшен.

– И во хмелю, – добавил Пафнутьев.

– У нас еще осталось! – в отчаянии воскликнул Худолей. – Посмотри на бутылку! Этот человек нашел пистолет в грязи под окнами и бескорыстно вручил его, сказав перед смертью...

– Он знал, что умрет?

– Не знал! Но жизнь, Паша! Жизнь! Не забывай о ней! Она все ставит на свои места.

– Не забуду, – заверил Пафнутьев.

– Так уж получилось, что те его слова оказались предсмертными.

– Что же он все-таки сказал?

– Его голос дрожал, по глазам текли слезы, горло сжимали судороги, но он произнес эти слова... Он сказал, что вручает мне это орудие убийства, но я должен поклясться, что найду убийцу и достойно его покараю.

– Зачем он побежал в дом после того, как вы расстались? Зачем он побежал в дом, едва ты вырвал у него пистолет? Он сказал, где его нашел?

– Сказал.

– Зачем он побежал в дом?

– Не знаю, Паша.

– А я знаю. Он побежал в дом сказать, что пистолет изъят и чтобы человек, который выбросил его в окно, был осторожен с нами. Он знал, кто стрелял. Хотел быть хорошим со всеми. Тебе отдал пистолет, а сам рванулся предупреждать. Нельзя быть хорошим со всеми. Вот результат, – Пафнутьев кивнул в сторону висящего перед ними бомжа.

– Как ты прав, Паша, как глубоко ты мыслишь! Я всегда восторгался тобой, Паша.

– А я – тобой.

– Не может быть?!

– И у меня есть для этого основания.

– Так назови же мне их быстрее, чтобы я тоже мог восхититься своими способностями! – Худолей опять прижал к груди ладошки, покрытые красноватыми прожилками.

– Ты говорил ночью, что в комнате, где лежал труп, мало крови. Ты всем мозги проел этими своими словами. Мало крови, мало крови!

– Я имел в виду...

– Ты был прав. Крови действительно было маловато.

– Хочешь сказать...

– Как, по-твоему, был убит Объячев?

– Ему выстрелили в голову, Паша. Пуля прошла навылет. У него не было шансов остаться в живых. Убийца нашел единственную точку на черепе, расположенную между ухом и виском...

– Он стрелял в труп.

– Не понял?

– Повторяю для тупых и убогих – выстрел был произведен в мертвого человека. Поэтому из раны вышло так мало крови. Объячев к тому времени был мертв.

– Какой ужас! – простонал Худолей. – И тебе удалось это установить, Паша?!

– Эксперт сказал.

– Как же на самом деле убили Объячева?